Марк Орлов - Сказания и легенды средневековой Европы Страница 68

Тем временем Урбан Грандье, видя, что он выдвинут на сцену в качестве главного зачинщика во всем этом деле, понял, под какую страшную угрозу он попал, и постарался отвести от своей головы нависшую над нею грозу. Он поспешил подать жалобу, что его оклеветали. У него были сильные друзья, и с их помощью ему удалось на время потушить дело. Его главным заступником оказался митрополит монсиньор де Сурди. Он оправдал Грандье и запретил патеру Миньону производить дальнейшие экзорцизмы в монастыре, поручив их впредь патеру Барре, в помощники которому он командировал двух опытных заклинателей: монахов Леске и Го. Сверх того, последовало запрещение кому бы то ни было другому вмешиваться в это дело.

А между тем демоны, вселившиеся в монашек, продолжали свое дело; главное, на вопрос о том, кто именно их послал на одержимых, они продолжали упорно указывать на Урбана Грандье. Может, конечно, показаться диковинным, с какой стати черти изобличали своего верного слугу, подводя его под костер. Но таково уже было общее тогдашнее убеждение; силою заклинаний дьявола можно было принудить ко всему, сломить всякое его упорство. Благочестивые экзорцисты ужасались чудовищному греху, в который впал Урбан, служитель алтаря, но, припоминая его грешную и полную соблазнов жизнь, только покачивали главами: все, дескать, может статься, коли человек так дурно ведет себя. Надо полагать, что духовенство, производившее экзорцизмы, под влиянием не дружившего с Грандье патера Миньона постепенно распространяло в народе слухи о том, что творится в монастыре и о чем поговаривают дьяволы, засевшие в монашках. Городское начальство дружило с Грандье и готово было затушить дело, но народная молва все росла и росла и стала громко требовать возмездия служителю алтаря, предавшемуся дьяволам. Вести о луденских происшествиях дошли, наконец, и до Парижа, а затем — и до короля.

Король Людовик XIII, быть может, отнесся бы к делу осторожно, но на него, очевидно, оказал давление всемогущий кардинал Ришелье. Временщик имел свои причины недолюбливать Грандье. Молодой, самонадеянный и дерзкий патер написал на него ядовитый пасквиль. Из переписки, захваченной у Грандье, его авторство, раньше только подозревавшееся, окончательно было установлено. Нетрудно догадаться, что раздраженный Ришелье отнесся к своему обидчику без всякой пощады. Вероятно, воздействию кардинала и должно быть приписано то внимание, с которым король отнесся к этому делу. Он командировал в Луден тамошнего провинциального интенданта Лобардемона и снабдил его широчайшими полномочиями на расследование и ведение дела. Лобардемон взялся за свое поручение с тем большим усердием, что одна из наиболее пострадавших урсулинок, а именно сама игуменья, доводилась ему родственницею. Притом же он был горячим и преданным почитателем Ришелье и зная кое-что насчет вышеупомянутого памфлета, решил хорошенечко взяться за Урбана, чтобы основательно разведать, между прочим, и об этом, т. е. об его авторстве.

Тем временем проявления одержимости сначала немного утихли; а потом, среди лета 1633 года, вновь бурно возобновились, а главное, на этот раз не уместились в одном монастыре урсулинок, а распространились и в городе. Зараза понемногу проникла даже в окрестности города, и всюду появились девицы, проявлявшие более или менее внушительные признаки одержимости. Две из этих одержимых были отчитаны патером Барре в присутствии Лобардемона, который таким образом запасся добрым фактическим материалом, очень ему пригодившимся. Он нарочно после того съездил в Париж, представился королю, доложил ему о всем и получил новые неограниченные полномочия на расследование и ведение дела.

В декабре 1633 г. Лобардемон вернулся с этими полномочиями в Луден. Первым делом он арестовал Грандье, отправил его сначала в Анжер, а потом приспособил для его содержания особое помещение в Лудене. Были, конечно, относительно такого особенного арестанта приняты и особые меры охраны; окна в его тюрьме заложили кирпичами, а дверь заделали прочнейшею железною решеткою; делалось это, разумеется, из опасения, что дьяволы могут явиться к нему на выручку и вызволить его из тюрьмы; в этом отношении тогдашние власти проявляли высокую наивность.

Пока Грандье отсиживал в своей тюрьме, взялись за одержимых и начали их отчитывать. Как мы уже сказали, число этих невинных жертв лукавого значительно умножилось, и их порешили рассадить отдельно по разным домам в городе под надзором надежных лиц. Созвали целую комиссию врачей, чтобы изучать явления, обнаруживаемые одержимыми во время острых припадков беснования; к ним прикомандировали аптекаря и хирурга. Чертогонов-монахов сначала назначили двоих, но потом скоро увидели, что им двоим не справиться, и присоединили к ним четырех помощников.

Демоны каждый день все подбавляли да подбавляли разные новые интересные показания. Все это надо было проверить путем очных ставок одержимых с Урбаном. Тот сначала отказался отвечать на какие бы то ни было обвинения, но потом постепенно разговорился. Чрезвычайно важною обличительною статьею колдуна, как мы уже упоминали еще в первом отделе, служили «печати дьявола», т. е. особые знаки на теле колдуна, чаще всего анестезированные места, т. е. такие, где не ощущалась боль. И вот дьяволы устами своих жертв показали, что на теле Урбана они наложили несколько таких печатей; консилиум врачей проверил эти дьявольские изветы, и, увы, они оправдались; у Урбана нашлось четыре нечувствительных участка на теле. «Jn duabus natibus circa anum et in duobus testiculis», — сказано в протоколе освидетельствования. Этим устранялись все сомнения в колдовской профессии Грандье.

Приступили к дьяволу Асмодею (сидевшему в игуменье Анне Дезанж) и настаивали, чтобы он сказал, как и когда был им заключен договор с Урбаном Грандье. Добросовестный бес, не желавший выдавать своего верного слугу, сначала начисто отказался отвечать на эти вопросы; но на него поприналегли с экзорцизмами и принудили его доставить копию с договора, заключенного им с Грандье. Копия была передана одержимою следственной комиссии. Любопытно бы знать, чье изделие представлял собою этот документ, но, конечно, протоколы судилища об это умалчивают. Приводим, курьеза ради, дословный перевод этого документа:

«Господин и владыко, признаю вас за своего бога и обещаю служить вам, покуда живу, и от сей поры отрицаюся от всех других, и от Иисуса Христа, и Марии, и от всех святых небесных, и от апостолической римско-католической церкви, и от всех деяний и молитв ее, которые могут быть совершаемы ради меня, и обещаю поклоняться вам и служить вам не менее трех раз ежедневно, и причинять сколь возможно более зла, и привлекать к совершению зла всех, кого мне будет возможно, и от чистого сердца отрицаюся от миропомазания и крещения, и от всей благодати Иисуса Христа, и в случае, если восхочу обратиться, даю вам власть над моим телом и душою, и жизнью, как будто я получил ее от вас, и навек вам ее уступаю, не имея намерения в том раскаиваться».

Подписано кровью: «Урбан Грандье». Через несколько времени тот же Асмодей передал судьям через одержимую новый документ. Он указывает, какими знаками на теле одержимых будет отмечен выход из их тел его самого и других демонов. Документ был подписан его именем.

Проверка этого документа на деле представляла большой интерес и была произведена в одной из городских церквей с особою торжественностью, в присутствии целой толпы горожан, с трепетным любопытством следивших за происходившим на их глазах чудом. Асмодей в своем документе точно указал, какие знаки появятся на теле у одержимой (Анны Дезанж), — мы выше уже упоминали об этих знаках. Церемония началась с предварительной экспертизы. Врачи осмотрели одержимую и удостоверились, что у нее на теле, в указанных Асмодеем местах, нет никаких знаков. После того заклинатель, отец Лактанций, начал экзорцизмы. Одержимая сделала какой-то неимоверный и сверхъестественный изгиб тела, потом распрямилась, и тогда на ее руке, на одежде и на теле оказалась кровь. Врачи вновь ее осмотрели и нашли на ее теле такие самые надрезы, какие были обозначены в бумаге Асмодея. Каким путем убедились в том, что не она сама поцарапала себя во время своих корчей — об этом история умалчивает.

После всех этих предварительных испытаний было решено поставить Урбана публично на очную ставку со всеми одержимыми. Эта ставка состоялась 23 июня в церкви в присутствии местного епископа Лобардемона и многочисленной публики.

Урбану прочитали показания, сделанные на него одержимыми, т. е. их демонами. Главным пунктом явились указания на те снадобья, которые служили средствами волшебства. Одно из них, по показанию демона Левиафана, было составлено: из частиц мяса, взятого из сердца невинного младенца, зарезанного во время шабаша, происходившего в Орлеане в 1631 году; из золы сожженной причастной облатки; из крови и еще некоего вещества, взятых от Урбана Грандье. С помощью этого снадобья Левиафан, по его показанию, и внедрился в тело одержимой; но как именно это снадобье было употреблено в дело? Вероятно, предполагалось, что Урбан натер этою смесью свою предательскую розовую ветку. Наверное не можем сказать. Другое снадобье было выделано из зерен апельсинных и гранатных, и с его помощью в одержимую внедрился Асмодей.