Андрей Зайцев - Драккары Одина Страница 65

—  Князь, Хафтур, князь, — разжал губы Рагнар, словно само имя Людовита теперь вызывало у него отвращение. — Но я приму вызов, чего бы мне это не стоило!

Остальные викинги, окружившие могилы своих товарищей, почти не прислушивались к тому, что говорил Рагнар. Их души сжигала жажда мести. Но кому мстить? Нечто, обитавшее в Башне, для них не имело формы, плоти, было неопознано и неузнаваемо.

Хотя не все думали так. Не очень-то склонный к суевериям Дитфен, готовый поклоняться любому богу, лишь бы этот бог помогал ему. Этот несостоявшийся христианин и неумелый в обрядах язычник, и Хафтур, многоопытный боец, видавший поклонников разных богов, но во всем привыкший полагаться на собственное мнение, — только эти двое обратили внимание остальных на то, что меч Виглифа был в крови, а Кетиль успел ударить кого-то ножом. Кого? Дитфен по-прежнему считал, что в башне есть подземный ход. Хафтур же, осмотрев раны погибших, ужаснулся от мысли, пришедшей ему в голову. Эти двое... убили сами себя! Неужели это так?

О своей догадке, однако, он никому не стал говорить вслух. Все это было так странно...

Вечер приблизился незаметно. Как и накануне, викинги бросили жребий. Первым судьба выбрала Олафа. Он усмех­нулся, подумав о том, что встретится с призраком в длинном одеянии христианского монаха. Все станет ясно как божий день. Викинги молчали, им оставалось выбрать второго.

— Я иду с ним, Рагнар, — неожиданно заявил Хафтур. — И ты это знаешь.

— Да, я это знаю, Хафтур, — кивнул Рагнар, испытывая об­легчение, смысл которого был понятен только ему одному.

— Зачем, Хафтур? — Олаф поднял на него глаза, сознавая, что ничего изменить уже нельзя.

—    Олаф, мальчик мой, так угодно судьбе.

—    Но ты даже не испытал ее?

—    Испытание в моем выборе...

Остальные викинги, слушая их разговор, втайне были рады тому, что Хафтур так привязан к Олафу. Это отодвигало смерть от каждого из них еще на одну ночь. Одно дело — вступить в бой с вооруженным соперником в открытом противостоянии, и совсем другое — мучиться в неизвестности, не понимая, откуда и в каком обличье придет смерть. Колбейн привел с собой четверых: Бьерна с острова Ведер, Свена Маленького из Западного Фолда, Ингульфа из Гатса и Аскольда из Бирки.

Когда солнце коснулось верхушек деревьев, у башни снова появился князь Людовит со своими дружинниками. Он был одет в зеленый камзол наподобие тех, что носят германские и франкские дворяне, а на шее у него висела золотая цепь с бриллиантом в оправе. Всем своим видом он излучал спокой­ствие и уверенность.

Рагнар собрал все свое мужество, чтобы выглядеть равно­душным и отрешенным от забот. Он был вождем норманнов — все остальное не имело значения.

—    Я хочу видеть тех, кто...

Рагнар молча указал на Хафтура и Олафа.

—  Это вам, — сказал князь, протягивая Хафтуру фляжку. — Прекрасный крепкий эль. Он взбодрит вас. — И, чтобы отбро­сить сомнения, князь сам сделал из фляжки несколько глот­ков.

Хафтур кивком поблагодарил его, взяв фляжку. Пока все это происходило, Дитфен наблюдал за ними из-за спин нор­маннов, пытаясь разгадать тайный замысел Людовита. Пока же он не находил в поведении князя ничего подозрительного. «Кровь на оружии викингов, — думалось ему. — Только ума­лишенный будет утверждать, что князь здесь ни при чем». Мнение же норманнов, которые видели в событиях прошлой ночи что-то колдовское, представлялось ему мнением людей, погрязших в поклонении языческим идолам. Ибо в его пони­мании, никто никогда не видел ни Одина, ни Тора, ни Фрейю, ни остальных богов этого северного народа, а поклонялись они лишь каменным и деревянным идолам, наподобие тех, что есть в земле венедов.

Сакс не видел большой разницы между Свентовитом и каким-нибудь Ньердом, разве что облик у них был разный. Но у каждого племени свои представления о духах. У тех же ирландцев боги то чужеземцы, когда-то покорившие Ирландию, то какие-то фирболги, полубоги-полулюди, способные умереть, но также способные жить очень долго.

А что касалось тех, с кем его сейчас связала судьба, то... Они удивляли его, эти норманны, беспощадные, жестокие в боях, смелые воины, готовые биться до последнего вздоха, — они вдруг становились нерешительными и сомневающимися, лишь только дело касалось чего-то сверхъестественного. Ко­нечно, они старались не подавать вида, но легче от этого не становилось никому из них. Рагнар — слепец, очарованный наваждением женского тела, он погубит всех и себя самого, а Ягмира, эта надменная красавица, лишь посмеется над ним. Дитфен подошел к Хафтуру и тихо сказал, убедившись, что их никто не слышит:

— Лучше всего вам остаться в маленькой комнате, чтобы вас не застали врасплох.

— Благодарю за совет, сакс, — улыбнулся Хафтур. — Мо­жет, я больше не увижу тебя, но ты не теряешь разума. В этой башне не водятся призраки.

Дитфен кивнул и отошел.

Едва только Хафтура и Олафа закрыли в башне и норманны уселись вокруг костра, один из новоприбывших, Аскольд из Бирки вдруг заявил своим товарищам:

— Клянусь моим щитом, что дал мне отец, я видел этого кня­зя в Готланде. Он был там, но одетый как простой купец!

—  Купец? — вскрикнул Дитфен и чуть не прикусил себе язык. — Купец, купец...

Все смотрели на него, как на помешанного.

— Аскольд говорит правду, — начал объясняться сакс. — Когда я увидел князя, то подумал, что уже встречал его, но где? Теперь вспомнил: он был среди разбойников Готшалка...

— Готшалка? — оживились викинги, которым было из­вестно это имя. — Правду говоришь, сакс?

—   Клянусь Зернебоком! [32] — Дитфен и сам все еще не мог осмыслить эту новость, неприятно удивившую его.

—   Как мог князь оказаться среди людей Готшалка? — не­доумевал Рогнвальд, разрывая руками большой кусок жареной свинины, что дал им на ужин князь.

—   Я сам этого не могу понять, — отвечал Дитфен, не об­ращая внимания на то, что все мясо расхватали новые друзья, не оставив ему и кусочка.

—   Возьми, Дитфен, — Рагнар отрезал ножом мясо от своей доли. — Так ты видел князя?

—   Он стоял чуть дальше, чем стоит от меня Аскольд. — Дитфен быстро жевал, похожий на изголодавшегося пса. — И вот что я еще скажу, — он помедлил, сознавая, что ему могут не поверить. — Может, он сам и есть Готшалк?..

Взяв зажженный факел из рук Гуннара, Олаф уловил во взгляде викинга что-то, похожее на сожаление.

Он смотрел на юношу так, как смотрят на тех, кого отме­тила смерть. И ее дыхание Олаф ощутил сразу же, как только за ними закрылась дверь. Эта башня — как могильный склеп. Живыми они отсюда уже не выйдут, и завтра на рассвете товарищи по оружию вынесут наружу их мертвые тела. Где же будет его душа? Олаф верил в Асгард и... не верил. Но за­гадочная богиня Нертус, чей амулет он носил с собой, один раз уже спасла ему жизнь. Разве нет? Мучимый сомнениями, Олаф припомнил слова старого скальда, которого слушал прошлой зимой:

Тени древних пророчеств встают из пропасти,Что разверзлась за нами...Она наступает, как море в прилив, идет Неумолимо и Ничто не остановит ее...Источних Мимира — тайная власть мирозданья.Даже богам не под силу судьбы свои изменить.

Олаф поднимался по ступенькам вслед за Хафтуром, и холодное безмолвие ужаса как будто наблюдало за ними из каждой стены.

—  Куда мы идем, Хафтур?

—  Наверх. Я хочу кое-что тебе рассказать.

Они поднялись на самый верх башни, и там, на площадке, Хафтур отпил из фляжки, повернувшись к Олафу.

—  Возьми, выпей. Это хороший эль, хоть вкус у него от­личается от тех, что делают у нас.

За спиной Хафтура клочок звездного неба. Разрушенная стена здесь — единственное место, откуда можно было беспре­пятственно проникнуть в башню, минуя дверь. Но для этого нужно иметь крылья.

—  О чем ты хотел мне рассказать? — Олаф достал меч, оглянувшись назад. Ширина проема винтовой лестницы была такова, что одновременно в один ряд могли идти только два человека. И то прижимаясь плечом к плечу.

Если занять оборону здесь, вдвоем с Хафтуром они смогут отразить нападение даже десятка хорошо вооруженных бойцов. Но силы их, конечно, не беспредельны. По крайней мере жизни свои они отдадут недешево.

Все это было странно. Очень странно. Рагнар похож на безумца, если позволяет гибнуть так нелепо своим людям. Но изменить клятве верности своему ярлу — это еще хуже смерти. И Олаф знал, что никто не сможет заставить его от­казаться от своей клятвы. Никто и никогда!

—  Ты помнишь, Олаф, то время, когда был маленьким? — начал между тем Хафтур.

—  Кое-что помню. — Юноша отпил из фляжки. Эль на вкус казался горьковатым, терпким, от такого сразу закружит­ся голова. Олаф по молодости еще не был привычен к питью хмельных напитков. Он передал фляжку Хафтуру.