Валерий Есенков - Восхождение. Кромвель Страница 72

Эти люди стали несокрушимой опорой Для монархистов. Из них составлялась пехота, поражавшая стойкостью и дисциплиной. Казалось, не было той преграды, которую они не могли бы преодолеть, не было той крепости, которую они не могли захватить стремительным приступом. Недаром королевские войска в течение нескольких месяцев одержали столько блестящих побед.

Лорд Стэмфорд, имевший приблизительно семь тысяч пехоты и кавалерии, был разбит при Страттоне и отступил. Роялисты овладели всем юго-западом, за исключением Плимута, который пока что оставался верен парламенту. Пятого июля при Лансдауне королевская пехота ринулась на штурм батареи, которая считалась офицерами неприступной, овладела ею, и парламентский генерал Уильям Уоллер с позором и в беспорядке отступил. Четырнадцатого июля при Раунд-Уейдауне его армия была полностью уничтожена. Солдаты, оставшиеся в живых, разбежались. Сам Уоллер вернулся в Лондон без армии, с горсткой офицеров. В том же месяце, спустя несколько дней, королевские войска с такой отвагой пошли на приступ Бристоля, что преданный парламенту гарнизон был парализован, и Бристоль, крупный порт, окружённый отличными пастбищами, крупнейший центр производства сукна, бесславно пал, укрепив положение монарха и открыв с юга дорогу на Лондон.

Наступление Эссекса в направлении Оксфорда захлебнулось. Дело парламента висело на волоске. Стоило королю двинуться к Лондону долиной Темзы, а Ньюкаслу ударить с севера, чтобы Лондон пал. Парламент был распущен, а его вожди оказались на эшафоте. Растерянный генерал обратился к парламенту:

«Я думаю, что лорды поступят нехудо, если заблагорассудят просить у короля мира при условии, что он обеспечит исполнение законов, права граждан и права веры, а также обещает заслуженное наказание главных виновников стольких государственных бедствий. Если же эта попытка не приведёт к мирному соглашению, то, по моему мнению, следует умолять его величество, чтобы он удалился с театра кровопролития, тогда обе армии в один день разрешат все раздоры».

Лорды и без того не раз заявляли о своей преданности государю. Получив послание генерала, они тотчас принялись вырабатывать новые условия мира. Представители нации всё ещё возражали, но они тоже были растеряны. Казалось, ещё несколько дней, и палаты объединятся и заявят свою преданность венценосцу, только из приличия выдвинув при этом кое-какие условия. Королю надо потерпеть, подождать, пока обеспеченный военными победами естественный ход событий не сломит парламент, находящийся в смятении.

Правда, для этого необходим был глубокий государственный ум, а у Карла его не было, его действиями руководили упрямство, гордыня, нелепое убеждение в своём божественном праве на непререкаемую, абсолютную власть. Не успели отдышаться гонцы, принёсшие весть о первых, ещё слабых победах на севере и на юге, как он во всеуслышанье объявил, что лица, заседающие в Вестминстере, отныне не составляют палат, поскольку многие члены отсутствуют. По этой причине он не станет считать парламентом это собрание и запрещает своим подданным повиноваться этому скопищу изменников и бунтовщиков.

Монарх рассчитывал одним голословным заявлением поразить представителей нации и утвердить власть, не умея представить себе, что декларации этого рода обычно имеют обратное действие. Парламент встрепенулся, заслышав угрозу, обе палаты снова были едины, предложения мира были отложены в сторону. Генералу Эссексу, без всякого смысла топтавшемуся на месте, парламент выразил своё уважение. Разбитому в пух и прах генералу Уоллеру была выражена благодарность и оказан почёт, которого он, конечно, не заслужил. Графу Манчестеру было приказано набрать в восточных графствах новую армию. Двадцать второго июля его помощником был назначен полковник Оливер Кромвель, по этому случаю возведённый в чин генерал-лейтенанта. Джон Хотэм был арестован и заключён в Тауэр. Командование в Гулле было передано Фердинанду Ферфаксу, парламентская депутация отправилась просить помощи у шотландцев, в церквях служили молебны, призывая благословение на всех тех, кто посвятил себя защите законов, парламента и отечества, мужчины и женщины работали на укреплениях Лондона.

5

Впрочем, успех этой деятельности был невелик. Назначение графа Манчестера должно было укрепить военное положение в восточных графствах, бывших единственным оплотом парламента, но этого не произошло. Подобно Эссексу, он меньше опасался победы над простолюдинами, которых презирал и боялся, чем победы черни над королём, который как-никак оставался его сюзереном.. Граф набирал в свою армию исключительно джентльменов и наёмников, которые неплохо владели оружием, но не подчинялись никакой дисциплине, и открыто осуждал своего заместителя Кромвеля, который набирал в свой полк простых горожан и свободных крестьян.

Тем не менее в восточной армии полк Кромвеля был самым боеспособным. Тридцать первого июля недалеко от Гейнсборо, на западе графства Линкольн, он случайно вышел на отряд неприятеля, стоявший на вершине крутого холма. Представлялось, что в отряде не более сотни кавалеристов. Правда, его позиция была очень удобной. Если бы неприятель вздумал атаковать, ему пришлось бы взбираться по крутому травянистому склону, что крайне неудобно для кавалерии: лошади станут скользить и быстро устанут.

К счастью, у Кромвеля были драгуны. Не раздумывая, они двинулись на врага, чтобы в пешем строю опрокинуть его. Не успели спешиться, как были отбиты нападением сверху и отошли, а кавалеры вновь построились на вершине холма. Кромвель бросил в атаку несколько эскадронов. Кавалеры сопротивлялись, однако натиск был слишком силён, и они отступили. Когда же полк Кромвеля достиг вершины холма, оказалось, что на той стороне в засаде стоит ещё целый полк.

Это не испугало ни Кромвеля, ни его людей. Он отдал приказ и занял место на правом крыле. Они перестроились в виду неприятеля и устремились в атаку в тот самый миг, когда враг начал атаковать. Две кавалерийские лавины сошлись во встречном, самом трудном, самом опасном бою, перемешались и долго бились мечами. В таких обстоятельствах победу приносит сила духа, а не мечи. Первыми дрогнули приверженцы короля, драгуны Кромвеля поднажали и заставили их отступить в беспорядке.

Это было только начало. Засадный полк продолжал стоять в полном порядке. Драгуны снова построились, как он их учил. Кромвель присоединил к ним три эскадрона резерва, которые держал поблизости наготове, и четыре эскадрона ополченцев графства Линкольн, людей храбрых, но необученных. Кавендиш, командир приверженцев короля, опытным взглядом военного человека тотчас заметил разницу в выправке и построении и свои главные силы бросил против линкольнцев. Линкольнцы держались недолго и побежали. Кавендиш преследовал их. Такая опрометчивость его погубила. Кромвель с тремя свежими эскадронами, взятыми из резерва, ударил во фланг. Он действовал по всем правилам военной науки. Это больше всего смутило Кавендиша, который смешался и стал отступать, несмотря на численное превосходство своей кавалерии. Кромвель приказал атаковать командира, сбросил его с холма и загнал в болото с кучкой солдат. Там в пылу схватки Кавендиша зарубил один из капитанов, простолюдин, не задумавшийся о том, что нарушил правила джентльменства.

Неприятель бежал в разные стороны, но Кромвель не успел насладиться победой. В четверти мили от поля сражения показалась вся армия лорда Ньюкасла. Драгуны Кромвеля отступили. Армия графа Манчестера не выдержала удара и побежала. Кромвелю было приказано собрать разрозненные отряды пехоты и конницы. Он стал исполнять приказание. Люди Манчестера плохо повиновались и своим офицерам, тем более не желали слушать чужого. Ньюкасл приблизился, дал несколько залпов и стал наседать. Пехота и кавалерия парламентской армии бросилась отступать. Лошади были измотаны. Казалось, о сопротивлении нечего было и думать.

Только два капитана, Уолли и Эйско, сохранили спокойствие. С четырьмя эскадронами они выдвинулись против всей армии лорда Ньюкасла, маневрировали и, кажется, именно в этом бою применили новую тактику, незнакомую и неожиданную для монархистов: не отвечали на огонь неприятеля, ждали сближения, стреляли в упор, нанося большие потери, и отступали, сохраняя порядок, чтобы встретить новую атаку таким же залпом, чуть ли не приставляя мушкет к животу. Пользуясь этим прикрытием, Кромвель собрал воедино главные силы, навёл кое-какой порядок в пехоте и кавалерии и отступил, не потеряв ни одного человека.

Победа и на этот раз не досталась ни той, ни другой стороне, как при Эджхилле. Парламентская армия отступила, армия Ньюкасла её не преследовала, хотя могла уничтожить, имея несомненное превосходство. Причиной этой слабости было своеволие лорда Ньюкасла. В ставке короля был разработан план осенней кампании, обещавший полный и окончательный разгром всех парламентских сил. По этому плану государь должен был двинуться с запада на восток, тогда как армия лорда Ньюкасла одновременно пошла бы с севера на юг, разбив по пути войско лорда Манчестера. Две силы сошлись бы под Лондоном, и город должен был сдаться без боя, а если бы вздумал сопротивляться, его ополченцы были бы уничтожены в первой же стычке.