Детлеф Йена - Русские царицы (1547-1918) Страница 65

Императрица проявляла интерес ко всем этим внутренним и внешним проблемам. Однако пережитые в детстве военные годы, восстание декабристов, многочисленные роды и сложное душевное состояние императора оказали отрицательное воздействие на здоровье императрицы. Ее способность к действию вновь и вновь прерывалась необходимым по рекомендациями врачей пребыванием на курорте. Ее общее состояние здоровья очень заметно ухудшилось где-то с середины 30-х годов. В 1837 году она полгода провела в Крыму. В 1840 году она вынуждена была посетить курорт Бад Эмс. Путешествия по Италии были так приятны, а Италия в середине XIX века была подлинной Меккой для людей со всей Европы, интересующихся культурой и историей, что Александра Федоровна в 1845-1846 годах в Италии и прежде всего на Сицилии пыталась восстановить свое здоровье. Однако же усилия приносили не радикальное улучшение, а лишь временное облегчение. По этим причинам императрица не принимала активного участия в решающих помыслах и действиях своего супруга.

Возможно, это были усилия императора по стабилизации внутреннего положения империи, которые порой едва ли встречали понимание и симпатию в народе. В его деспотическом поведении после войны было что-то успокаивающее, что нравилось русским. Император обладал харизматическим даром, который давал русским ощущение стойкости и величия нации. Он усердно занимался мелкими тяготами жизни. Кроме того, он был красив и вел добропорядочную и образцовую семейную жизнь, причем здесь он мог быть уверен в полной поддержке и помощи Александры Федоровны. Прусская принцесса объединила позитивные традиции Марии Федоровны в сфере образования и благотворительности с интересами императрицы Елизаветы в области искусства и литературы и добавила сюда получившие распространение уже при Павле I идеи прусского почитания семьи. Все эти положительные явления были поставлены на службу правящей династии и преследовали многочисленные цели, причем политический смысл в любом случае был очевиден.

В одном пункте Николай и Александра отошли от традиций русских правителей: никто не мог упрекнуть их в какой-либо супружеской неверности или разных постыдных любовных отношениях. Правда, шептались, если император проявлял пристрастие к посещению пансионов для девочек или балетные школы. Но он делал это по согласованию или даже по поручению супруги. Что вообще предосудительного, если проникшийся своей исторической миссией монарх окружает себя красивыми женщинами? Кроме того, Николай слишком любил обвенчанную с ним императрицу, скрупулезно следил за скромностью в личной жизни и, сверх того, не имел времени заниматься разорительными историями. Он охотнее заботился о чистых воротничках своих служащих или о насущно необходимом образовании своего поместного дворянства. Разумеется, Николай тревожился и о Европе.

Россия и Европа – в те десятилетия эта тема широко обсуждалась. Александр I во время Наполеоновских войн установил между Западной и Восточной Европой обширные, как никогда до сих пор в истории, связи. Дом Романовых под давлением Наполеона успешно осуществлял династическое наступление невиданного ранее масштаба. Это продолжили Николай и Александра. Возможно, для императора абстрактное видение «Священного союза» было не столь важно. Но он вошел в урезанную Меттернихом конструкцию. Николая упрекали в отсутствии концепции во внешней политике. Это, наверное, не было ошибочно. Николай продвигался обходными путями для осуществления своих основных принципов: «Верховенство над Босфором должно принадлежать мне…» Чтобы добиться дружественных отношений с Англией, император в 1844 году отправился на Британские острова. Визит был неудачным. Несмотря на то что Николай хотел отдать англичанам Дарданеллы, его план по разделу Турции отклонили как нереалистичный.

Россия находилась в изоляции. Даже с Пруссией, родиной императрицы Александры, росла дистанция. Чем опаснее усиливались в германских государствах либеральные и демократические течения и чем активнее призывали к новому общественному прорыву, тем более назидательно действовал Николай. Он ругал правительства и менторски добавлял: «При мне такая опасность никогда не наступит». Императрица Александра была слишком занята, слишком больна и недостаточно сильна характером для того, чтобы призвать супруга к здравому смыслу. Под консервативным нажимом из Санкт-Петербурга со временем расшатались отношения с «материнским домом» даже живших в государствах Германского союза великих княгинь и близких родственников. Посещения и семейные встречи происходили все реже. В Веймаре сестра Мария Павловна, при всем уважении традиций династической солидарности, много раз отклоняла предписания и правила петербуржцев. Пруссия на пути к национальному доминированию и без того не позволяла себе указывать, как действовать, и сама была достаточно консервативной.

Когда в 1848 году во Франции разразилась революция, русский императорский дом пришел в ужас. Монарх предпринял многочисленные репрессивные меры против собственных интеллектуалов. Проблема революции представлялась в Петербурге чисто властно-политической. Находившийся в Европе в изоляции император стремился продемонстрировать прочность русского самодержавия. Никто другой не обрисовал с такой точностью точку зрения императора, как тогдашний цензор русского Министерства иностранных дел Тютчев: «Уже давно в Европе есть только два настоящих силовых центра – Россия и революция… Между ними невозможны никакие переговоры, никакие договоры, существование одной одновременно означает смертный приговор для другой». Вторжение России в 1849 году в Венгрию и союз Австрии, Пруссии и России для освобождения Польши, казалось, еще раз возвратили дух «Священного союза», но в действительности нанесли ему окончательный смертельный удар, потому что еще более углубили могилу западноевропейских конституционных государств. Даже в Пруссии король в 1848 году вынужден был снимать шляпу перед павшими на баррикадах в дни Мартовской революции, а в герцогстве Саксен-Веймар-Айзенахском великая княгиня Мария Павловна прятала от собственной полиции разыскивавшегося композитора Рихарда Вагнера.

В России, напротив, началось «мрачное семилетие» – семь лет, до смерти Николая I, в которые было задушено общественное мнение. Это годы чрезвычайно отчетливо продемонстрировали общественно-политическую дистанцию между склонными к парламентаризму западноевропейскими нациями и самодержавными государствами Восточной Европы. Они подчеркнули намечающуюся слабость самодержавной системы как целого.

Но самую низшую точку правления Николая I характеризует Крымская война. В войне речь шла о господстве над проливами и старой русской мечте – убрать Турцию с политической карты. У западных держав антитурецкие планы Николая нашли немного сочувствия. В 1853 году Россия заняла княжества Молдавию и Валахию, Турция выразила протест, и Россия объявила Блистательной Порте войну. После первых боев в ноябре 1853 года на помощь султану поспешили Англия и Франция. Отчаяние Николая было глубоким. Ни одно европейское государство не поддержало священный «русский крестовый поход» против «неверных». Поражение следовало за поражением. Русский император не видел выхода. Он сам привел страну к безысходности.

Прекрасная незаметная императрица

В конце 1854 года Николай в состоянии растерянности отправился в Гатчину. Он приехал совсем один в уединенный замок – место его собственной изоляции. Еще однажды он побывал в Петербурге, а 18 февраля 1855 года умер. Никаких страданий, никакой болезни, никаких исполненных предчувствия видений, никакого спора за наследование престола. Сын Александр Николаевич вступил на престол как Александр II. Хотя Александра Федоровна уже много лет была больна и слаба и никогда не была той сильной, оформившейся и неудобной личностью, какую представляла собой ее свекровь Мария Федоровна, она была искренне привязана к своему супругу. Внезапная и одинокая смерть Николая I еще более пошатнула ее здоровье. Необходимы были новые поездки на мягкий юг на отдых. Зиму 1857 года императорская вдова провела в Ницце и Риме. Двумя годами позже она отправилась на курорты в Бад Эмс и Швейцарию.

Все было бесполезно. 19 октября 1860 года Александра Федоровна спокойно уснула в Царском Селе. С ней умерла терпеливая, без политических амбиций, мать. Жизнь Александры Федоровны подтвердила наметившуюся тенденцию: после великих женщин-правительниц XVIII века Мария Федоровна доказала государственно-политическую компетентность и открыла для династии ворота в немецкие и западноевропейские дворы шире, чем это когда-либо удавалось Екатерине II. Ее дочери Мария и Екатерина активно развивали эту политику. Вдовствующая императрица Мария Федоровна добилась того, чего не был в состоянии добиться Павел I. В династическом отношении она действовала политически грамотно. Елизавета и Александра оставили как есть факт существующих династических отношений. Они возвратились к сфере семьи, отведенных им задач в образовании и благотворительности, к искусству, культуре и литературе, а также к необходимым представительским обязанностям. Они исполняли свои обязанности незаметно, дисциплинированно, самоотверженно и одновременно ангажированно. Ни Елизавета, ни Александра не были личностями ранга Екатерины II или Марии Федоровны. Александра никогда не противоречила мужу и считала правильным то, что он делал. Создавалось по меньшей мере впечатление, что ее личность полностью растворилась в супруге.