Галина Петреченко - Князь Олег Страница 76

— Князь, к тебе какие-то слебники пожаловали, — известил Свенельд Олега, когда дружинники отблагодарили Дон за сытный завтрак.

Олег вопросительно глянул на Свенельда и машинально привел в порядок свое боевое оснащение.

— Они без оружия. Похоже, что это служители хазарских синагог; смотри, как странно они одеты. Так одевался иудейский габай[41] у нас в Рароге, и так одевается на службу киевский габай, — тихо проговорил Свенельд и был рад первым подготовить князя к нежданной встрече.

Олег посмотрел на группу темнолицых людей, одетых в длиннополые темные халаты, поверх которых были накинуты длинные, белые, с синими поперечными полосами и множеством тесемок на концах покрывала. Головы иудейских священнослужителей были покрыты маленькими белыми шапочками. Лица посланников хазарского хакана были мрачны, сосредоточенны и настороженно-выжидательны.

— Да, это габай, — согласился Олег. — Но они знают, что пришли к князю, а не к верховному жрецу? О чем нам с ними говорить? — удивленно спросил он Свенельда.

— Они сказали на славянском языке, что им нужен князь по имени Олег-Олаф, которого недавно звали Новгородец-русич! — с гордостью оповестил Олега Свенельд и услужливо спросил: — Какие хочешь дать указания, великий князь Олег-Олаф?

Олег удивленно оглядел Свенельда и хмуро попросил:

— Только без лести, Свенельд! Собери всех воевод в мой шатер. Солнце поднимается и печет, а у меня нет такой белой шапки, какая красуется на затылках габаев, — улыбаясь напоследок, проговорил Олег и прошел в свой походный просторный шатер.

Он осмотрел шатер и усомнился в том, уместится ли в нем такое огромное количество людей, состоящее из встревоженных служителей синагог. Поняв, что места мало, приказал вынести из шатра все табуреты и застлать пол мехами и коврами. Когда работа была выполнена, Олег распорядился позвать своих воевод. Он не хотел, чтобы его волнение, вызванное неожиданным явлением посольства от хазарских иудеев, было хоть кем-то замечено, но, зная, как пристально наблюдают за каждым его шагом полководцы русичей, решил не скрывать своей слабости.

— Когда вижу Бастарна, душа моя всегда испытывает легкий трепет, ибо совесть моя, как воина, конечно, не спокойна. А тут весь совет габаев всего Хазарского каганата будет смотреть на мои руки, грудь и, привлекая своего бога в свидетели, будет пытать мою душу! Я боюсь их совместного укоризненного взора, мои верные помощники! — сознался Олег и открытым взглядом оглядел своих друзей.

Они в ответ на признание князя начали вразнобой советовать ему, как замкнуть свою силу духа от воздействия дурного глаза. Олег выслушивал всех и повторял все жесты, которые полководцы советовали ему выполнить, дабы не навредить себе. Наконец, возведя руки над головой в треугольник, он поднял голову и, обращаясь к Святовиту, попросил у своего могущественного божества силу духа для принятия правильного решения в ответ на самые коварные предложения хазарских слебников. Немного постояв с закрытыми глазами, Олег вдруг почувствовал, что принял молчаливое согласие божества в помощи. Он глубоко вздохнул раз, затем другой и, успокоившись, обернулся к друзьям. Перед ними стоял тот князь, к внешнему облику которого они давно привыкли, ибо в нем все соответствовало той цели жизни, которая сплотила огромное количество отчаянно смелых, открыто решительных и талантливых воинов-русичей под его предводительством.

— Введите слебников! — тихо, торжественно попросил Олег слуг и занял центральное место возле серебряного треножника с котелком, вокруг которого в южной части полукружия его шатра сидели воеводы-русичи, а в северной должны были сидеть гости.

Хазарские габаи, среди которых было два-три раввина, вошли в просторный шатер киевского князя, слегка согнувшись и нашептывая слова: «Шма! Вегайа!»

Они не сели на те места, что указал им Олег для ведения беседы, а дружно прикрепили тефиллины[42] к своим лбам и продолжали стоять; тихим хором, четко выговаривая слова Священного Писания, они стали усердно молиться своему Богу.

Олег подумал, что их молитве не будет конца, и прислушался к тихому, размеренному чтению. Но вот один из раввинов снял со лба тефиллин, все хазарское представительство последовало его примеру и село на свои места, за исключением старшего из них.

— Прежде всего, великий киевский князь, князь по имени Олег-Олаф, позволь в твоем шатре на время переговоров с тобой поставить нам свою мезузу[43],— сказал раввин с седой бородой и проницательным взглядом серых глаз.

Олег понял желание иудеев защитить себя и разрешил им поставить пергаментный свиток, заключенный в небольшой плетеный короб цилиндрической формы, возле своего серебряного котелка.

Раввин осторожно поставил мезузу возле котелка и, проговорив слова: «Шма! Вегайа»! низко поклонился Олегу.

— Все мы просим у своих богов силы духа, силы разума и силы любви, дабы не совершить того, что повергло бы наши народы в пучину братоубийственной войны! — медленно и четко на хорошем славянском языке проговорил раввин, выпрямляясь и с аскетичной строгостью глядя в глаза Олегу, будто хозяевами положения были они, иудеи, а не он — завоеватель их земель.

Олег почувствовал некоторое смятение, но не отвел взгляда от напряженного лица раввина, который понравился ему своим видом божественного судьи.

— Да, — ответил Олег, — я не хотел бы продолжать войну с хазарами, если они прекратят совершать набеги на земли подданных мне племен, которых защищают мои воины.

Раввин чуть-чуть прищурил глаза и внимательно оглядел князя-русича.

— Все люди на земле — братья, а воевать с братьями — позор и великий грех!

— Я все понял, раввин! — спокойно возразил Олег. — Ты хотел обвинить меня в том, что я воевал с братьями? Да, я подчинил себе те племена, которые раньше платили дань твоему хакану. Но твой хакан, беря с них дань, не охранял их, а я защищаю так же, как своих русичей! И древляне, и поляне, и северяне, и радимичи, и дулебы, и тиверцы не препятствуют моим защитникам и сборщикам дани! Им она под силу! — уверенно заявил Олег и, не давая раввину прервать себя, продолжил наступательным тоном: — Мои боги — свидетели, я не пролил напрасно ничьей крови, а вы виновны в гибели нашего юного княжича, нога которого даже не ступала на ваши земли!

— Поясни, великий киевский князь, о чем идет речь! — искренне удивился раввин.

— Кто, кроме вас, мог нарушить покой пселовских и орельских словен, чьи земли никогда не принадлежали хазарам? — жестко спросил Олег.

Раввин удивленно переглянулся со своими священнослужителями.

— Клянусь, великий киевский князь Олег-Олаф, мы впервые об этом слышим, и пусть люди хакана узнают всю правду о случившемся, тогда мы сможем расправиться с зачинщиками.

— Это слишком долгий путь к истине, — быстро возразил Олег. — Я здесь! Я пришел отомстить за смерть юного княжича и, хочет того хакан или не хочет, вынужден буду поставить заградительные сооружения от хазар там, где захочу! — непререкаемым тоном изрек Олег и окинул взглядом свой священный котелок и еврейскую мезузу в плетеном цилиндрическом коробе, сиротливо прикорнувшую к серебряной треноге.

Словно две мощные волны с разных сторон света всплеснулись в шатре и нарушили спокойное течение переговоров.

— Великий киевский князь Олег-Олаф! Да продлятся дни и годы твоего правления на земле словен и, если Богу будет угодно, и на земле хазар! Выслушай все, что я могу поведать тебе! — переждав многоголосый шум, вскричал главный раввин.

— Говори, раввин! — позволил, немного подумав, Олег и, к своему удивлению, ощутил вдруг прилив смирения, проникающий во все поры его души.

— Я думаю, покой ваших пселовских словен нарушили северные хазары, которые не приняли ни иудейства, ни христианства, ни мусульманства, а остались язычниками и, гонимые своими духами, решили разжечь огонь войны между нашими народами! Ты же знаешь, князь, иудеи никогда не разжигают войн! Законы Торы[44] приказывают карать любого, кто запалит факел войны! — горячо проговорил главный раввин и с опаской посмотрел на Олега.

— Меня не интересует жизнь ваших племен-отрубов! Я предпочитаю не менять своей веры, дабы не допустить дробления земли и разделения людей по верованиям! Ваша беда остается вашей, но я вынужден оградить и себя, и свой народ от ваших неурядиц! — внушительно заявил Олег и встал, считая дальнейшие переговоры ненужной тратой времени.

Раввины встали тоже, а за ними поднялись и габай.

— О великий киевский князь Олег-Олаф! — воскликнул главный раввин и на высокой ноте проговорил: — Позволь довести до самых справедливых глубин твоей души зов нашего хакана и пригласить тебя, твоих воевод и дружину в наш чудесный Саркел, в столицу, где живут наш прекрасный царь и мудрейший хакан.