Роберт Паль - Бессмертники — цветы вечности Страница 77

Шли дни, а он все никак не мог завершить своих последних дел и уехать. Пятого декабря, сопровождаемый Тимофеем Шашириным, он спешил по Центральной улице на конспиративную встречу с одним товарищем. Короткий зимний день подходил к концу. Сухая морозная поземка гнала вдоль широкой улицы шуршащие белые шлейфы летучего снега. Холодало.

Оставив позади опасный успенский перекресток, где постоянно дежурили городовые, они невольно прибавили шаг. Навстречу, прячась в поднятые воротники, двигались редкие прохожие. Две солидные дамы в широченных ротондах, держась под руки, заняли чуть не весь тротуар. Друзья придержали шаг, чтобы пропустить их по чистой натоптанной дорожке, пропустили и тогда произошло невероятное…

С о в е р ш е н н о  с е к р е т н о

Декабря 5 дня 1907 г.

В Уфимское губернское жандармское управление

Розыскным отделением уфимской городской полиции были получены сведения, что в Уфу для организации шайки крупных разбойных нападений прибыл известный неуловимый предводитель заводского района крестьянин Симского завода Михаил Васильев Гузаков. Известно было, что Гузаков отличается решительностью, силой и храбростью, почему взять его без жертв будет трудно. Ввиду этого следивший за ним народ был переодет в штатское платье, а те, которые должны были схватить его, — в женское. В начале шестого часа Гузаков появился на Центральной улице, где был схвачен переодетым околоточным надзирателем и повален на землю. Другой переодетый бросился на шедшего с Гузаковым товарища его. Во время борьбы Гузакову удалось выхватить револьвер и таковой упереть в бок околоточного надзирателя, но выстрел произвести не удалось, так как околоточный надзиратель, зная устройство браунинга, удачно успел схватить за предохранитель, чем не дал возможности открыть его. Другие переодетые городовые в это время выхватили браунинг. Случайно проходивший в штатском платье стражник, не зная в чем дело и видя свалку, попытался у переодетых городовых выхватить браунинг. Городовые приняли стражника за одного из товарищей Гузакова и один из них произвел выстрел, при чем ранил его в палец руки. Подоспевшим наружным нарядом полиции была рассеяна большая толпа собравшегося народа, арестованные препровождены в полицейское управление, а затем в тюрьму. Товарищ Гузакова до сих пор назвать себя отказывается. При задержанных было два браунинга, восемьдесят патронов, часть из них нарезных, печать Уфимской боевой организации социал-демократической рабочей партии, три паспорта, из них один чистый бланк, двадцать подписных листов, разные рукописи и заметки о переводе довольно значительной суммы, несколько записок, всевозможных руководств по военному, стрелковому и саперному делу.

Когда их привезли в тюрьму, во дворе собрались, кажется, все ее служащие и надзиратели, начиная со смотрителя и кончая последним золотарем. Крики, улюлюканье, глумливый смех и угрозы немедленной расправы посыпались со всех сторон. Так, под двойной охраной конвоя и разъяренной толпы тюремщиков они миновали площадь и вошли в уже знакомый им следственный корпус, где их ждали заранее приготовленные каменные норы-одиночки. В камере Гузакова вдобавок ко всему стояла внушительных размеров железная клетка, в каких в зверинцах содержат тигров и львов. Втолкнув его туда, один из надзирателей победно осклабился:

— Ну, тигра полосатая, отсюда, чай, не убежишь?

— Поди вон, крыса! — прозвучало ему в ответ.

Глава тридцать первая

Ротмистр Леонтьев мог быть вполне доволен собой, так как успехи его службы были в эти дни у всех на виду. Недавно его приглашал полковник Ловягин. Сказав пару топорных жандармских комплиментов, почти ласково попросил:

— Иван Алексеевич, голубчик, примитесь теперь за типографию. Этот сотрудник ваш… — как там, бишь, его?.. — оказался неплохой ищейкой. Пообещайте ему что только возможно, но след в эту проклятую печатню пусть разнюхает. Сколько же можно терпеть такое зло?

«И этот «генерала» ждет не дождется», — в сердцах подумал Леонтьев, довольный, однако, той переменой, которая произошла в его начальнике.

— Приложу все силы, — пообещал он, — но как искать, когда даже зацепки нет!

— Надо искать, голубчик, надо искать. Ведь после очередной ликвидации комитета РСДРП в Екатеринбурге тамошняя техника перекочевала к нам в Уфу и теперь печатает свои газеты здесь.

— Пока это лишь предположение наших пермских и екатеринбургских коллег. Тайно перевезти типографию не так просто: это не чемодан с нелегальщиной и даже не бомбы. К тому же это и не обязательно, — уральские газеты можно печатать и в здешней типографии: шрифтами ее обеспечили неплохо…

— Ищите, голубчик, ищите! А между дел поднимите бумаги относительно арестанта Артамонова из Златоуста. Судебный следователь и помощник мой по городу Златоусту уже замучились с ним: не человек, а сфинкс египетский!

— Кто он, этот Артамонов?

— Взяли при ликвидации. Пули расстрелял, а бомба не сработала.

— Эсдек? Эсер? Анархист?

— Молчит мерзавец. Попробовали образумить, так он один раскидал и чуть не изувечил пятерых. Говорю же: сфинкс египетский, а не человек.

— Хорошо, посмотрю, Николай Николаевич.

Леонтьеву и самому были интересны такие люди. Вот недавно во дворе здешней тюрьмы был повешен вожак уфимских железнодорожников, бывший председатель стачечного комитета и рабочего совета Иван Якутов. После декабрьских событий пятого года ему удалось скрыться, и лишь через год его обнаружили где-то в Харькове. Арестовали, опознали, привезли в Уфу. Судил его военно-окружной суд, и как мужественно встретил этот человек свой приговор! Сколько воли и самообладания было в его последнем слове!..

Или тот же Михаил Кадомцев, которого так и не удалось обвинить в ограблении почтовых поездов, хотя можно биться об заклад, что он не только участвовал, но и руководил этим рисковым делом.

Сейчас в тюрьме Михаил Гузаков, Владимир Густомесов, Петр Подоксенов и еще десятка два боевиков-эсдеков. Не из их ли когорты и этот сфинкс Артамонов?

В архиве управления материалов об Артамонове ни за девятьсот шестой, ни за девятьсот седьмой годы не нашлось. Пришлось копнуть глубже, даже окунуться в прошлый век. И вот — первые следы…

Когда-то, еще в 1895—1897 годах на Златоустовском казенном заводе действовал подпольный эсдековский кружок, возглавляемый инженером Рогожниковым. В этот кружок входил и молодой рабочий Иван Артамонов. В 1898 году группа кружковцев этого завода во главе с Рогожниковым перебралась в Саратов и там, устроившись на Волжском сталелитейном заводе, организовала еще один кружок. Но он вскоре был разгромлен и рассеян полицией. Избежавшие ареста в Саратове вернулись в Златоуст, где однако были обнаружены и взяты. По делу этого кружка шло серьезное дознание, в результате чего многие были сосланы, а Иван Артамонов отдан под особый надзор полиции в месте проживания его родителей — городе Златоусте.

О, этот Артамонов уже тогда был хорошей штучкой! Вон сколько бумаг исписали о нем в Златоусте, Саратове, Уфе, Петербурге. К своим сегодняшним бомбам и револьверам он шел издалека…

Интересно, однако, устроена жизнь, листая старые бумаги, думал ротмистр Леонтьев. Родится на свет человек, растет, чему-то обучается, становится взрослым, служит, растит детей… Всю жизнь работает, причем работает много, прилежно, с душой и в полном уважении к начальству — и никто его, такого хорошего, не знает. Кроме семьи и близких друзей. Стоит же человеку отклониться от этого правильного пути, податься в политики — и о нем уже становится известно всем, от околоточного надзирателя до министра и государя. Правда, сейчас с такими не очень-то церемонятся: военно-полевые суды и карательные экспедиции знают свое дело, сейчас не девятьсот пятый год!

Пофилософствовав таким образом, ротмистр снова приступил к бумагам. Переписка об Артамонове подобралась большая. Вот первая реакция златоустовских властей на появление в их городе особоподнадзорного Ивана Артамонова. Уездный исправник волнуется и просит уфимского губернатора «воспретить Артамонову проживание в Златоустовском уезде», и без того склонном ко всякого рода беспорядкам и незаконным требованиям. Разделяя опасения златоустовской полиции, губернатор обращается в Департамент полиции. Просьба та же — удалить Артамонова из уезда и губернии, но столица не видит пока в этом необходимости. Вот если появятся новые конкретные факты, изобличающие его преступную деятельность, тогда — другой разговор, а пока… Кроме того, порядок есть порядок, и нарушать его по желанию каждого уездного исправника или даже губернатора — не дело.