Василий Седугин - Славянский викинг Рюрик. Кровь героев Страница 8

– Почему с германцем замирились?

– Зачем ворогов выпустили?

– Кто запретил расправиться с неприятелем?

Наконец посаднику удалось установить тишину.

– Братья! – сказал он. – Вы знаете, какие беды мы испытали за последние дни. Погиб наш князь Годлав. Представляю вам его старшего сына Рерика, наследника отцовского престола. – Он положил руку на плечо рядом стоявшего Рерика. – Но ему пока десять лет, рано еще ему княжить. Поэтому прошу народное вече утвердить при нем советника и опекуна всем известного старшину рода Дражко!

– А сколько он будет опекать Рерика? – выкрикнул кто-то.

– Согласно славянским обычаям до восемнадцати лет. В этом возрасте юноша идет на службу и на войну, вступает во владение имением родителей. Стало быть, и Рерик станет считаться нашим князем с восемнадцати лет. А до этого по всем важным вопросам вам следует обращаться к Дражко. Дражко, поклонись обществу. Теперь ты ему будешь служить верой и правдой. Поклянись в этом.

Дражко выступил вперед, приложил руку к сердцу произнес серьезно и внушительно:

– Клянусь служить народу бодричскому верой и правдой, судить по законам и обычаям нашим русинским.

Толпа одобрительно зашумела:

– Знаем, знаем старейшину… Умный и дельный человек… Из торговых людей, такого не обведешь, не проведешь… Надежный человек…

– А теперь перейдем ко второму вопросу – заключению мира с саксами и данами.

Толпа взорвалась. Люди кричали, орали, потрясая оружием и щитами:

– Нежела-а-а-ем!

– Не хотим мира-а-а-а!

– Добивать надо ворого-о-о-ов!

И тогда на край помоста вышел Гостомысл. При виде седовласого старца, худого и стройного, со строгим лицом, обрамленным длинными волосами и бородой, суровым взглядом из-под нависших бровей, толпа быстро поутихла.

– Братья мои, – негромко произнес Гостомысл, но его услышали во всех концах площади. – Братья мои, – повторил он, оглядывая всех выпуклыми синими глазами, – не один раз мы сражаемся вместе, не один раз с войском новгородским приходил я на помощь вам, братьям нашим, бодричам. Потому что мы братья с вами по крови, потому что мы когда-то составляли с вами одну страну – Русинию. Наши предки, словене новгородские, вышли из ваших земель и, пройдя большое расстояние по берегу Балтийского моря, поселились возле озера Ильмень. У нас с вами и язык один, и нравы, и обычаи схожие. И ваши беды и несчастья – это и наши беды и несчастья.

Гостомысл остановился, чтобы передохнуть. На площади – тишина, слышно было даже, как возились голуби на крыше храма бога Перуна.

– Братья мои, – продолжал Гостомысл, – я прожил долгую жизнь и пришел к одной непреложной истине: мир приносят не громкие победы, а милость и доброта, проявленные в подходящий, соответствующий момент. Такое положение создалось и сейчас. Если мы уничтожим врага, он через несколько лет снова придет под стены Рерика, чтобы отомстить нам. Но мы решили с герцогом саксов Ходо дать клятву дружбы между нашими народами и свято соблюдать ее. Согласны ли вы с нашим решением?

Может, в другое время и побуянила бы толпа жителей столицы, но в присутствии глубокого старца даже самые бойкие люди потупили глаза и склонили головы в знак согласия, а некоторые стали выкрикивать негромко:

– Пусть будет так!

– Согласны мы!

– Мир – это самое хорошее дело.

– Да мы всегда были не против…

Пригласили на помост герцога Ходо. Тот вышел, сдержанный, собранный, всем существом своим чувствуя враждебность и ненависть многотысячной толпы. Жрецы вынесли и поставили на вид изображение Перуна, вырезанное из дерева: глаза у него из драгоценных камней, усы – из золотых волос, в руке держит изогнутую серебряную молнию.

К Перуну подошел Гостомысл. Став перед главным славянским богом на одно колено, он произнес громко и отчетливо:

– Клянусь перед тобой, богом грозового неба, насылающего на нас громы и молнии, мчащегося по клубящимся темно-лиловым грозовым тучам на огненной колеснице, что никогда не нарушу дружбу с герцогом Ходо и его народом саксов!

Вслед за ним на колени встал Дражко и повторил ту же клятву.

Тогда на край помоста шагнул Ходо, воткнул перед собой прямой и длинный германский меч и произнес над ним слова клятвы:

– Клянусь богом нашим Тором хранить вечный мир и дружбу с народом бодричей. Да поразит меня своей страшной карой великий Тор, коли нарушу я свою клятву!

Князья и герцог ушли, а народ еще долго не расходился с площади, обсуждая необычное событие…

С площади Гостомысл прошел в горницу Умилы. Увидев его, она с тихим стоном бросилась ему на шею и замерла, не в силах сдержать слез: столько лет не видела родного отца!..

– Ну ладно, ладно, – ласково отстранил он ее и сел в кресло. – Показывай своих архаровцев, какие они у тебя выросли?

– Ну Рерика ты уже видел, – подталкивая перед собой старшого, растроганно говорила дочь. – Вырос, и не заметила…

– Соколом растет, настоящим соколом, оправдывает свое имя. Хорошим князем будет, достойным преемником Годлаву.

Крякнул, спохватившись, что некстати разбередил сердечную рану Умилы, украдкой глянул на нее, увидел, как лихорадочно заблестели у нее глаза, заторопился перевести ее внимание на сыновей.

Подозвал Рерика.

– Вот держи меч особой формы, называется саблей. Она длиннее и тоньше меча, легче для руки. Появилась недавно в восточных странах, у кочевников. Очень удобна и действенна в руках конника. Я привез с собой мастера сабельного боя, останется здесь, пока не научит тебя всем премудростям.

– Спасибо, дед! – Рерик вытащил из ножен стальное полотно сабли, оно ярко сверкнуло в лучах солнца, бившего в окна терема. – Ух, какая красивая! Как ловко легла в руку! Я с ней никогда не расстанусь!

– А что средний, тоже такой же воинственный растет? – глядя на худенького пятилетнего внука, спросил Гостомысл.

– Годлав назвал его в честь своего отца, воинственного и неукротимого Синеуса, – ответила Умила. – Не знаю, каким вырастет, а пока такой умненький и спокойный мальчик, что не нарадуюсь, никаких забот и хлопот с ним.

– Подойди ко мне, Синеус. Я тебе тоже подарок привез, лук со стрелами, как раз для твоего возраста. Глаз надо упражнять с детства, только тогда из тебя выйдет меткий стрелок!

Гибкая дуга лука была сделана из разных сортов дерева, выкрашена в яркие цвета, а тетива была крепкой и в то же время мягкой, чтобы не поранить пальцы мальчика. Но Синеус как-то вяло подошел и взял оружие из рук деда неохотно и даже равнодушно.

– Не любит он военных забав, – пыталась оправдаться мать. – Ему бы играть в тихие игры где-нибудь в углу. Задумчивый он какой-то.

– Ничего, – успокоил ее Гостомысл. – Пройдут года, станет настоящим мужчиной. Жизнь заставит. Ну а меньшой-то каким богатырем растет! Сколько ему – года три, я думаю? Ишь какой бутуз, как налитой сидит и губы надул. Ну-ка иди к деду, прими медовый пряник! Как тебя зовут?

– Трубор, – буркнул карапуз и тотчас вгрызся зубами в протянутое Гостомыслом лакомство.

– Как появился на свет, сразу так громко заорал, будто труба боевая! – растроганно говорила мать. – Ну мы его сразу таким именем и назвали.

– Полководцем ему быть, звучным голосом будет звать за собой воинов в бой! – тотчас определил Гостомысл. – Или посадником выберут, могучим басом всех на площади перекроет!

– Кто его знает, что из него получится, – вздохнула Умила. – Главное, растет здоровенький, это самое важное. А уж там как боги распорядятся…

– Да, в наше время не знаешь, как сложится судьба у наших сыновей. Думал ли я, что при четырех сыновьях останусь без наследника…

– Кому же передашь престол, отец?

– Вот думаю. Может, одному из твоих сыновей. Новгородцы признают… должны признать!.. Все-таки в них течет моя кровь! Но Рерик провозглашен князем бодричей, а кого-то из этих брать с собой нельзя, слишком малы. Пройдет годков пяток, соберусь к вам в гости, тогда и решим, кто пойдет княжить в Новгород – Синеус или Трубор.

– Горько мне будет расставаться, но, видно, ничего не поделаешь! – вздохнула Умила. – Видно, судьба матери такая: всю жизнь встречать и провожать своих детей…

Помолчали. Неожиданно Гостомысл вздрогнул, будто пробудился ото сна, проговорил каким-то странным голосом:

– Сон мне приснился не так давно. Утром привиделся, когда сны запоминаются так, словно все наяву произошло. Явилось мне, будто из чрева твоего, Умила, выросло чудесное дерево, от плода которого насыщаются люди всей земли. Обратился я к мудрым волхвам разъяснить мне суть этого загадочного сна. И волхвы истолковали его таким образом: кто-то из сыновей твоих придет в Новгород и станет наследником моего престола и всей земле Новгородской будет угодно его княжение.

– Все в руках богов, – покорно произнесла Умила. – Если захотят они, то так все и произойдет.

Вошел Дражко, покосился на Рерика. Крякнув, сказал осторожно: