Александр Золототрубов - Опальный адмирал Страница 67

— Так ведь у него, Иосиф Виссарионович, очень уж большое и беспокойное хозяйство, — заметил Микоян. — Я сочувствую ему. Все хочу спросить, как там Головко?

— Я им доволен, — сказал нарком. — Арсений Григорьевич умный моряк.

— Где лежит раненый адмирал Исаков? — вдруг спросил Сталин.

— В военном госпитале. В первой половине декабря, как доложил мне генерал Андреев, опасность трагического исхода ранения миновала. Я тоже его недавно проведал. Чувствует себя хорошо, энергичен, горит желанием скорее вернуться в строй.

— Поберегите адмирала, он нам еще нужен, — задумчиво произнес Сталин.

Нарком ВМФ, пожалуй, больше чем кто-либо переживал за своего заместителя. Как все случилось? 4 октября, когда началось наступление войск Закавказского фронта на горном перевале севернее Туапсе, туда поехал Исаков, чтобы побывать у морских пехотинцев. По узкой горной дороге шли автомашины. Неожиданно налетели «юнкерсы» и с бреющего полета атаковали их. Адмирала Исакова осколком бомбы ранило в бедро. Ему тут же оказали помощь, а позже направили в Сочи, в морской госпиталь Черноморского флот, где и была ампутирована левая нога. Перед операцией флагманский хирург флота профессор Петров спросил Исакова, согласен ли он потерять ногу.

— Спасите мне голову, — тихо ответил адмирал.

Петров сделал операцию. Состояние Исакова было тяжелым. И в это время на имя Сталина и наркома ВМФ Кузнецова он прислал телеграмму, в которой просил в случае смерти назвать его именем один из эсминцев Черноморского флота. Едва Николай Герасимович ознакомился с депешей, как ему позвонил Сталин и распорядился срочно дать ответ Исакову. — Его надо ободрить, вселить уверенность, что его спасут, — сказал Верховный.

Кузнецов прочел Сталину текст написанной им телеграммы: «Сочи, адмиралу Исакову. Не теряйте мужества. По мнению врачей, вы можете выздороветь. Ваша жена вылетела к вам. В случае трагического исхода лучший эсминец Черноморского флота будет назван «Адмирал Исаков». Желаем здоровья. Сталин».

— Нет, — возразил Верховный, — пошлем за двумя подписями: Сталин, Кузнецов. Кроме того, узнайте, нужна ли адмиралу Исакову какая-либо помощь.

Николай Герасимович послал к Исакову лучших врачей, и это спасло ему жизнь. Позже больного вывезли из Сочи в Тбилиси.

— Как теперь его самочувствие? — спросил Сталин.

— Кризис миновал, дело пошло на поправку!.. — А.З.)

9 октября вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР об установлении полного единоначалия и управления института военных комиссаров в Красной Армии и Военно-Морском Флоте. Начальник Главпура ВМФ Рогов стал генерал-лейтенантом. Вошел он к наркому в новой форме.

— Что волнует бывшего комиссара? — улыбнулся Николай Герасимович. — Садись, коллега.

— Член Военного совета Кулаков запрос прислал. Моряки-черноморцы проявили инициативу, стали собирать средства на постройку эскадрильи самолетов и торпедных катеров. Член Военного Совета спрашивает, как ему быть? Может, разрешим?

— В Красной Армии такой кампании не проводится, не будем это делать и на флоте, — возразил нарком. — Кто желает внести свои сбережения — пожалуйста, скажем только спасибо. Так и ответьте Кулакову.

— Теперь о деле. — Рогов провел ладонью по щеке. — Я хотел бы снова побывать на Черноморском флоте. Как вы?

— Не возражаю, — живо откликнулся нарком. — Но лишь после того, как я вернусь с Северного флота. А лечу я туда завтра на рассвете…

Прибыл он в Мурманск под вечер, а до Полярного, где находился штаб флота, добрался в первом часу ночи. Адмирал Головко уже ждал его. Кузнецов вошел в кабинет раскрасневшийся, весь в снегу. Поздоровавшись, сказал огорченно, что едва сел в катер, как повалил густой снег. Ни зги не видно. Пришлось переждать непогоду в порту.

— Ну а как вы тут?

— Сражаемся, Николай Герасимович.

— Так-так. — Нарком присел к столу. — Расскажи коротко, как погиб эсминец «Сокрушительный».

— В сильный шторм он был в море, и ему оторвало корму. Пытались взять его на буксир — не получилось.

— А ты… ты, Арсений Григорьевич, в этом деле не виноват? — спросил нарком, глядя ему в глаза.

— Есть и моя вина, — вздохнул Головко. — Я хотел буксировать эсминец, чтобы доставить его в Кольский залив. А надо было сразу спасать экипаж, а уж потом решать, что делать с аварийным кораблем.

— Я так и знал… — На лице наркома Головко увидел усмешку. — За тебя мне чуть не досталось от Верховного. Скажи, а рейд тяжелого крейсера «Адмирал Шеер» кто проморгал — штаб флота или авиаторы?

— В тот день воздушная разведка в Арктике велась, но стояла плохая погода и летчики не смогли его обнаружить.

Николай Герасимович поведал, что Верховный был очень сердит, когда ему сообщили об этом. Сказал, под носом у Головко проскочили немецкие корабли, а он, нарком, смотрит на это сквозь пальцы.

— Вот так, Арсений Григорьевич, и возразить ему я не мог, ибо упрек справедлив. Ты же знаешь, что крейсер «Адмирал Шеер» проник в Карское море не по воздуху, а мимо северной оконечности Новой Земли — мыса Желания — как раз в то время, когда южные ветры оттеснили тяжелый лед далеко к северу.

— Факт, серьезный просчет штаба флота и мой лично, — глухо отозвался Головко. — Выводы сделаны…

Комфлот весьма болезненно воспринимал критику, откуда бы она ни исходила, но не потому, что боялся наказания и серьезных упреков в неумении решить ту или иную задачу, — вовсе нет. Просто у Арсения Григорьевича был взрывной характер, как однажды выразился нарком. Головко дело свое знал, и если что-либо им упускалось из виду, он стремился немедленно это исправить.

Сейчас, обсуждая действия разнородных сил флота на коммуникациях противника, Кузнецов заметил, что не за горами новый, сорок третий год и важно подвести некоторые итоги, сделать соответствующие выводы.

— Меня интересуют в первую очередь подводные лодки, — подчеркнул Николай Герасимович.

Он задавал комфлоту вопросы неторопливо, и, хотя в его словах Головко не улавливал подвоха в свой адрес, ощущение чего-то недосказанного не покидало его.

— Ты, Арсений Григорьевич, считаешь, что усиление противолодочной обороны немцев привело к значительным потерям? — спросил Кузнецов.

— Разумеется, Николай Герасимович, именно это привело к потерям с нашей стороны. — Головко посмотрел в лицо наркому, оно было необычно серьезным и задумчивым. — В последние дни мы потеряли три подводных лодки, на одной из них погиб любимец моряков-подводников Магомет Гаджиев.

— Ощутимая потеря для флота, — с горечью произнес нарком. — Как и гибель в мае летчика Героя Советского Союза Бориса Сафонова. Сколько за год потеряно лодок? — тихо, но властно спросил он.

— Девять, из них семь подорвалось на минах. — Головко подошел к столу, посмотрел на карту, всю испещренную красными и голубыми линиями. Я не сказал вам о подводной лодке «Щ-421». На подходе к Лаксе-фьорду она наскочила на мину. Пришлось снять с лодки экипаж и добить ее своей же торпедой — иного выхода в создавшейся ситуации не было. По ВЧ я докладывал вам об этом случае.

— Помню, — грустно отозвался нарком, глядя куда-то в окно, за которым стояла черная мгла. — Но я и не предполагал, что все так серьезно. Пожалуй, такого случая на флотах у нас еще не было…

— Не понял? — вскинул брови Головко.

— Своей торпедой добивать свою лодку…

В кабинет вошел член Военного совета контр-адмирал Николаев. Среднего роста, плечистый, с лицом светлым и открытым, он был сдержан в своих эмоциях, никогда не выходил из себя, и за это комфлот уважал его. Кузнецов, пожав ему руку, спросил:

— Кто вернулся с моря?

— Капитан-лейтенант Климов, — ответил Николаев. И добавил: — Смелый и весьма расчетливый командир.

— Расчетливый? — прищурил глаза нарком. — Пойдемте, я хочу его видеть.

— Я провожу вас. — Комфлот поднялся с места.

— Не надо, Арсений Григорьевич, — возразил Николай Герасимович. — У вас много дел, так что оставайтесь. Со мной пойдет Николаев.

Над бухтой стояла полярная ночь, и едва нарком и член Военного совета Николаев вышли из штаба, как в лицо им ударил колючий снег. На небе вспыхивали сполохи полярного сияния. Кузнецов шел молча, думая о чем-то своем. Потом он чуть замедлил шаг и спросил Николаева:

— Как вы, Александр Андреевич, ладите с комфлотом?

Николаев ответил прямо:

— Чего нам делить? Флот у нас один, ему и служим по совести. Ну а если желаете знать мое мнение о комфлоте, скажу: рад, что работаю с ним рука об руку. У него есть чему поучиться. А почему вы спрашиваете?

— Мне положено этим интересоваться.

Они вошли в кабинет комбрига адмирала Коровина. Тут находился и командир подводной лодки капитан-лейтенант Климов. Увидев адмирала Кузнецова, он вытянул руки по швам.