Льюис Уоллес - Бен-Гур Страница 69

– Мира и Сириус – ведь это же имена звезд, не так ли, о шейх? – спросил Бен-Гур, подходя к каждому из четверых и к их отцу и здороваясь с ними.

– Почему бы и нет? – ответил Илдерим. – Тебе приходилось бывать ночью в пустыне?

– Нет.

– Тогда тебе трудно представить, до какой степени мы, арабы, зависим от звезд. Мы заимствуем их имена из благодарности и даем их тем, кого мы любим. У каждого из моих праотцев была своя Мира, как у меня есть моя; их дети тоже носят имена звезд. Смотри, вон там – это Ригель, а там Антарес, вот этого зовут Альтаиром, а тот, к которому ты сейчас подходишь, – это Альдебаран, самый молодой из всех, но отнюдь не самый последний – о нет, нет! Он понесет тебя так, что только ветер будет свистеть у тебя в ушах; и он унесет тебя туда, куда ты ему скажешь, о сын Аррия, – да, клянусь славой Соломона!

Слуги принесли упряжь. Бен-Гур собственноручно запряг лошадей, сам вывел под уздцы из шатра и сам пристегнул поводья.

– Приведите мне Сириуса, – велел он слугам.

Ни один араб не смог бы легче его одним прыжком взлететь на спину лошади.

– А теперь подайте мне поводья.

Когда слуги исполнили его приказание, он тщательно разобрал поводья.

– О шейх, – обратился он к Илдериму, – я готов. Вели кому-нибудь из слуг скакать впереди, показывая мне дорогу, и пошли нескольких человек за водой для лошадей.

Вся четверка послушно двинулась в путь. Кони не пугались нового возничего – между ним и лошадьми уже возникло молчаливое понимание, поскольку возничий выполнял свою роль с уверенностью, всегда рождающей ответную уверенность. Порядок следования был тот же, что и на настоящих скачках, разве что Бен-Гур скакал верхом на Сириусе, а не стоял в коляске, влекомый четверней. Илдерим воспрянул духом. Поглаживая бороду, он довольно улыбался, бормоча про себя: «Да, это не тот римлянин, нет, клянусь славой Господней!» Он пешком последовал за Бен-Гуром, а вслед за шейхом высыпали и все остальные обитатели становища – мужчины, женщины и дети, готовые разделить заботы своего предводителя, если не его уверенность.

Поле, на которое выехал Бен-Гур, оказалось просторным и подходящим для тренировок, к которым молодой человек тут же и приступил, пустив четверку сначала медленно и по прямой, а затем широкими кругами. Постепенно ускоряя темп, он перевел лошадей сначала на рысь, потом, все ускоряя, пустил их галопом. Под конец, сделав несколько кругов, он стал гонять их, все время меняя направление, то вправо, то влево, взад и вперед без перерыва. Все это заняло у него около часа. Сбавив темп до шага, он подъехал к Илдериму.

– Дело сделано, теперь надо только тренироваться, – сказал он. – Я радуюсь, о шейх, что у тебя такие друзья. Посмотри только, – продолжал он, спешиваясь и подходя к лошадям, – на их блестящей шкуре нет ни капли мыла; дыхание их такое же, как и вначале. Я получил громадное наслаждение, и вряд ли нам сможет что-либо помешать обрести победу и…

Он внезапно оборвал себя на полуслове, покраснел и опустил голову. Только сейчас он заметил Балтазара, стоящего чуть поодаль от шейха, опираясь на своих слуг, и двух женщин, закутанных в одежды с ног до головы. В одну из женщин он вгляделся повнимательнее и, почувствовав, как заколотилось его сердце, сказал себе: «Это она, эта египтянка!» Илдерим же мысленно закончил оборванную Бен-Гуром фразу: «… обрести победу и отомстить!»

Затем он произнес вслух:

– Я не боюсь, и я рад. Сын Аррия, ты настоящий мужчина. Если все завершится так, как началось, ты узнаешь, сколь щедра рука араба.

– Благодарю тебя, о добрейший, – скромно поклонился Бен-Гур. – Но вели своим слугам принести воды для лошадей.

Когда те появились с бурдюками воды, он собственноручно напоил всю четверку.

Снова оседлав Сириуса, он продолжил тренировку. Как и раньше, все увеличивая темп, он перешел с рыси на галоп, а потом пустил лошадей во весь опор. Зрелище было впечатляющим; зрители аплодисментами наградили его искусство работы с вожжами – четверка лошадей двигалась как единое существо, летя вперед по прямой или выписывая различные фигуры по полю. Движения животных были полны слаженности, энергии, грации; чувствовалось, что они испытывают радость, двигаясь без всяких видимых усилий.

В самый разгар тренировки, когда взгляды зрителей были прикованы к лошадям, к шейху неслышно подошел Маллух.

– У меня послание для тебя, о шейх, – произнес он, улучив подходящий момент, – послание от Симонидиса, купца.

– От Симонидиса! – воскликнул араб. – Это хорошо. Да унесет Аваддон всех его врагов.

– Он поручил мне сперва передать тебе его пожелание всяческого мира и благополучия, – продолжал Маллух, – а потом и это послание вместе с просьбой сразу же прочитать эти строки.

Илдерим, не сходя с места, сломал сургучную печать на поданном ему свертке и извлек из тонкой шелковой ткани два письма, которые и принялся читать.

«Симонидис – шейху Илдериму.

О друг мой!

Прежде всего заверяю тебя в том, что ты всегда пребываешь в моем сердце.

Затем – в твоем становище сейчас гостит молодой человек, называющий себя сыном Аррия, и он таковым и является – по праву усыновления.

Юноша этот весьма дорог мне.

История его жизни достойна удивления, и я ее тебе при случае расскажу. Посети меня сегодня или завтра, чтобы я мог поведать тебе ее и получить твой совет.

А пока – будь так добр выполнить все его просьбы, если они, конечно, не задевают твоего достоинства. Если это потребует каких-либо расходов, то я, разумеется, тебе их возмещу.

Прошу также тебя никому не говорить о моем интересе к этому молодому человеку.

Напомни обо мне твоему другому гостю. Его, его дочь, тебя самого и всех, кого ты сочтешь достойным быть в нашем обществе, я буду рад видеть в цирке в день открытия игр. О местах для нас я уже позаботился.

Мир тебе и всем твоим близким.

Заверяю тебя в своей преданности и дружбе.

Симонидис».

«Симонидис – шейху Илдериму.

О друг мой!

Располагая значительным опытом, я позволю себе предостеречь тебя.

Есть сведения, которые все неримляне, а также те, кто имеет средства или товары, могущие быть конфискованными, расценили как предостережение, а именно – о прибытии в город для вступления в должность высокого римского вельможи, облеченного немалыми полномочиями.

Сегодня в город прибывает консул Максентий.

Будь же настороже!

Еще один совет.

Заговор против тебя, чтобы быть успешным, должен включать приверженцев Ирода; в их владениях у тебя большие предприятия.

Так что будь начеку.

Пошли же утром своих самых доверенных людей по дорогам, ведущим к югу от Антиохии, и вели им досматривать каждого курьера, въезжающего или выезжающего из города. Если при них будут обнаружены частные послания, касающиеся тебя и твоих дел, то ты должен знать их.

Это послание тебе следовало бы получить еще вчера; хотя еще не поздно, если ты поспешишь.

Курьеры, возможно, выехали из Антиохии нынешним утром, но твои люди, я уверен, знают тайные тропы и смогут перехватить их, прежде чем тем удастся выполнить поручения.

Не сомневайся и не медли.

Сожги это послание, когда прочтешь его.

Тебе шлет свою дружбу твой друг Симонидис».

Дважды перечитав письмо, шейх снова завернул его в лоскут и спрятал себе за пазуху.

Тренировка в поле продолжалась на этот раз несколько дольше – около двух часов. Наконец Бен-Гур пустил лошадей шагом и подъехал к Илдериму.

– С твоего позволения, о шейх, – сказал он, – я верну твоих скакунов в шатер, а после обеда снова займусь с ними.

Илдерим подошел к молодому человеку, сидевшему верхом на Сириусе, и сказал:

– Я даю тебе позволение, о сын Аррия, делать с ними все, что тебе угодно, вплоть до окончания игр. Ты сделал с ними за два часа столько, сколько римлянин – да обглодают шакалы его кости – не смог сделать за несколько недель. Мы выиграем – клянусь славой Господней, – мы непременно выиграем!

Бен-Гур побыл с лошадьми в шатре до тех пор, пока они не остыли; затем, окунувшись в озере и выпив с шейхом по пиале арака, он снова переоделся в свой еврейский наряд и отправился на прогулку по Пальмовому саду в сопровождении Маллуха.

На прогулке они много разговаривали о разных вещах, далеко не всегда важных. Но одну часть их разговора мы считаем необходимым передать нашему читателю.

– Я буду просить тебя, – начал Бен-Гур, – позаботиться о моих вещах, оставленных в караван-сарае, что стоит на берегу реки у моста Селевкидов. Если ты можешь, принеси их мне сегодня. А еще, добрый Маллух, – если только я не загружаю тебя сверх меры…

Маллух помотал головой, выражая всяческую готовность служить своему новому товарищу.

– Благодарю тебя, Маллух, – продолжал Бен-Гур. – Я верю тебе на слово, памятуя о том, что мы оба соплеменники и что наши враги – римляне. Поэтому, во‑первых, поскольку ты человек дела, а шейх Илдерим, боюсь, нет…