Александр Ласкин - Ангел, летящий на велосипеде Страница 8

Картины у Варвары Матвеевны - реалистические, отборные образцы чистяковской школы, а в судьбе чувствуется безуминка. То - этот шкаф, то - могила в саду.

Что же удивляться тому, что через несколько лет с могилой начались странности. Сперва исчез крест, а затем куст. Все вроде помнили место, но в голосе недоставало уверенности. Никто не мог показать точно, а говорил: где-то тут.

Даже дату ее смерти никто не мог назвать. Эта военная зима оказалась настолько длинной, что, кажется, стерлась граница между годами.

Всю жизнь Баруздина находилась «где-то тут». Поэтому домашние за нее особенно не волновались: все знали, что она непременно объявится в нужный момент.

Просеменит быстро-быстро, внесет большой чайник, пригласит к столу…

Вот и сейчас она покинула дом и в то же время осталась «где-то тут».

Лежит себе Варвара Матвеевна совсем рядом с домом-музеем дяди Павла Петровича, прислушивается к птичьим голосам и скрипу калитки.

Кто это к нам идет? Обсуждает дела семейства? Называет ее хранительницей очага?

А о том, что она бывшая египтянка, отчего-то никто не вспомнит! Правда, и раньше не все соглашались с тем, что человеку дано прожить не одну жизнь.

Для того чтобы поверить в это, нужно оставаться детьми.

И чтобы воображать себя египтянами, следует быть детьми.

К художнице Баруздиной это относится более, чем к кому-нибудь другому.

Мир ее праху!

Конечно, обитатели квартиры «своего» узнают из тысячи. По каким-то им одним известным приметам они поймут: это не люди с обыском, не Шилкин со своим высокоумием, а человек их круга.

Однажды ночью в дверь позвонил поэт Владимир Пяст. Человек совершенно незнакомый, но - по всем параметрам - «свой». Правда, явился он по совету еще одного «своего». На квартиру 34 ему указала Ольга Форш.

Это еще одно «странное сближение». Его тоже никакой логикой не объяснишь. Скорее уж - энергетикой, игрой невидимых сил.

Сперва Юлия Федоровна подумала о непрошеных гостях. Оказалось - ни винтовки, ни даже кожанки. По первому взгляду через цепочку видно: это или писатель, или нищий.

О Пясте в Петербурге много сплетничали. Например, рассказывали такую историю.

Как-то обратился к поэту профессиональный нищий. Есть, знаете ли, такие люди, которые, бедствуя, зарабатывают. Особенно много их появилось после революции и войны.

В сравнении с Пястом - не профессионалом, а любителем, радующимся любому окурку и куску хлеба, - нищий выглядел комильфо.

«Товарищ, - сказал этот человек с интонациями не искательными, а панибратскими, - я тоже из тюрьмы и тоже из Могилева».

Конечно, на Таврической смеялись этой истории. Ведь они ничего не спутали, сразу признали поэта, напоили чаем. А уж Пяст расстарался, благодарный: половину ночи читал соседям стихи.

Пяст так увлекся, что, надписывая книгу, вспомнил забытый им язык. Давно он им не пользовался, а тут пришлось кстати. Когда-то именно так разговаривали друг с другом любимцы муз.

«Юлии Федоровне Львовой - сладкозвучной толковательнице поэзии», - вывел он на своей книге «Ограда» легкими буквами с завитушками

3.

В мандельштамовской «Египетской марке» есть герой, напоминающий Пяста. Фамилия у него тоже несообразная - Парнок совсем не лучше, чем Пяст. И внешнее сходство разительное - поэт тоже «ходил бочком по тротуару», разговаривал «на диком и выспреннем птичьем языке».

В литературном герое всегда не одна, а несколько составляющих. Что-то Парноку, безусловно, досталось от Пяста, а что-то от проживавшего на Таврической Кусова.

Давайте знакомиться: Георгий Владимирович.

Бывший кавалерист, бывший комендант ипподрома На скачках, бывший бухгалтер. А также - бывший египтянин и бывший барон.

Имени у мандельштамовского Парнока не было, но зато прозвищ - целых три. и Овца, и Лакированное копыто, и Египетская марка. Эти прозвища - словно печать наносимых ему обид.

И у Кусова прозвище не одно, а два. Кусявка (потому что - Кусов) и Попчик (потому что - Попка-дурак). Сначала барон ругал себя попугайской кличкой, а потом она за ним закрепилась.

Занимал жилец шестиметровую проходную комнату. Для того чтобы попасть в нее, следовало испрашивать разрешения у Юлии Федоровны. Учитывая особую вежливость барона, каждая такая попытка превращалась чуть ли не в переговоры.

Самые большие неприятности Георгию Владимировичу - от родственников. Вроде тихоня, чаплинский герой, для роли Гамлета данных совсем нет. Вместе с тем многие годы ему не давали покоя разные тени.

Чаще всего приходилось Георгию Владимировичу вспоминать прадедушку. Впрочем, не вспомни он сам - ему бы все равно напомнили. Ведь это из-за его чрезмерной самоуверенности он вынужден называться бароном.

Конечно, такие подарки делаются от щедрой натуры.

Коммерции советник Иван Васильевич Кусов был человеком широким: детей имел двадцать три человека, жен менял трижды. А тут еще подоспела круглая дата: ровно сто лет семейному кожевенному производству.

В знак особых заслуг Ивану Васильевичу предложили миллион или дворянский титул. «Миллион я и сам могу дать», - ответил он и предпочел баронство. Выбор, может, и объяснимый, но только причем здесь правнук? Он и в свою комнату попадает не сразу, а тут такое отягчающее обстоятельство.

Если вопрос о происхождении задают при советской власти, то это - знак приближения опасности. Особенно, если обращают его Кусову-младшему. Ну не наградил его Бог способностью замолкать когда нужно, отвечать уклончиво, не касаться запрещенных тем!

Однажды сын Лютика, Арсений, спросил соседа, не был ли тот знаком с убийцей Кирова.

«Вроде был», - ответил Кусов, то ли что-то спутав, то ли недослышав. Скорее всего, он и сам не заметил, как очутился у гибельной черты. Постоял-постоял, подумал-подумал, а затем отошел в сторону.

Разумеется, барону труднее уйти от правосудия. Правда, мера в этом случае оказалась нарушена: судьбы большинства его знакомых делятся на две половины - до и после тюрьмы, а у Кусова этих половин двадцать шесть.

Впрочем, не все обстояло так мрачно. В 1940 году, в промежутке между двенадцатым и тринадцатым арестом, Кусов приезжал в Ленинград из самарской ссылки. Вот уж ему повезло: он не только оказался в любимом городе, но еще и попал на «Лебединое озеро».

Пойти в Кировский-Мариинский театр - то же, что посетить свое детство, почувствовать на себе взгляд покойного отца.

Помнится, тот одергивал его, несмышленого: не вертись, сиди смирно, приготовься к самому главному.

И на этом спектакле инструменты сначала бестолково переговаривались, а затем стали как один голос. Тут-то Кусов почувствовал, что теряет вес и плотность, превращаясь в зрение и слух.

На то Георгий Владимирович и сын чиновника дирекции Императорских театров, чтобы по любому поводу иметь свое мнение. Как бы ни восхищало его представление в целом, он все равно найдет, к чему придраться.

Положение актрисы для него не имеет значения: если Улановой сегодня недоставало грации, он так и говорит. Конечно, и свои восторги выскажет, но под конец отметит, что ему кажется не так.

Именно в театральном кресле пришло к нему решение пойти на работу в Общество защиты животных. Давно он ощущал усталость от людей и разговоров, а тут понял, где искать отдушину.

Кто беззащитнее Георгия Владимировича? Может быть, только собака и змея. Этой парочке Кусов едва ли не попустительствовал. У него в кабинете пес-доходяга лежал на пороге, а змея свисала с электрического шнура.

Приходи к нему лечитьсяИ корова, и волчица,И жучок, и червячок,И медведица.

Так вот Кусов был такой Айболит.

Едва Георгий Владимирович освоился среди животных, узнал и прочувствовал их нужды и обиды, как нагрянул тринадцатый арест.

Сначала все было так же, как и в остальных двенадцати случаях. Даже чуть лучше, чем прежде: никогда он не посылал на Таврическую писем с фотографиями, а сейчас такая возможность представилась.

Лицо на фото было незнакомое, а вот надпись явно принадлежала ему. Казалось, Георгий Владимирович не написал, а произнес со знакомой интонацией: «Вот вам попчиковый мордальон!».

С этих пор на запросы Юлии Федоровны упрямо отвечали: «Адрес Кусова Г. В. Вам, вероятно, известен». Ни у кого не оставалось сомнений в том, что это может значить, но уж больно не хотелось соглашаться с неизбежным…

Вот и объяснение мечтательности обитателей квартиры. Всякий раз они надеялись преодолеть действительность. Когда пришла пора преодолевать мысль о Кусове, они тоже попытались кое-что досочинить.

Как это Мандельштам писал о «заресничной стране»?