Роберт Паль - Бессмертники — цветы вечности Страница 78

Губернатор недоволен, но намек понят: в Златоуст идет указание бдительно наблюдать за Артамоновым и сообщить в канцелярию губернатора «самые точные сведения об образе жизни, занятиях, знакомствах и поведении» поднадзорного. Ответ приходит вполне успокаивающий: «в образе жизни и поведении» Ивана Артамонова пока-де «ничего предосудительного не замечено», «в настоящее время сношений с подозрительными лицами, по-видимому, не имеет»…

Ну, что ж, бывает и так, — оступился однажды человек, понес заслуженное наказание и одумался. Правда, так бывает редко. Чаще случается наоборот: понес наказание, извлек  о п ы т  и стал осмотрительнее. Сразу и придраться вроде бы не к чему, а чтобы присмотреться поближе, нужно время.

Несколько месяцев об Артамонове не было никакой переписки. Лишь через полгода тогдашний начальник Уфимского губернского жандармского управления полковник Ша-тов пишет все тому же губернатору:

С е к р е т н о

25 апреля 1901 г.

Господину уфимскому губернатору

Вследствие отзыва Вашего превосходительства от 5 сего апреля имею честь уведомить, что удаление Артамонова из пределов губернии, а также и соседней Оренбургской, в интересах местного наблюдения представляется не только желательным, но и положительно необходимым, так как, стоя по развитию своему выше общего уровня и посему пользуясь среди товарищей своих авторитетом, Артамонов, видимо, самым нежелательным образом пользуется этим и, конечно, вследствие сего, не нуждаясь в ком-либо из интеллигентов, способен к самостоятельной деятельности и объединению местных сил при возникновении какого-либо неудовольствия рабочих на местном Златоустовском заводе или на одном из соседних.

И опять губернатор пишет в столицу. И опять ему напоминают о «Высочайшем повелении» и отсутствии веских оснований для постановки этого вопроса. А что Артамонов? По-прежнему живет в своем Златоусте, работает машинистом паровой машины в ремесленном училище, общается с беспокойным заводским элементом и, кажется, замечается в посещении какого-то кружка?

С е к р е т н о

Июня 9 дня 1901 г.

Его превосходительству господину уфимскому губернатору

Сельский обыватель гор. Златоуста Иван Павлов Артамонов, обвинявшийся в государственном преступлении…, по своим воззрениям принадлежит к кружку лиц, недовольных существующим положением рабочих; хотя кружок этот ничем особенным себя не проявил, тем не менее из поступающих сведений стало заметно, что он растет. Ввиду чего проживание Артамонова, способного к самостоятельной организационной деятельности, в Златоусте и в постоянном общении с горно-заводскими рабочими нежелательно.

Докладывая о вышеуказанном, имею честь покорнейше просить Ваше превосходительство, в интересах охранения общественного порядка и спокойствия, не признаете ли возможным возбудить где следует вопрос о запрещении Артамонову проживания в г. Златоусте и его уезде хотя бы на время отбывания им надзора полиции.

В дополнении рапорта имею честь донести Вашему превосходительству, что… Ивану Павлову Артамонову служба машинистом в Златоустовском ремесленном училище… мною воспрещена.

В третий раз обращаться к столичному начальству губернатор не стал, по крайней мере, никаких бумаг по этому поводу Леонтьев не обнаружил. Но зато были другие — рапорты из Златоуста о поведении, знакомствах, образе жизни Артамонова, о том, что 7 марта 1902 года окончился срок его гласного надзора и что с того же числа за ним был учрежден… негласный надзор.

«Очень умно, — отметил про себя ротмистр Леонтьев, — иначе этих прохвостов на чистую воду не выведешь… А они живучи у нас, ух и живучи же!..»

Последний листок в старом деле Артамонова исходил из канцелярии губернатора. Вначале он несколько удивил ротмистра, но, подумав, Леонтьев лишь пожал плечами: что ж, мол, и так бывает, жизнь есть жизнь…

С е к р е т н о

3 мая 1903 г.

Начальнику Уфимского губернского жандармского управления

Имею честь уведомить Ваше превосходительство, что мною одновременно с сим за № 48 выдан заграничный паспорт состоящему под негласным надзором полиции Ивану Павлову Артамонову, командированному горным начальником Златоустовских заводов, в числе других, в Австрию, в г. Капфенберг на завод «Общества Братьев Бёлер» — для изучения сталеделательного производства…

Вот и все, что удалось найти Леонтьеву в архивах своего управления и в канцелярии губернатора. Правда, чуть позже, просматривая «Сведения, полученные при наблюдении с 1 января по 1 июля 1903 года по Уфимской губернии», он еще раз встретился со своим знакомцем.

«Артамонов Иван Павлов, социал-демократ. В Златоусте служил мастером кирпичного цеха. 5 мая выбыл за границу Хотя за время наблюдения ничего предосудительного в политическом отношении не замечалось, но знакомство ведет исключительно с поднадзорными лицами».

«Что же произошло после 5 мая 1903 года?» — спрашивал себя ротмистр Леонтьев. Никаких сведений, которые помогли бы ему ответить на этот вопрос, в жандармских делах не было. Надо полагать, за границу Артамонов съездил и курс обучения, как требовалось командировкой, прошел. Но как долго он был там? Как вел себя за границей? Впрочем, если бы было что-нибудь серьезное, заграничная агентура дала бы знать. Но никаких указаний на этот счет нет. Значит, все было хорошо. Или сказался накопленный в Саратове и Златоусте опыт?

Так или иначе, но до самого дня ареста истинного лица Артамонова златоустовская полиция не знала. Начальства там за последние годы сменилось немало, те, что знали его по прежним делам, разъехались, а новые или недооценили его способностей, или же ему удалось усыпить их бдительность своим внешне обычным, «правильным» поведением. Между тем, он эсдек-большевик, член боевой дружины, возможно даже ее руководитель. Не этим ли обстоятельством и объясняется факт полного молчания о нем жандармских бумаг? Боевики хорошо изучили науку конспирации, да и молчать на допросах они умеют… Вот вам и ответ полковнику Ловягину.

Полковник с интересом выслушал информацию своего помощника и, видимо, в качестве расплаты преподнес ему новость.

— Я помню, в свое время вас очень огорчило исчезновение Эразма Кадомцева. Теперь можете успокоиться: сей господин наконец-то обезврежен. Прочтите.

Это была телеграмма из Петербурга.

«4 декабря, — читал он, — арестован поручик запаса Эразм Самуилович Кадомцев, проживавший нелегально по паспорту киевского мещанина Мартынова. Наблюдался в боевой организации. У него в квартире задержан нелегальный Владимир Иванович Николаевский. Прошу сообщить имеющиеся сведения…»

— Подготовьте ответ, Иван Алексеевич. Я думаю, это доставит вам некоторое удовольствие.

— Благодарю, исполню сейчас же.

— И не забудьте о печатне…

Глава тридцать вторая

Литвинцев ехал в Уфу. Правда, на этот раз он был уже не Литвинцевым и не уфимским мещанином Козловым, а крестьянином Федором Константиновичем Маловым, о чем свидетельствовал паспорт за № 878, выданный ему 29 ноября 1907 года в одном из волостных правлений Пензенской губернии.

Никакого отношения к этой губернии он, конечно, не имел. Как выбрался в сентябре из Уфы, так и обосновался в Саратове. Явки, которыми его снабдили перед отъездом, действовали, он быстро вошел в местную революционную среду, стал работать в боевой дружине и вот собрался в Уфу за оружием, которого в Саратове катастрофически не хватало.

Рисковое это было дело — ехать в город, из которого недавно бежал. Провожая его, Варя не раз останавливала на нем тревожный взгляд и начинала советовать, какой улицей лучше незаметно выйти с вокзала в город, как повязать шарф, чтобы прикрыть лицо, что говорить, если…

Он молча слушал ее и ласково улыбался. Все хорошо, все правильно, вот только этого «если» быть не должно. А уж если случится, то будет не до разговоров. Во всяком случае он будет стараться. Чтобы не волновалась, отобьет телеграмму. А встречать, на саратовский вокзал пусть приходит Афанасий Сурков, — вернется не с пустыми руками, это уж точно…

В Уфу он прибыл часов в пять вечера. Смешавшись с толпой пассажиров, вышел на привокзальную площадь, не торгуясь, взял извозчика и через час знакомой дорогой подошел к дому Калининых на Средне-Волновой. Было уже довольно темно, но открывшая ему Егоровна без труда признала в нем своего дорогого «племянника» и вся засветилась от радости.

— Ну вот, слава богу, еще раз свидеться довелось! Правда, Шурик мой сказывал, что все в тот раз получилось хорошо, а все-таки волновалась… — И лукаво прищурилась: — «Невеста»-то как, жива-здорова? При тебе?