Николай Зряхов - Битва русских с кабардинцами Страница 8

Узбек. Здравствуй, добрый Андрей! Здравствуй, друг мой! Что, хорошо ли тебя у меня содержат? Стало ли тебе легче и доволен ли ты приставленной мною к тебе этою (показывает на Селиму) надзирательницею?

Победоносцев (с чувством). Благодарю тебя, добрый князь, за все твои милости и попечения обо мне! Ты спас меня от смерти и даровал счастие узнать твои достоинства и добродетели, с небесной красотой твоей дочери, которой неусыпные старания обо мне более действуют на мое выздоровление, нежели все лекарства искусного твоего врача Бразина.

Узбек. Сердечно этому рад, но еще более буду восхищен и благодарен тебе сам, если буду иметь счастие назначь тебя моим сыном.

Победоносцев. Вы уже получили на это титло неоспоримые права; ибо спасли жизнь мою, тогда как сами подвергались опасности потерять свою от руки моей. Все это доказывает ваше превосходное сердце и душу, и благородный поступок ваш принес бы честь и христианству. Я не останусь у вас в долгу и постараюсь заслужить ту дружбу и любовь, которыми вы меня почтили.

Узбек (тронутый до глубины души, пожимает руку раненого). Аллах да утвердит сей узел неразрывною цепью нашего соединения в одну веру и семейство. Андрей! Ты достоин сей участи, тебя ожидающей. С рукою Селимы предоставляю тебе и все мое несчетное богатство, если ты сделаешься магометанином и моим сыном; паче чаяния, если же отвергнешь мои дружеские и отеческие предложения, любовь, попечение и прелесть Селимы, которой нежные чувства я очень знаю; то клянусь пророком нашим Магометом, ты повсюду, невзирая на различие вер наших, останешься для меня другом и до конца оной незабвенным в моем сердце! Но в таком случае Селима никогда уже не будет твоею супругою. От воли и чувств твоих зависит избрать то или другое.

Победоносцев. Почтенный князь! Перемена религии есть важнейший предмет, долженствующий занимать все наше существование. Может быть, другой принял бы с радостию ваше предложение, прельстясь красотою Селимы и вашим богатством; но я, твердо наставленный в законе христианском и в вере моих предков, почитаю их для себя священными. Но чтоб не быть против вас неблагодарным, я хочу подробно узнать учение вашего Корана и тогда, сравнив обе веры, дам мой вам решительный ответ о моем мнении и намерениях. Я знаю хорошо ваш язык, умею на оном читать и писать: эти облегчит мое учение; но мне нужны вашего Корана в других местах объяснения, которые мне покажутся темны или невразумительны. Кто же будет моим наставником?

Читатели мои здесь, может быть, подумают, что герой мой, прельщенный красотой кабардинской княжны и богатством отца ее, чувствуя к одной пламенную любовь, а к другому признательность и дружбу, повергается в расставленные ему сети, ибо Коран заключает в себе восхитительные награды мусульманам, но все таковые ошибутся: хитрый, умный, но воспитанный и утвержденный в законе христианском, мой герой выдумал это для того, чтобы лучше опровергнуть учение Магомета разумными доводами, ибо он предчувствовал, что учительницею его будет Селима, которой присутствие для него необходимо, и которой внушив лжеумствования их Магомета, он хотел ее обратить в нашу веру.

Узбек (с восхищением). О Алла! Прославь своего великого пророка и просвети светом правоверия очи и душу сего любезного юноши и героя! (К Селиме). Милая дочь! Беги скорее и принеси аль Коран пророка, который хранится в моей комнате.

Селима убегает.

Я уверен, мой любезный Андрей, что это писание нашего великого пророка заставит тебя благоговеть пред ним и предпочесть нашу веру — чего я от всего своего сердца желаю.

Победоносцев. Я это увижу. Но кто же будет моим наставником?

Узбек (догадавшись о желаниях нашего героя, грозит ему с усмешкою пальцем). Плутишка! Я знаю, кого ты желаешь избрать им!.. Верно, Селиму, не правда ли?

Победоносцев (покраснев). Здесь нужен мне учитель, знающий хорошо ваш закон и умеющий толковать его.

Узбек (с улыбкой). Селима лучше нашего муллы знает закон магометан, она будет твоею учительницею. Доволен ли ты этим?

Победоносцев (с радостью). Как нельзя больше. Такая прекрасная учительница одна в силах сделать из невозможного возможное. За это благодарю вас, добрый мой благодетель!

Узбек (с тайным видом). А это самое отвлечет подозрение моих домашних и подданных, которые осуждают меня за то, что я, вопреки нашей веры, закона и обычая мусульман, питаю к тебе отеческую любовь и позволяю дочери моей ходить за тобою, когда не только это запрещено нам Кораном, но даже женщины и девицы нашей веры должны закрывать лицо свое не только от христиан, но даже и от своих единоверцев. Кроме моих домашних и тебя, еще ни один смертный не удостоился видеть красоты моей дочери.

Победоносцев. Это, для меня кажется, сделано весьма благоразумно в сих постановлениях вашего закона; ибо красота часто привлекает к себе разного свойства людей, иногда недостойных, которые, заразясь ею и не имея никаких средств обладать обожаемым предметом, ищут непозволенных средств вовлечь свою любовницу в расставленные хитростью их сети и потом погубить навеки.

Узбек. Я с тобой согласен. Не видя лица женщины и девицы, мужчина боится ошибиться в своем выборе — и потому у нас невинность не подвергается опасности искушения, как у европейцев, где все открыты прелести, как будто на продажу драгоценный товар.

Победоносцев. Оставим это. Князь! Теперь скажите мне откровенно, какой вид имеет брань русских с кабардинцами и что вы думаете о моих соотечественниках и ваших намерениях, к продолжению или прекращению сей войны?

Узбек (тяжело вздохнув). Любя тебя, как сына, почитая твою храбрость, которой я был очевидным свидетелем, я тебе откровенно скажу, что я весьма уважаю мужество и благоразумные распоряжения русских военачальников и их подчиненных. Они везде имеют преимущество перед нами и всегда остаются в выигрыше. Эта пагубная брань с вашими не доведет до добра кабардинцев. Мы уже потеряли великое число самых лучших воинов, падших от руки русских. Ты сам десятка два скосил их. Но никого из них так не жалко мне, как юного Рамира, воина отлично мужественного. Твой меч прошел сквозь его панцирь прямо в мужественное его сердце, и он пал мертвый от руки твоей с гордого коня своего. (Отирает слезу). Я его любил так же, как люблю теперь тебя. Ты один должен мне заменить эту горестную потерю. Он был сын мой! Одна Селима знает эту тайну. Но мать его и домашние полагают его еще в живых. (Грустно вздыхает).

Победоносцев (с изумлением). Ваш сын! Ах, как жаль, что он попал под острие моей сабли! Но что делать, князь, в пылу ли сражения разбирать, кого поражаешь из противников? Он, как мой неприятель, конечно, искал также н моей погибели; но судьба решила иначе. Вы могли бы мне отмстить за него, но я уверен, что вам известны права войны, и так как вы уважаете храбрых, то я надеюсь, что смерть вашего неустрашимого сына вы не сочтете мне в вину.

Узбек. Я с тобой согласен: права войны это извиняют; но успокойся, мой добрый Андрей! Ты меня и его, а мы тебя еще не знали н сражались между собою как непримиримые враги. Рассуди, если б твой сын, брат или отец пали от руки нашей в той кровопролитной битве, то мог ли бы ты ненавидеть нас за то, что мы, защищая жизнь свою, их поразили? Следовательно, ты отнюдь не помышлял об этом невинном преступлении. Сын мой умер со славою воина от руки героя и показал мне в последний раз свою ко мне любовь и храбрость. Когда я хотел с тобой сразиться, он не допустил меня до этого и просил у меня позволения испытать свои силы с твоими. Я, несчастный, похвалил его поступок: он в мгновение пускает своего гордого коня к тебе, у вас произошел самый смертный поединок. Я в эту минуту трепетал всем телом, и душа моя содрогалась от отчаяния, когда ваши быстрые удары мечей, встречаясь, испускали гром. Рамир нанес тебе тяжелую рану в грудь; но ты, усугубив свое мужество, обрушил ужасный меч на грудь противника с такою силою, что сын мой, как сноп, свалился с коня и ту же минуту умер. Люди мои бросились на тебя в большом числе, но ты стал как каменный утес, пренебрегающий бурями и с быстротой реки все увлекающий. Проворство твое, невзирая на свою опасную рану, облившую тебя и коня твоего кровью твоею, не ослабило богатырских сил твоих, и многие мои воины заплатили жизнью за свою дерзость сразиться с тобою. Наконец ты, во многих местах и в особенности раненный в правую руку, не мог уже более сражаться. Я, удивляясь твоей храбрости, приказал тебя, умирающего, снять с коня, сам перевязал твои раны и отправил сюда, и теперь, слава Аллаху, считаю тебя исцеленным и в возмездие моей горькой утраты могу надеяться видеть в тебе любезного моего сына Рамира, коего прах тайно, ночью похоронен на нашем кладбище! Селима знает его могилу. Ты можешь со временем посетить прах достойного твоего соперника, павшего от руки твоей; он достоин твоей любви, дружбы и сей последней чести. Но не лей слез своих напрасно, добрый мой Андрей! Я вижу, тебя убивает моя горесть, но ты можешь исцелить ее, утешить престарелого отца и заменить мне моего сына; при том же ты можешь теперь, для успокоения твоих добрых чувств сожаления о моем сыне, усмотреть из самой опасной твоей на груди раны, что он также не щадил тебя и искал твоей смерти. Вы с ним поквитались и коли не здесь, то в раю пророка нашего увидите и примиритесь.