Валерий Есенков - Восхождение. Кромвель Страница 71

— Я молил Господа, чтобы Он вразумил нас, если этот замысел не должен был послужить к Его славе. Господь услышал мою молитву.

Другой обречённый вторил ему:

— Я очень рад, что заговор наш был раскрыт: он не кончился бы добром.

Вожди оппозиции не захотели обнаружить истинные размеры открытого заговора и намеренно отнеслись милосердно к виновным. Двумя казнями они как будто надеялись запугать монархистов, укрывшихся в Лондоне, и смутить короля, который и без того не предпринимал решительных действий, а своим великодушием они намеревались прекратить разногласия, которые не только уже разъединили обе палаты, но и рассорили между собой самих представителей нации. Им нужен был мир, они стремились к нему и не могли не понимать, что на карте по-прежнему стоит их свобода и жизнь.

Были собраны пожертвования, проведены займы и реквизиции, Эссекс получил кое-какие деньги, продовольствие и фураж. Ему был отдан приказ наступать, но так, чтобы не победить, а только попугать короля. Впрочем, граф не нуждался в разъяснениях этого рода. Он не только продолжал хранить преданность государю как главе государства, его начал настораживать тот восторженный энтузиазм, с которым простолюдины вступали в ряды парламентской армии. Командующий уже серьёзно задавался вопросом, является ли подлинной свободой та, которую взялся он защищать, проливая свою кровь и кровь соратников. Ответ у него каждый раз получался печальный. Ему приходило на ум, как бы потомки не упрекнули его в том, что ради их освобождения от королевского гнёта он подчинил их гнету народа.

Он двигался медленно и умело уворачивался от неприятельской армии, ограничивая военные действия мелкими, ничего не решавшими стычками. Восемнадцатого июня на равнине Чалгров, близ Оксфорда, принц Руперт смелой атакой, как он это делал обычно, опрокинул отряд парламентской армии. В этой стычке, бессмысленной и бесполезной, был смертельно ранен Джон Гемпден. Все видели, как этот самый смелый и решительный вождь оппозиции вопреки обыкновению удалился с поля сражения в разгар битвы, причём голова его была низко опущена, он плохо держался в седле и обхватывал руками шею коня.

В ставке короля не хотели верить этой удаче. Карлу представлялось, что ранение Гемпдена образумит его, что теперь можно попытаться перетянуть этого человека на свою сторону, поскольку влияние Гемпдена было так велико, что от него во многом зависело, продолжится ли война, или парламент пойдёт на уступки. Король тотчас вызвал к себе доктора Джилса, соседа Гемпдена по имению, и приказал:

— Пошлите узнать, будто бы от себя, каково состояние раненого. Если при нём нет хирурга, он может располагать моим.

Человек благородный, Джилс колебался:

— Милорд, на это дело я не гожусь. Как-то раз я попросил его, чтобы он приказал преследовать разбойников, которые обокрали меня, и как только мой слуга вошёл к нему, мистер Гемпден получил известие о смерти своего старшего сына. В другой раз я обратился к нему с просьбой, уже не припомню с какой, и в то же мгновение ему доложили о смерти его любимой дочери. Вы не можете не видеть, милорд, что наши свидания всегда становились символами несчастья для мистера Гемпдена.

Однако монарх не принимал его возражений, может быть, потому, что неблагоприятный исход был желателен для него. Джилсу пришлось подчиниться. Как и следовало, его помощник уже не мог ничего изменить. Гемпден был ранен в плечо. Две пули раздробили его, началось заражение крови, раненый ужасно страдал. При нём находилось двое священников, один англиканский, другой полковой. Он признался, чувствуя приближение смерти:

— Я боролся против епископальной церкви, но всё же я думаю, что её основания вполне согласуются со словом Господним, изложенным в Священном Писании.

В свой последний час оппозиционер молился о том, чтобы Господь посрамил тех, кто стремится лишить короля свободы и законных привилегий, но также просил, чтобы милосердный Господь вразумил государя увидеть собственные ошибки, и чтобы сердца его порочных советников очистились и обратились к истине. Когда же сказали ему, кто и зачем прислал узнать о здоровье, умирающим овладело волнение, казалось, он хотел что-то сказать, но уже силы и жизнь оставляли его, несколько мгновений спустя он скончался.

Кромвель потерял двоюродного брата и близкого друга, парламент — может быть, самого выдающегося вождя оппозиции, осторожного и дальновидного, неизменно встававшего на борьбу с любыми опасностями, нация — одного из самых преданных представителей, пользовавшегося всеобщим доверием. Вокруг его личности объединялись самые разные люди. Умеренные верили в его мудрость, решительные ценили в нём патриотическую самоотверженность, честные уважали за прямоту, а любители окольных путей уповали на его находчивость и ловкость. Даже ему не удавалось предотвратить разъединение, которое уже началось и подрывало силу парламента, без него этот институт стал рассыпаться на мелкие группы, которые враждовали не столько с королём, сколько между собой.

Карл недаром обрадовался, когда узнал о кончине такого противника. При дворе заговорили о преступлениях, которых покойный не совершал, с недостойным злорадством указывали на то, что он был убит в том самом графстве, возле того самого места, где он впервые созвал ополчение и начал военные действия против своего законного владыки. И королю, и его приближённым казалось, что с гибелью Гемпдена погибло дело парламента, и погибло, благодарение Господу, навсегда.

В самом деле, приверженцы монарха в течение лета 1643 года одержали несколько крупных побед, которые могли и должны были окончательно погубить пошатнувшееся дело парламента. Герцог Уильям Кавендиш Ньюкасл, человек умный, богатый, любимый соседями, считавший графство Йорк своей вотчиной, набрал в графствах Йорк, Нортумберленд, Дерхем и Вестморленд довольно сильную армию. В неё вступали роялисты из крупных землевладельцев и служилых дворян старинных фамилий. Их оказалось немного. Тогда герцог призвал в свои ряды английских католиков, которым по закону запрещалось владеть оружием. Они не только пополнили его армию, но и укрепили её дух своим фанатизмом, накопившейся ненавистью ко всем протестантам, в особенности же к пуританам, которые благодаря усилиям Кромвеля становились костяком парламентской армии. К лету под его знамёнами сражалось до шести тысяч пехоты и до шестидесяти рот кавалерии, что делало его полным хозяином на севере Англии.

Ему противостояли Фердинанд и Томас Ферфаксы, отец и сын, но в северных графствах, неразвитых, полупатриархальных, у них было немного сторонников. Всего набралось не более трёх тысяч пехоты и девяти рот кавалерии, постоянно ощущался недостаток денег, продовольствия и вооружения, тогда как Ньюкасл тратил на свою армию серьёзные средства. Силы были неравные во всех отношениях. Ферфаксы терпели одно поражение за другим. Герцог обосновался в Ньюкасле на Тайне. Это был единственный порт, через который король мог получать помощь от своих континентальных сторонников. Имея столь сильную базу, Ньюкасл последовательно овладел Бредфордом, Вексфилдом, Лидсом, старинным центром производства шерсти на севере Англии. К середине лета в его руках были все города графства Йорк. Тридцатого июня герцог наголову разбил Ферфаксов при Эдойлтоне. У Ферфаксов не оказалось ни пороха, ни свинца, ни фитилей для мушкетов, их армия сокращалась, она разлагалась и не могла оказывать серьёзного сопротивления. Остатки пехоты и кавалерии Ферфаксам удалось провести через холмы и болота в Гулль, ещё верный парламенту, однако и положение было тревожным, Джон Хотем, его комендант, готов был тайно передать город и крепость сторонникам короля.

Не лучше шли дела на юге и западе, особенно в Корнуэле. Эти места были ещё более патриархальны, чем север. Сельские хозяева разводили овец и производили шерсть на продажу только вблизи больших городов, только там процветали ремесла и производство сукна на европейские рынки. Старинные дворянские роды из поколения в поколение владели землёй, не соблазнялись высокими доходами с пастбищ, которые требовали внимания и труда, не озлобляли крестьян огораживанием и довольствовались более скромными доходами с долгосрочной аренды. Старинные семьи крестьян-арендаторов, считавшие себя потомками бриттов[16], также из поколения в поколение нанимали в аренду одни и те же дворянские земли, вносили одну и ту же арендную плату, уважали своих хозяев и были преданы им.

Эти люди стали несокрушимой опорой Для монархистов. Из них составлялась пехота, поражавшая стойкостью и дисциплиной. Казалось, не было той преграды, которую они не могли бы преодолеть, не было той крепости, которую они не могли захватить стремительным приступом. Недаром королевские войска в течение нескольких месяцев одержали столько блестящих побед.