Роберт Паль - Бессмертники — цветы вечности Страница 66

Леонтьев обложился циркулярами и фотографиями разыскиваемых. Среди последних встретились старые знакомцы Якутов, Серебровский, Воронин, Накоряков, за которыми полиция охотится уже давно. А вот фамилии Литвинцева в циркулярах не было. Так и должно быть, после некоторого раздумья решил Леонтьев. Каким же дураком надо быть, чтобы, бежав из-под стражи, скрываться под собственной фамилией! А среди революционеров таких дураков нет, значит фамилия Литвинцев может быть уже другой, полученной вместе с чужим паспортом где-нибудь в Самаре, Саратове или Уфе…

Перебирая фотографические карточки за прошлый год, ротмистр задержал взгляд на одной, запечатлевшей молодого симпатичного матроса в аккуратной форменке и слегка сдвинутой на висок бескозырке. Странное дело, но в памяти Леонтьева сразу же возникли матросская тельняшка и синий якорек на руке Литвинцева. Похож? Сейчас он не мог этого сказать. Нужно было немедленно послать в тюрьму фотографа и, получив снимок, сличить ее с этим. Можно будет даже произвести экспертизу.

Отдав распоряжение о посылке фотографа, он вернулся к своему прерванному занятию и отыскал в циркуляре некоторые сведения о хозяине этой карточки:

«Иван Дмитриев Петров, беглый матрос Каспийского флотского экипажа, возможный член военной организации с.-д. партии, связанный с боевыми дружинами на Кавказе…»

Опять эти боевики! Мало ему своих, уфимских! Этак, глядишь, опять завяжется дело, которое потом не будешь знать, как и развязать. Нет, нет, это ему лишь показалось.

Мало ли кто носит матросские тельняшки и накалывает себе якоря! Тем более, что Литвинцев сам не скрывает, что плавал матросом на волжских пароходах!..

Вспомнив о том, что запрос о Литвинцеве на место проживания его семьи до сих пор еще не отослан, он закончил необходимые формальности и отправился на беседу с филерами. Все они в один голос утверждали, что с приходом весны активность их поднадзорных значительно возросла. Теперь они не только ходят друг к другу в гости, но и встречаются на прогулках — в садах, на берегу реки, просто на улицах. По вечерам в районе мусульманского кладбища и водокачки опять стали собираться подозрительные толпы. Среди рабочих мастерских и депо зреет недовольство. В среде местных политиков много новых лиц. Кроме того, в Уфу вернулся Эразм Кадомцев…

Недавно начальник Самарского жандармского управления известил своего уфимского коллегу о том, что, по доставленным ему сведениям, в Уфе готовится повторение демской экспроприации. И вот после долгого отсутствия появляется Эразм Кадомцев. Случайно ли это? И не ждать ли следим за ним появления его исчезнувшего братца Ивана?

Леонтьев срочно поставил в известность полковника Ловягина. Тот вошел в сношения с полицмейстером и губернатором, и машина заработала. Специальные группы выехали на изучение местности в Юматово, Дему, Воронки, Шакшу и другие станции и разъезды. В район железной дороги стали стягиваться подразделения местного гарнизона и силы полицейской стражи.

Вскоре вся железная дорога от западных границ губернии до восточных была взята под охрану. За Эразмом Кадомцевым, проживавшим открыто у своих родителей, установили круглосуточное наблюдение. С тревогой ждали выхода печально известной «четверки» с большой суммой денег. И облегченно вздохнули, когда она прошла спокойно, безо всяких эксцессов до самого Златоуста.

Немало времени эти тревоги и хлопоты отняли и у ротмистра Леонтьева. Когда же он опять вернулся к своим повседневным делам, то первым делом поинтересовался ответом на запрос о личности Литвинцева. Ответа еще не было, зато заключение экспертизы давно лежало у него на столе. Как он и ожидал, несомненной тождественности Литвинцева и беглого матроса Ивана Петрова экспертиза не установила. Но сходство заметила тоже, особенно в верхней части лица: лоб, брови, глаза. Но мало ли на свете людей с похожими бровями или глазами?

Леонтьев с облегчением сунул бумажку в стол. Ну и слава богу. Вот получится ответ из Киселевки, выпущу на все четыре стороны. У меня и без того забот полон рот. Не до бродяг!..

Да, весна делала свое дело. Сошел снег, открылись реки, просохли дороги и окрестные леса. Теперь опять пойдут рабочие массовки за городом, а боевая дружина выведет в тайные лесные лагеря свои неуловимые отряды, чтобы подготовить для полиции новые неприятности.

Первое мая в Уфе прошло почти спокойно, но в лесах, по докладам филеров, то тут, то там встречались большие массы народа. То же самое делалось в других городах и рабочих поселках Урала. В Златоусте, по сообщениям оттуда, едва ли не каждую ночь происходили вооруженные нападения на полицейских и городовых. Сводя счеты с заводской администрацией, кто-то неизвестный подложил бомбу под нефтяные баки, в результате чего сгорели сто шестьдесят тысяч литров нефти и машинное отделение. В апреле выстрелами в окно был убит председатель местного отделения «Союза русского народа» Аникеев. Через день двое неизвестных ранили начальника депо станции Златоуст инженера Васильева… В городе идут аресты. Из-за ненадежности местной тюрьмы арестованных доставляют в Уфу…

В начале мая из Самары пришел ответ на запрос о личности «назвавшегося Петром Литвинцевым». К полной неожиданности Леонтьева ни в Киселевке, но во всей Графской волости никого из родственников Литвинцева не оказалось. Значит, все показания этого человека — бессовестная ложь?

Не успел он осмыслить этого неприятного факта, как из Златоуста пришло сообщение, заставившее на какое-то время забыть обо всем другом: в ночь на 11 мая из склада саткинского завода «Магнезит» неизвестные лица, действуя силой оружия, вывезли 13 ящиков динамита и других взрывчатых веществ, 1408 аршин бикфордова шнура и 1707 капсюлей.

Более шестнадцати пудов взрывчатки — в руках боевиков! Да этого хватит, чтобы растрясти всю Уфу!

И начальствующая Уфа затрепетала…

Глава двадцать пятая

В мастерской у Густомесова повеселело: весной из заграничной школы бомбистов вернулись посланцы уральской боевой организации Иван Мызгин и Петр Артамонов. Поработав несколько дней вместе, проводили в Златоуст Артамонова. Вместо него совет дружины направил Владимира Алексеева, Тимофея Шаширина и еще двух ребят — Ивана Павлова и Василия Мясникова.

Такое неожиданное увеличение штата бомбистов потребовало значительной перестройки всей работы мастерской. Тем более, что Алексеев лишь недавно вернулся в Уфу и разыскивался полицией, а Шаширин только что вышел из тюрьмы, и теперь за ним могли присматривать филеры.

Работать стали по ночам: приходили поздно вечером и уходили до рассвета. Бессменный страж мастерской Петр Подоксенов теперь безотлучно находился дома. Товарищи запретили ему выходить в город, сами приносили еду и воду и лишь изредка отпускали на час-другой отдышаться от ядовитых испарений да разве еще в баню. О местонахождении мастерской по-прежнему знали лишь члены совета дружины и сами бомбисты.

С наступлением лета и получением большой партии взрывчатки изготовление бомб резко возросло. Чтобы не хранить их здесь же, среди корзин с динамитом и пакетов с гремучей ртутью, на медовом заводе Алексеевых соорудили надежный подземный тайник. Отсюда с великой осторожностью бомбы развозились по всему Уралу.

Теперь Густомесов опять квартировал у Алексеевых. Отоспавшись после бессонной ночи, читал принесенные Соней книги, слушал рассказы Алексеева о Таммерфорской конференции и других интересных поездках, чертил схемы новых адских машин и мечтал о технологическом институте.

Как-то, увидев у Алексеевых Люду Емельянову, не удержался, спросил:

— Эта генеральская дочка только подруга Сони или твоя тоже? Извини, что я, кажется, вмешиваюсь в твои личные дела, но в нашем положении лучше знать друг о друге все.

Владимир доверительно улыбнулся.

— Наша, тезка, наша! Ну, значит, и моя тоже. Люда — отличная девушка, иного парня стоит, честное слово.

— С каких это пор генералы стали готовить кадры для революции? — недоверчиво покосился Густомесов.

— Кадры, говоришь?.. Да давненько уже. Наш генерал — не первый.

— Я серьезно, Володя…

— И я тоже…

И Алексеев рассказал, что вот уже больше года Людмила Емельянова — тайный член организации, выполняет очень серьезные поручения. Когда прошлым летом готовилась экспроприация поезда в Деме, штабом операции служила их, Емельяновых, дача. Лошади с повозками, участвовавшие в деле, были генеральскими. Деньги, взятые в почтовом вагоне, после экса хранились на генеральской же даче, зарытые под стогом сена. Потом Люда помогла переправить их в Уфу и развозила по назначению — в Питер, Киев и другие места.

— Говорю это только тебе, — предупредил Алексеев, — потому что знаю: от тебя никуда не уйдет.