Вельяминовы. За горизонт. Книга 3 - Нелли Шульман Страница 65

– Я объясню сотрудникам, что идет рутинная проверка персонала станции в Западном Берлине… – Марта смотрела на здание Парламента, – мы часто устраиваем такие мероприятия. Я не пока не могу ни в чем обвинять Густи, наша юриспруденция построена на презумпции невиновности… – Марта подумала об открытках от старшего сына, о письмах, отправленных Густи брату и семье:

– Если русские получили хотя бы один такой конверт, то не стоит мне отказываться от полицейского сопровождения, – она невесело улыбнулась, – но, может быть, я делаю из мухи слона. Густи любит бродить по антикварным лавкам на София-Шарлотта-плац. Но я не могу ее не проверить, это моя обязанность… – Марте предстояло поговорить с племянницей о будущей миссии в СССР. Прогноз погоды закончился, диктор вернулся в эфир:

– В это субботнее утро, – заметил он, – с вами программа классической музыки. Гендель, соната для двух скрипок и фортепьяно, G minor, Op.2. Играют Владимир Горовиц, Иегуди Менухин и Генрик Авербах. Исполнение посвящается памяти Самуила Авербаха… – пела скрипка Тупицы, Марта устало закрыла глаза:

– Он думает, что Самуила убили арабы. Лубянка может выйти на Генрика, хотя его нечем шантажировать. Но ему не стоит знать о предательстве отца… – Марта завела машину. Британские флаги над крышей Парламента бились под сильным ветром:

– Здесь так не говорят, – пришло ей в голову, – но это верно. Наша свобода в нашем законе, а он один для всех… – свернув на набережную, лимузин Марты скрылся из вида.

Натужно завыл электрический миксер. Маргарита крикнула:

– Печенье русское, овсяное. Лада научила меня его делать…

Ева, тоже в фартуке, прислонившись к плите, листала маленький альбом. Двойняшки держали за руки пухленькую девочку в полосатом платьице. Мишель белозубо улыбалась, рядом скакал Гамен. Выключив миксер, Маргарита сунула палец в миску с тестом:

– Сахара достаточно, оно и не должно быть очень сладким. Видишь, – она кивнула на фото, – у нас тоже теплая весна, все цветет… – яблони в саду Гольдберга окутала белая дымка. Маргарита сошла с парома в Харидже в компании сумки с домашними джемами:

– Лада не могла отпустить нас без подарков семье, – улыбнулась она в разговоре с Мартой, – а малышка бойко ходит и лепечет, хотя ей всего год… – Марта рассматривала семейную фотографию. Лада держала на руках дочь, двойняшки устроились у нее под боком, Гамен лежал на коленях Тиквы. Гольдберг, наклонившись, обнимал жену за плечи:

– Мишель на отца похожа, – заметила Марта, – тоже темненькая… – девочка действительно напоминала отца:

– О ней он не знает, и никогда не узнает, – сказала себе Марта, – для всех Лада скончалась в перестрелке на Чек-Пойнт-Чарли. Ее похоронили в Западном Берлине, поставили надгробие… – памятник был таким же фальшивым, как фортепьянные клавиши черного гранита на кладбище в Банбери. Марта напомнила себе, что в Мон-Сен-Мартене каждый человек на виду:

– Лада давно поменяла фамилию, у нее бельгийский паспорт, она дальше Остенде не ездит… – по словам Гольдберга, жена отказывалась посещать Брюссель и Париж:

– Но это правильно, – подумала Марта, – в больших городах Ладу могут узнать по афишам. Не так много времени прошло… – в Мон-Сен-Мартен фильмы привозили после разрешения льежского епископа на просмотр ленты:

– Кино о Горском в городке ждать не стоит, как и любого советского кино, – хмыкнула Марта, – но так спокойней… – в альбоме был и снимок Маргариты в докторском халате, у двери кабинета:

– Доктор Кардозо… – прочла Марта табличку, – она не знает правды о своем отце. Но ее братья или Авраам не проговорятся, а девочке будет сложно с таким жить… – о причинах разрыва с Джо Маргарита не упоминала:

– Она скрытная, как и Виллем, – подумала Марта, – по линии де ла Марков они все такие… – яркие, голубые глаза девушки напомнили ей о Волке:

– Даже странно, – Марта видела довоенные фото из Мон-Сен-Мартена, – Волк одно лицо с покойным бароном. Монах то же самое говорил. Только дедушка Маргариты был ниже ростом. Но в семьях такое случается. Мэтью, то есть Паук, как две капли воды смахивал на вице-президента Вулфа… – она решила не спрашивать у Маргариты о расторгнутой помолвке:

– Это дело личное. Они взрослые люди, незачем лезть в их жизнь… – Маргарита не услышала вопросов о Джо и в Мон-Сен-Мартене:

– Все вокруг очень деликатны… – опять завыл миксер, – но я и сама не хочу о нем вспоминать…

Не вспоминать не получалось. Маргарита просыпалась ночами, видя его лицо:

– В соборе, в Элизабетвилле, он хотел мне что-то сказать, – думала девушка, – он пришел на исповедь, а я прошла мимо. Я не собиралась с ним разговаривать, но это гордыня, так поступать грех. Он страдал, я видела тоску в его глазах… – кюре в Мон-Сен-Мартене похвалил ее за, как выразился священник, целомудренный образ жизни:

– Вы правильно делаете, что не размениваетесь на пустяки, как другая молодежь… – Маргарита услышала тяжелый вздох из-за бархатной занавеси кабинки для исповеди, – не расстраивайтесь, вы встретите хорошего юношу, полюбите его… – Маргарита не хотела думать ни о каких юношах:

– Впрочем, Ева такая же… – кузина ловко жарила французские тосты, – она, кажется, вообще ничем этим не интересуется, несмотря на внешность…

Сколов на затылке тяжелые волосы, Ева прикрыла их простой косынкой. Коротковатый ей халат Адели открывал бесконечные, стройные ноги в домашних тапочках. Дверь на кухню приоткрылась. Томас, мяукнув, потерся о белую щиколотку:

– Поклонник мой пришел… – Ева потрепала кота за ушами, – а второй поклонник еще спит… – Маргарита ложкой отсаживала тесто на противень:

– Пауль должен был к тебе привыкнуть, ты вторую неделю в Лондоне… – Ева насыпала корма в миску Томаса:

– У людей с его… – она поискала слово, – проблемами нет чувства времени. Адель и Сабина рассказывали, что он говорит о довоенной Праге, словно все случилось вчера… – за окном кухни плавал рассветный туман. Аарон и Тиква ночевали в маленькой спаленке при садовой мастерской:

– Тетя Клара и дядя Джованни на них не надышатся, – усмехнулась Маргарита, – они ждут внуков. С Лаурой в обители, с карьерами девочек, вряд ли у них появится другая возможность повозиться с малышами… – хупу ставили на Хануку:

– Дядя Эмиль приедет с двойняшками. Тикве исполнится всего семнадцать лет, но они не хотят ждать… – Маргарита внезапно почувствовала тоску:

– Я могла бы сейчас готовиться к венчанию, вместе с Клэр… – Клэр лежала на кладбище в Элизабетвилле. Маргарита изредка получала короткие весточки от кузена. Виллем писал небрежно, делая знакомые ей ошибки. На конвертах стоял штамп Элизабетвилля, но Маргарита сомневалась, что кузен в городе:

– Он может искать алмазы или золото, но зачем ему это… – девушка пожала плечами, – компания процветает, угля в Мон-Сен-Мартене хватит и его внукам… – Маргарита поняла, что не думает о собственных детях:

– Может быть, я останусь незамужней, как женщины, университетские преподаватели. Какой муж согласится поехать за женой в тропическую Африку? Только Джо меня понимал… – разозлившись на себя, она с грохотом задвинула противень в духовку:

– Хватит о нем думать, думай о деле… – после завтрака Маргарита с Евой ехали на семинар в Школу Тропической Медицины. Маргарита делала доклад о сонной болезни:

– Ладно, – сказала себе девушка, – с Виллемом все будет в порядке. Он хочет сам всего добиться, а не просто унаследовать компанию… – зашумела мельница для кофе. С порога раздался недоуменный голос:

– Еще нет семи, зачем вы так рано поднялись… – Лаура, моргая заспанными глазами, куталась в кашемировый халат. Маргарита вручила ей стеганую прихватку:

– В случае, если ты все проспала, за стол сядет десяток человек. Давай, – она кивнула на плиту, – следи за печеньем. Слава Богу, больше никто не постится и Песах закончился…

Ева захрустела куском мацы:

– Кроме меня… – она щедро помазала мацу арахисовым маслом, – но я обойдусь кашей и тостами с маргарином… – Лаура возмутилась:

– Я спустилась, чтобы попить воды. И почему Адель и Сабина не могут… – Маргарита сунула миску из-под теста в раковину:

– Адель отсыпается после концерта, а Сабина две недели не видела мужа… – она почувствовала румянец на щеках, – трудись, будущая послушница. В обители жить, это не сидеть под материнским крылом, там тебе