Галина Петреченко - Князь Олег Страница 65

— Я отпускаю тебя, Стемир, на службу к грекам в Византию, но…

— Никаких «но», князь! Я сам себе хозяин, и помни об этом даже в объятиях мадьярки! — зло прервал Стемир Олафа и повторил византийцу свой вопрос о плате за службу.

— Мы будем платить золотом, сто литр[34] за год, — в напряженной тишине ответил Агриппа.

Стемир, довольный, кивнул головой.

— Стемир, не глумись! — резко приказал вдруг Руальд и вытащил меч. — Подумай о том, что привело нас всех сюда! И забудь все мелочные обиды!

Стемир глянул на седовласого меченосца:

— Не поминайте лихом!

— Уходи, если хочешь, Стемир! — ответил ему Олаф, сделав над собой усилие, чтобы не кинуться к другу детства.

— Нам нужно много людей, князь Олег! — отвлекая Олафа от грустных дум, напомнил о себе Агриппа. Его полное лицо выражало сочувствие князю русичей, ибо за свои пятьдесят с лишним лег он повидал разные страны и многих людей.

— И сколько же, Агриппа, вам надо людей для службы? — переспросил Олаф.

— Скажем так: тысячу на корабли и тысячу всадников, — с готовностью ответил византиец. — А чтобы вы верили моему слову, я готов двух своих дочерей, которых привез с собою сюда, выдать замуж за твоих полководцев, князь Олег!

«Лучеперые» переглянулись.

— Но мы видели с тобой только людей, одетых в мужские платья, — растерянно проговорил Олаф.

— Ох, князь Олег, как легко тебя обмануть! — смеясь, воскликнул Агриппа, видя, что лед растаял и русичи готовы не только подумать над его предложением, но и в скором времени принять его.

— А теперь потрапезничаем, дорогие хозяева Киева! — весело объявил византийский сановник и, шепнув на ухо Исидору несколько слов, вышел из-за стола, чтоб не мешать слугам накрыть его по всем правилам византийского двора.

Помнит князь Олег (не сразу привык он к новому имени, а вслед за ним и дружина), как семьсот словен: полян, древлян, дреговичей, уличей, тиверцев и даже хорватов — отправлял он на службу к грекам и как заплакал он, глянув в лицо лучшему другу своему, который возглавлял дружину русичей.

Стемир увидел слезы на лице Олега и покачнулся.

«Наши души связаны рарожским детством, Олаф, а это — святое!» — задыхалось от горя сердце Стемира.

«Кто в детстве ел из одной чашки, тот никогда не забудет своего друга, Стемир! Прости, если я перешел тебе дорогу, друг! Прости, если сможешь!..» — кричало от боли сердце Олафа.

Мимо них проходили воины, снаряженные для длительного боевого похода, они задевали и толкали друзей, но те стояли молча, пристально глядя друг на друга, и наконец обнялись.

— Береги моего отца! Он даже провожать меня не пришел… — быстро проговорил Стемир, услышав зов рожка, играющего отплытие.

Он вскочил на перекидной мост и быстро очутился в ладье.

— Перун и Влес вам в помощь! — крикнул Олаф вслед Стемиру и увидел, как тот, вытирая слезы, жадно смотрел на пышно-зеленый берег Днепра, будто хотел на всю жизнь оставить в памяти прекрасный вид Киева.

Через год набрали Олеговы вестники еще тысячу воинов для стратиотской конницы греков и летом проводили их в Царьград. Предводителем их стал меченосец Руальд…

Ну что, князь Олег? Без византийских мудрецов уже и жить не можешь? Что-то ты частенько стал захаживать к Агриппе на огонек, льстивые речи его слушаешь о христианстве, о роли Церкви в жизни государства и о древах жизни самого государства. Что это за слово такое? Го-су-дар-ство? От слова «государь»? Тебе мало княжьей власти? Набираешься ума у греков, хочешь новых суровых законов. На скользкий путь встаешь, князь Олег! Со жрецами лучше бы совет держал, все вместе, глядишь, и придумали что-нибудь понадежнее, чем византийско-греческое древо государственности!..

Олег задумался. Экийя родила ему к этому времени дочь, а он не желал видеть красивую черноглазую девочку, лишенную каких бы то ни было надежд на правление в руських землях! «А что это ты, князь, так печешься о своих детках? Ведь есть кому принять у тебя власть по нашему древнему закону! Ингварь, сын Рюрика, живет в одном доме с твоей первой женой, со своей родной сестрой, да еще и помогает нянчить твою старшую дочь! А ты голову ломаешь, как их наследством одарить, да чтобы никто в обиде не остался!.. Подумай лучше о дружине, князь Олег! Не то срама на свою головушку наживешь и света белого невзвидишь! Да-да! Пореже слушай византийцев-то, иначе совсем разум потеряешь! Их заботы не взваливай себе на плечи! А то сами на дно идут и тебя туда же увлекают! Посмотри вокруг, все ли добром и ладом идет?..»

Князь Олег усмехнулся своим невеселым думам и направился к Бастарну.

Верховный жрец Киева давно мучился сомнениями, видя, как прочно и по-хозяйски обосновались византийцы в бывшем Аскольдовом доме и, судя по всему, совсем не собираются восвояси. Неужели им мало того. что сделал для них Олег? И ратников отправил, и стратиотов подкрепил, одних ладей сколько лишних пришлось стругать, целое лето русичи вместе с плесковскими кривичами гнули на жаре спины для этих винолюбивых греков! И им все мало! Чего им еще надо от князя?

Жилище верховного жреца Киева напоминало скорее пещеру первых христиан, нежели какое-либо строение. Большие каменные глыбы смыкались вершинами, а наверху, в центре, было ровное круглое отверстие, которое служило источником света и средством общения с небом. На вопрос князя, почему верховный жрец упорно не желает иметь деревянное жилье, Бастарн неизменно отвечал: «В деревянном жилье хорошо дышится, но плохо думается! Здесь питаюсь я силами неба и благодатной земли, — терпеливо разъяснял жрец, чуя, что князь сомневается в истинности его ответа. — Ежели хочешь испытать все это на себе, то, когда иссякнет твоя мощь и ты почувствуешь недомогание, приди ко мне на день-два, и ты восстановишь свои силы».

Олег промолчал тогда.

Когда же настало время навестить Бастарна, то, подойдя к его жилищу, князь увидел, что верховный жрец что-то делает возле огромных каменных глыб, стоящих в три круга на большой поляне перед его жильем.

— Бастарн, это что, твое прорекалище[35]?! — удивленно окликнул его князь и внимательно оглядел ритуальную одежду верховного жреца с изображением огромного солнца.

— Это три круга небесного бытия, князь Олег. И хочу тебе сказать, что ты, видно, не потерял чутье на мой зов, князь! — проговорил Бастарн и, впустив Олега в свое каменное жилище, проводил его к широкой скамье, покрытой шерстяным ковром, изготовленным волохами, среди которых жрец так долго жил когда-то.

— А здесь и впрямь голова светлеет, но душа у меня болит, Бастарн, — откровенно признался Олег и виновато посмотрел в глаза верховному жрецу.

Бастарн понимающе кивнул.

— Должен подсобить тебе, князь, чую, только вот не ведаю, возьмешь ли в душу мой совет, — раздумчиво проговорил он. — Раскрою все свои скрыни[36] и сокристии[37], ибо вижу, что две главные заботушки остались у наших гостей: заставить и тебя, как Аскольда, принять христианство и изменить облик правления словенскими и русичскими подданными твоими.

— Вот сижу на твоем коннике[38] как на углях и думаю, как быть — выгнать византийцев вон и сказать им: «Хватит учить меня уму-разуму, коим сами не дюже богаты» — или все-таки кое-что перенять у них, ведь их законы идут не только от Рима, Афин, святого Иерусалима с Вавилоном, — горько проговорил Олег.

— А вспомни, как раньше жили русичи, — спокойно сказал Бастарн.

— Сколько себя помню, мы всегда жили общинами, родовыми да соседскими, а крепили войско и растили охотников, скотоводов, рыболовов, земледельцев. Признаюсь, до сих пор со слезами на глазах вспоминаю наши рарожские праздники урожая, когда выпекали пирог размерами с нашего верховного жреца, общую печь, вокруг которой колдовали женщины целыми днями, чтоб накормить нас на вечерних пиршествах… А Какие медовухи творили наши жрецы!..

— Остановись, князь! Все это надо творить и здесь! И не ломать дух общин ни при каких обстоятельствах! Людская община живет в соседстве с лесом и реками, рыбой и живностью, небом и солнцем — всем, что соприкасается с ней. Даже земля под ногами не охает, если по ней шагают дружные ноги общинников, — горячо проговорил Бастарн и убежденно посоветовал: — Ты византийцев слушай, но спроси их, почему их армия-то ослабла? Да потому, что разрушили общие корни! В одиночку каменистые земли не обработать! И никакие хитрые законы в вице их знаменитой эпиболы[39] не спасли государственную казну, а только еще больше разорили; тех крестьян, чьи земли оказались по соседству с брошенными угодьями. Кнут — он и есть кнут! И чем он длиннее, тем слабее государство и тем беднее в нем люди. Ежели ты пойдешь византийским путем, то прежде всего должен будешь иметь хотя бы те же торговые центры и дороги, за счет которых Византия богатела около пятисот лет. А их нет ни у тебя, ни у Византии. Огромные плодородные земли и труд общинников сейчас кормят тебя и всю твою многочисленную рать. И ты об этом не должен забывать ни на минуту! И все твои городища, острожки, крепостные поселения тоже сохраняют общинный уклад, иначе их давно бы пожгли! Не считаться с этим великий грех. Помни, князь Олег, община — это завет неба для всех правителей! А за нее в ответе перед богами вы, правители народов! — назидательно добавил Бастарн и глубоко вздохнул.