Мария Вильчинская - Александра и Курт Сеит Страница 8

– Бога ради, Шура, не говори глупостей! Они дворяне и офицеры, разве они будут ссориться из-за такой ерунды, как политические партии? Разумеется, они оба преданы Государю и Отечеству.

– Но поручик Ивашков… – начала было Шура.

– Он просто увлечен современными конституционными идеями. Между прочим, это очень модно. Не всем же быть такими консерваторами, как поручик Эминов.

Шура смутилась. Валентина говорила так уверенно и к тому же всегда была куда более практичной, чем она, и не позволяла себе увлекаться разнообразными фантазиями и предположениями. Но на всякий случай она все же уточнила:

– Так ты считаешь, что эти споры ничего серьезного не значат?

Сестра снисходительно потрепала ее по руке.

– Разумеется ничего серьезного! Ты же наверняка помнишь, как папа спорил с графом Бобринским касательно результатов земельной реформы покойного господина Столыпина? Они год переписывались, и после каждого письма папа буквально рвал и метал. И ничего, они по-прежнему друзья. Так что не забивай голову подобной ерундой, политика – это всего лишь увлекательная мужская игра, ничего более.

Нельзя сказать, чтобы слова Валентины полностью ее успокоили, но все же Шура решила последовать ее совету и не забивать голову лишними размышлениями. Тем более ее куда больше любых политических споров интересовал разговор, который был у них с Сеитом после ухода поручика Ивашкова.

Отец в подробностях рассказал о том, что на самом деле произошло прошлой ночью и кто сидел с ними в карете. И Шуру очень обрадовало негодование Сеита, когда он услышал, что грабитель держал ее под прицелом револьвера и угрожал застрелить, если они с отцом его выдадут.

– Мерзавец! – Его голос даже задрожал от сдерживаемой ярости. – Когда я до него доберусь, он пожалеет, что на свет родился! – Он помолчал, видимо стараясь взять себя в руки. – Благодарю вас за то, что все мне рассказали, я передам эти сведения кому следует, это очень поможет в поисках преступника. И позвольте поблагодарить Александру Юлиановну: вы держались превосходно и не позволили мне сказать лишнее при этом негодяе.

Шура покраснела до самых ушей, когда он склонился над ее рукой, и она почувствовала обжигающее прикосновение его губ. Но при отце и ошарашенной всем услышанным Валентине слишком показывать свои чувства было нельзя, поэтому она очень надеялась, что они припишут ее волнение и румянец воспоминаниям о пережитых страхах.

Впрочем, сестра ее все равно потом отчитала, заявив, что надо быть спокойнее, выдержаннее и не показывать свои эмоции слишком явно. Знала бы она, какие это были эмоции на самом деле!

Жизель в исполнении Татьяны Чупил-киной была восхитительна и обворожительна. Шура смотрела на порхающую по сцене тоненькую балерину, гибкую, грациозную, похожую на экзотический цветок, и не могла поверить, что это ее подруга детства, та самая Таня, которая все время подбивала их с Валентиной на какие-нибудь авантюры.

В ее памяти Таня так и осталась веселой шустрой девчонкой, никогда не сидящей на месте. А сейчас она настоящая богиня, на которую устремлены сотни восхищенных глаз. «Блистательна, полувоздушна, смычку волшебному послушна…»

Во втором действии, где призрак несчастной Жизели спасает Альберта от гнева вилис, Таня была так прекрасна, искренна и выразительна, что Шура не смогла сдержать слез и потом долго аплодировала вместе со всем залом, едва не отбив себе ладони.

Валентине пришлось дважды окликнуть ее, когда закрылся занавес, прежде чем она очнулась от восхищения и прислушалась к тому, что ей говорят.

– Костя сказал, что нам передали приглашение от госпожи Чупилкиной прийти к ней завтра на ужин. Думаю, неприлично будет отказываться, после того как мы приняли от нее пропуск в ложу.

– О, я буду очень рада! – Шура не могла скрыть радости. – Как ты думаешь, нам, наверное, надо подарить ей букет?

– Дарить цветы – мужское дело, – улыбнулся Константин. – Не беспокойтесь, я позаботился об этом заранее, и госпоже Чупилкиной сегодня доставят корзину роз с благодарностью за приглашение и приличествующими словами восхищения.

– Чтобы выразить мое восхищение, и слов не найдется, – вздохнула Шура.

Как жаль, что приличия не позволяют сразу же пойти за сцену и сказать Тане, что ее танец поражает в самое сердце. Да что там, сейчас Шура сказала бы это даже маме. Прежде чем осуждать Таню за то, что та стала балериной, надо посмотреть, как она танцует! Это же Божий дар, чудо, которое она обязана нести людям!

Когда они вернулись домой, в кабинете Юлиана Матвеевича еще горел свет, и Шура сразу побежала к отцу, чтобы пересказать ему свои впечатления от балета.

– О, папочка, – закончила она, – как жаль, что ты не смог пойти! Это был самый прекрасный балет в моей жизни!

– Дорогая, не надо так кричать. – Валентина, поднявшаяся в кабинет вслед за ней, подошла поцеловать отца перед сном и заботливо спросила: – Папа, что сказал профессор Егоров?

Шура чуть сквозь землю от стыда не провалилась. Ну конечно, папа же сегодня ездил к доктору, именно поэтому он и не мог пойти с ними в театр. Валентина об этом помнила, а она забыла. Стыд и позор ей!

– Ничего важного, – после некоторой заминки сообщил Юлиан Матвеевич. – Это была лишь первая встреча, профессор произвел небольшой личный осмотр и назначил время, когда я должен лечь в его клинику для полного обследования.

– И когда же? – заботливо спросила Валентина.

– Через пять дней. Мы оба решили, что это самое удобное время. Я успею управиться со всеми запланированными делами, да и ваша тетушка, Надежда Васильевна должна будет как раз вернуться из Москвы. Если же нет, погостите несколько дней у Бобринских, Елена Петровна обещала взять вас под свое покровительство.

– Обследование займет несколько дней?

Юлиан Матвеевич заметил испуг Шуры и успокоительно улыбнулся.

– Профессор Егоров – весьма требовательный и педантичный господин. Если уж он взялся обследовать, то сделает это как можно тщательнее. Не беспокойся, моя радость, это обычная процедура. Ну а теперь, – он взглянул на часы, – «я сон пою, бесценный дар Морфея, и научу, как должно в тишине…»

– «…покоиться в приятном, крепком сне», – послушно продолжила Шура, подставляя отцу щеку.

Юлиан Матвеевич улыбнулся с заметным удовольствием, поцеловал обеих дочерей, пожелал им спокойных снов и вернулся к деловым бумагам. Шура отправилась спать вслед за Валентиной, но почему-то прежнего радужного настроения уже не было. Вновь вспыхнувшее чувство тревоги за отца отодвинуло прекрасную Жизель на второй план.

Она ощущала сердцем, что все вовсе не так просто, как он говорит, но понимала, что спрашивать бесполезно. Хотя, может, это и к лучшему – когда мало знаешь, легче надеяться на лучшее.

Глава 4

Почти пара

Квартира Татьяны Чупилкиной располагалась в новом современном доме на Фонтанке, с лифтами на парадных и черных лестницах, центральным водяным отоплением, вентиляцией, горячим водопроводом, современными прачечными, холодными кладовыми для продуктов и гаражами на первом этаже.

Отделана квартира была с большим вкусом, а на большом застекленном балконе был устроен изящный садик с цветущими кустами в больших кадках, отчего казалось, что за окнами гостиной не зимний Петроград, а весенний сад.

Сама Татьяна в элегантном модном туалете встречала гостей на пороге гостиной и тут же представляла всем собравшимся. Впрочем, большинство и так были знакомы между собой. Когда Шура и Валентина в сопровождении Константина Клодта вошли в гостиную, они увидели Сеита, вновь о чем-то спорящего с Ивашковым, Петра Бобринского, музицирующего на пару с невысокой молодой брюнеткой, и красивого черноволосого офицера.

– Госпожа Чупилкина, примите наше восхищение! – Константин поднес к губам протянутую ему руку. – На что уж в Петрограде публика избалована прекрасным балетом, но вы сумели потрясти зрителей до глубины души. Я никогда не видел такого искреннего и душевного исполнения роли Жизели.

– О, не преувеличивайте. – Татьяна бросила из-под полуопущенных ресниц кокетливый взгляд.

– Ни в коем случае, – подошедший Сеит в свою очередь поцеловал ей руку. – Позволь и мне присоединиться к словам барона Клодта. Мариинская сцена видела много прекрасных балерин, талантливых, техничных, очаровательных, но вряд ли хоть одна из них настолько вкладывала душу в свой танец. Вчера мне показалось, что ты не играла роль Жизели, а жила ею.

– Спасибо, Курт Сеит. – Татьяна на мгновение задержала его пальцы в своих и благодарно пожала.

Сердце Шуры уколола ревность, но это продлилось только секунду. Каким-то шестым чувством она ощутила, что в этом жесте нет флирта, между Таней и Сеитом отношения особые, но не любовные. Но что за именем она его назвала? Курт? Что это значит?

Тем временем Татьяна обернулась к черноволосому офицеру и представила его Шуре, Валентине и Константину как своего жениха, поручика Джелиля Камилева. Вот тут уже никаких сомнений не было – влюбленные взгляды, которыми они обменялись, говорили лучше всяких слов.