Александр Волков - Два брата Страница 7

– Мое слово – олово! – пробормотал сапожник, держа между губами колки.

Ребята забрали березовые чурбаки, несколько ножей, ремешки, веревочки и разный хлам, назначение которого было понятно только Егорке Маркову.

Часа через три Ванюшка явился в амбарушку. Его пухлое круглое лицо сияло, на гордо вытянутой ладони он держал чашку, доверху наполненную колками. Через его плечо глядел довольный Егорка.

– Вот! – похвалился Ванюшка и так стукнул дном чашки об пол, что из нее брызнули колки.

– Вы, может, украли где? – изумился Семен. – В малое время эдакую прорву разве наготовишь?

– Я саморезку сделал, – скромно сказал Егорка. – Я про нее раньше думал. Она их, как солому, режет…

– И сама кончики завастривает?

– Сама.

– Ну-ну!.. – Сапожник даже не мог найти слов. – Пойду глядеть вашу работу.

Ракитин долго разглядывал саморезку, где два ножа заостряли край заранее заготовленной дранки, а потом она крошилась на отдельные колочки. Семен вышел из амбарушки в восхищении:

– Всю Москву можно бы колками зашалить! Жалко, товар-то больно дешев… Что ж, ребятки, дело сделали, можете забавляться.

Ванюшка и Егорка побежали собирать «войско».

У мальчишек Горшечного и соседних переулков любимой игрой была война. Разделившись на две большие партии, они воевали весну, лето, осень. Только зима загоняла их, босоногих, в тесные, дымные избы.

Одно войско называлось «свои», другое – «немцы». Егорка был атаманом у «своих», а Ванюшка Ракитин – его есаулом. Атаманом у «немцев» был ловкий и сильный Кирюшка, сын Спасоглинищевского попа, отца Прокопия.

Военные действия велись на большом пустыре, в роще и в овраге, заваленном мусором: прекрасная местность для засад и внезапных нападений; побежденным было куда убегать и прятаться.

Битвы шли с переменным успехом. Но однажды в войске «своих» появились искусно сделанные арбалеты с метким и сильным боем, и «немцы» потерпели сокрушительное поражение. С тех пор военное счастье не оставляло «своих». Кирюшка через послов предложил перемирие и личное свидание командующих армиями.

Штабы «своих» и «немцев» собрались около огромного полусгнившего дубового пня.

– Не по чести делаете, – заявил высокий кудрявый Кирюшка. – У вас арбалетный бой, а у нас простые самострелы с камышовыми стрелками. Разве нам супротив вас выстоять?

– Заведите и вы себе арбалетный бой! – насмешливо посоветовал есаул Ванюшка, выковыривая босой ногой труху из пня.

– Где же нам его завести? Кабы у нас был мастер, как Егорка… Куда нам податься?

– Что ж, – выступил вперед Егорка, – я и вам арбалеты смастерю. Будем по чести воевать.

– Правда? – обрадовался Кирюшка и крепко пожал Егоркину руку. – Вот друг!

Перемирие продолжалось, пока Егорка не снабдил оружием и противную сторону. Тогда война возобновилась и вновь стала интересной, так как силы противников сравнялись.

В тот день, когда Егорка изобрел саморезку для колков, был назначен в роще генеральный бой; вот почему Ванюшка так усиленно отпрашивался у отца.

«Свои» заняли опушку рощи, а «немцы» залегли в овраге. Оттуда они вылетали с диким ревом и, стреляя на ходу из арбалетов, швыряя палками и камнями, во весь дух понеслись к роще.

Егорка и его «воины» ждали затаив дыхание, с побелевшими лицами и трясущимися от нетерпения руками. Когда «враги» были близко, Ванюшка выдохнул:

– Пали!

Грянул залп.

Среди «немцев» произошло замешательство. Некоторые повернули назад, а Кирилл, бежавший во главе своего войска, повалился: ему в лоб угодила «пуля» – круглый камешек, пущенный Егоркой из арбалета.

«Свои» выскочили с торжествующим ревом, но быстро затихли: уж очень неподвижно лежал на земле Кирюха…

«Убили!» – пронеслась у всех в голове страшная мысль.

Про войну забыли. «Противники» смешались в кучу, озабоченно столпились около Кирилла. У того на лбу быстро вспухала огромная багровая шишка…

– Оживает! – рассудил обрадованный Ванюшка. – Ежели шишка, так это ничего!

Действительно, Кирюшка вскоре опомнился и встал.

Победа была присуждена «своим». Армии разошлись по домам.

Дома Кириллу был от отца строгий допрос.

– Кто это тебя так отделал? – кричал поп, топая ногами. – Ведь это что такое? Этак и убить недолго! Изувечить недолго! Говори, подлец, кто тебя, не то выпорю!

Но Кирюха и под поркой не выдал товарища.

Бабушка Ульяна узнала о «подвиге» Егорки. Долго бранила внука суровая старуха:

– Ты только подумай, на кого руку поднял! Ведь Кирюшка в церкви часослов читает! Не стыдно тебе, не стыдно?

– Мы ж воевали! – угрюмо отвечал Егорка.

– Управы на тебя нету! Кабы не сбежал наш Илья, быть бы тебе поротому… Худо без мужика в доме!

Впрочем, Егорке и без мужика попало: бабушка отстегала его розгой и решила изломать самопалы и инструменты.

Егорка и Ванюшка, догадавшись о ее намерении, спрятали свое оружие, и бабушка ничего не нашла.

Глава VII. Егор Марков – навигатор

Разговоры о новой школе, ходившие по Москве, не на шутку взбудоражили Егорку Маркова. Его желание учиться возрастало с каждым днем. Когда мать возвращалась с работы, Егорка без конца повторял:

– Мамка, хочу в школу! Мамка, буду учиться!

Бабушка прикрикивала на мальчика:

– Что выдумал?! Где нашему брату учиться? Учатся боярские да поповские дети. Они панычи, им грамота надобна. А тебе зачем? Землю пахать аль в кузне молотком стучать – это и без грамоты можно.

Егорка упрямо продолжал тянуть:

– Мамка! Отдай в школу! Отдай… Ну что тебе?

– Ах ты, Егорушка! – вздыхала мать. – Разве из нашего звания в школу принимают?

– Да вон Кирюху-то намедни[30] приняли!

– Глупый, он же поповский сын!

– Ты попроси, примут и меня.

– Хочешь, я тебя к дьячку отдам? Псалтырю и церковному четью-петью обучишься.

– Не пойду к дьячку! В Навигацкую хочу! Там цифирь показывают.

Аграфена сдалась, начала хлопотать. Она расспрашивала в тех домах, куда была вхожа, как устроить сына в школу. Все направляли ее к боярину Головину, которого царский указ поставил во главе школы.

Преодолев все препятствия, Аграфена добилась, что ее впустили к боярину.

Федор Алексеевич сидел в своей рабочей комнате. На столе лежали образцы учебников и учебных пособий: циркули, линейки, треугольники…

Аграфена почтительно остановилась у порога. Обернувшись, Федор Алексеевич увидел незнакомую женщину. Та бухнулась ему в ноги.

– Чего тебе?

– Батюшка-боярин, будь отцом милостивым!.. На тебя вся надежда, батюшка… Облагодетельствуй!

– Говори толком, чего надобно!

– Определи моего сынка в Навигацкую школу!

– Вот оно что! Какого звания?

– Стрелецкая вдова, батюшка! – ляпнула Аграфена, позабыв о наказах свекрови.

– Что?! – Боярин встал, нахмурил брови. – Да как же тебя, баба, не выселили из Москвы по царскому указу?

Лицо Аграфены запылало от смущения. Заикаясь, она объяснила боярину, почему ее семье разрешили остаться в Москве. У бабы хватило догадливости ни слова не сказать о службе Ильи в мятежном полку.

Боярин остыл.

– А, это другое дело. Что ж? По царскому указу велено всякого чина людей принимать.

Аграфена осмелела.

– Мальчонка-то больно просится в школу. Он у меня к учению шибко востер, уж так востер…

– Востер, говоришь?

– Востер, батюшка. Ко всякому мастерству сызмальства способен. Самопалов таких понаделал. Намедни поповскому сыну чуть голову не сшиб.

Федор Алексеевич заинтересовался:

– Самопалы? А кто же его учил делать?

– Да никто. Сам, батюшка, дошел, своим умом…

– Вот как?! – Боярин захохотал. – Ишь, вояка! Поповичу, говоришь, голову прошиб? Нам вояки добрые надобны! Ладно, баба, ин быть твоему сыну в школе! Поручители есть?

– Какие поручители, батюшка-боярин?

– Что твой сын из школы не утечет, коли трудно покажется.

– Найду, милостивец!

– Да, еще вот: прошение надо подать.

– А как его, батюшка-боярин, пишут?

– Буду рассказывать! Пойди в мою канцелярию!

Подьячий за два алтына написал Аграфене прошение по заведенной форме.

«Державнейший Государь, Царь Всемилостивейший, Петр Алексеевич, желаю я, нижеподписавшийся, Егор, Константинов сын, Марков, вступить в Математическую навигацких наук школу, а по твоему, Государь, указу, велено в тоё школу набрать всякого звания людей потребное число. И покорно прошу я, Всемилостивейший Государь, повели меня к той школе приписать. А от роду мне, Маркову, двенадцать лет.

Вашего Величества нижайший раб посадский сын Егор Марков, а за него по неграмотности руку приложил Емельян Седов.

Аграфена вернулась домой сияющая. Через несколько дней она принесла в канцелярию Головина поручительство двух дворян, что Егор Марков «без указу великого государя с Москвы не съедет и от школы не отстанет».