Николай Задорнов - Хэда Страница 80

На «Грете» комиссия из офицеров во главе с Пушкиным осмотрела каюты и трюмы для грузов.

– Вы, капитан, крыс выморите.

– Чем? – весело спросил немец.

– Серой! – сказал Шиллинг. – У японцев есть. Японцы вам живо все сделают.

– Трюм хорош, при случае можно спрятать всех матросов.

Пушкин сказал, что силами наших мастеровых придется в трюме настлать временную жилую палубу для помещения всей команды.

Съехали на берег, пошли в канцелярию бакуфу.

Уэкава скрепил договор своей личной четырехугольной печаткой-миниатюрой и портовой печатью европейского образца. Заверил копии и одну попросил оставить для себя с немецкой и русской подписями.

– Теперь уже совсем? – спросил он.

– Да, совсем.

Как же мы все чужды им стали! И чем дальше, тем будет хуже! Пушкину хотелось кое-что из вещей и книг оставить у Ябадоо. Есть и подарки для японцев, но если бы не этот обгаженный храм! На прощанье как в душу мне нагадили!

Две с половиной тысячи долларов – четвертую часть денег – сразу отдали шкиперу и получили расписку. Остальные обещаны чеками и наличными в порту назначения.

В Хосенди вызвали офицеров и юнкеров. Пушкин объявил приказ об уходе. Погрузку закончить как можно быстрей. Два дня потребуется.

Каждый почувствовал, что решающий час настает. Офицерам велено составить расписание сборов и немедленно отправляться по местам.

– Немец не американец! – сказал Пушкин. – Мнения своего не переменит! С богом!

Матросы принесли на могилу Букреева саранок. На коленях у небольшой плиты, поставленной товарищами покойного под крестом, юная японка, маленькая, как девочка. Она помолилась и зажгла куренья, как бы напоминая уходящим о вечной преданности и верности.

Молодой дайкан Эгава подъехал верхом к Хосенди с пешей свитой скороходов. Он отлично сидит на коне. Розовое лицо, черные брови вразлет, гордый взгляд. С такой осанкой Тамерлан въезжал в завоеванные страны! Спрыгнул с седла и поздоровался за руку с вышедшим навстречу Сибирцевым, которого знал по зимней охоте.

Пьющий Воду зашел за скалу и забрел в море. Он нырнул под скалу и вынырнул в пещере. Пещера небольшая, ведет в глубину горы. Лезть туда очень страшно. Особенно неприятно, когда с трудом проталкиваешься под висящим сводом, который касается и как бы вдавливается в спину. Если в это время произойдет землетрясение, то так и останешься. Ногами к свету, а головой во тьму. Кто лазал в таких местах сам в молодости или в мальчишестве, знает, что это такое. Дальше можно нащупать сокровище. Пьющий Воду протянул руку. Оно здесь! Быстро проскользнул обратно и вылез. Ночь, волна. Никому и в голову не придет что-то тут искать, под водой. Вот так прячутся средства для возмездия! Так же глубоко бывают спрятаны воинственные и мстительные мысли.

Оружие очень удобное, хорошее, сохраняется и смазывается. Испытано предками казненных родственников во многих бунтах, многократно. Их потом пытали и убивали, но оружие это удавалось спрятать. Очень счастливое оружие, старинное. Это пика с секирой, наподобие алебарды. Но секира длинная и кривая, похожая на серп, отточена с обеих сторон, как бритва. Названа: «Борьба насмерть, когда больше невозможно терпеть!» Надпись сделана на случай, если оружие попадет в руки властей. Пусть прочтут и подумают. И не изнуряют людей. Это оружие повстанцев. С князей легко снимает головы.

Пьющий Воду на соломенных подошвах шел, ступая по густой траве, держа свое оружие внизу и склонившись, помня, что крюк или секиру нельзя никому показывать. Соломенные подошвы на траве не оставят следа. Трава к утру поднимется.

После происшествия в храме Джинджя посетителей в сакайя у Пьющего Воду еще больше. Все крестьяне приходили посмотреть следы сапог. Тысячи людей побывали в оскверненном храме и, собираясь компаниями, обсуждали целыми днями происшедшее событие, как назначенные полицейские добровольные комиссии. Вообще иногда у косы такой вид, словно там всенародный сбор, канун восстания и резни, мятежа.

Огромный корабль стоит среди бухты, иностранцы опять собираются, но не уходят. Неизвестно еще, все уйдут или опять лишь часть.

– Пусть скорей убираются! – говорят посетители, побывавшие в Джинджя.

Другие смеются, не верят, ругаются, кто тихо, а кто – громко. Но все зайдут в сакайя и выпьют. И приходится каждый день ездить в лодке к Ота-сан на склад за бочками сакэ. Денежки теперь полились.

С тех пор как ужасное осквернение произошло, Пьющий Воду велит обеим дочерям на валуны больше не ходить, на косе не появляться. Ходите каждый день на могилу Яся! Обе!

В тот день они, не от голода, а по нищенской привычке, скребли водоросли в отлив. Хорошо, что залегли в валунах. А карлик прыгал по камням, по самой вершине косы. Отец сказал детям, что это Земляной Паук, он следит за кем-то, осквернившим святыню! Кто осквернил? Еще не знаем. Но за кем-то следили. В валунах свой мир, как в тайной пещере, сжимающей грудь и спину, или как в библиотеке священных книг в храме у Фуджимото!

Мистер Тунджинг явился в сакайя. Пьющий Воду его угощал, слушая беседу посетителей, и все время смотрел в окно на косу, глаз не сводя с гребня валунов. Это легко понять. Он хочет поймать святотатца-варвара. Может быть, отцу мерещится, не замелькает ли среди цветов хамаю чья-то маленькая, очень маленькая голова? Вершина косы в камнях, там следы не остаются. Пониже на валунах водоросли. Морская змея может проползти незамеченной. Прилив или накат все смывают, остаются только наросты на камнях.

С гостем объяснялись два полуголых японца-носильщика, два бонзы и прилипший к ним метеке. Оба бонзы пожилые, грамотные, склонны к философии. Один из носильщиков был прежде писарем в секте, но изгнан. Объяснялись иероглифами.

– У вас в Японии недостаточно правильное понятие идеи неба. Поэтому понятие сына неба неясно, – доказывал мистер Тунджинг.

«Только по траве, только соломой по соломе, – неотступно думает о своем Пьющий Воду. – Лишь бы след остался незамеченным. Но сейчас самое подходящее время. Мистер Тунджинг еще здесь. Корабль чистится, и на нем морят крыс. Тайная полиция страдает, у них монах-начетчик убежал с Путятиным, не сумели задержать, теперь им будет совсем плохо!»

– Но мне кажется, что в деревне Хэда взгляды на понятие неба верней, чем в столице, – продолжал мистер Тунджинг. – Ваши взгляды расходятся с тем, чему учат в Эдо.

Тут уж Пьющий Воду, услыхав чтение вслух, вмешался:

– Нет! Нет! Этого не происходит. У нас в Японии все едины и крепки. Мы соблюдаем очень высоко совершенство единства духа и чистоту идей. Все наши взоры обращены в Киото к тенно, как сыну неба, более правильному, чем другие сыновья неба. И еще в Эдо – к верховному! По велению главного шамана Японии мы обращаемся к душам предков, а по учению буддийской церкви...

– Скажите, досточтимый гость, кто вы, из какого народа? Откуда прибыли? – спросил носильщик, закрывая плечи мешком. – Кто почтеннейшие, достославные родители такого великого и мудрого героя?

– Мой отец из Кантона!

– О-о! И он...

– Да, он!

– Китаец?

– Да!

– А ваша досточтимая мамаша, уродившая вас? Китаянка?

– Нет, она португалка. Ее отец португальский китаец и мать также лодочница из Макао.

– А вы сами?

– Я – англичанин.

– О-о!

– Моя королева живет в Лондоне!

Мистер Тунджинг показал портрет королевы на серебряной монете.

– А вы?

– Я живу в Гонконге! – И со смущенной улыбкой мистер Тунджинг дописал на бумаге: – Но сейчас я – американец. Временно.

– О-о! Вы прибыли на немецком корабле?

Отец и мать китайцы и португальцы, сам англичанин, без косы, в воротничке, но с китайскими глазами, живет у посла Англии, служит королеве, пришел во время войны на немецком корабле с американским флагом спасать русскую команду посла Путятина.

Настоящий игирису – англичанин!

...Эгава-сын остановился в том же храме за рекой, где останавливался его отец. Здесь, в соседнем, еще более роскошном саду, в храме стоял во время двух пребываний в Хэда великий Кавадзи Саэмон но джо.

– Но пусть сначала уйдут! – сказал дайкан.

– Да, да... – согласился начальник полиции Танака.

– Они уже договорились. Копия документа на десять тысяч дору[79] у Деничиро, как доказательство. Уже закончили вторую палубу в трюме... Уже грузятся. Уэкава-чин отправляет бочки с водой. Вчера уже попросили меня о буксирных лодках.

– Все будет доказано. Я представлю свидетелей и все сведения.

«Все пригодится!» – полагает молодой красавец дайкан.

– За нарушение основных законов! За связь с иностранцами прежде всего должен понести наказание Таракити! Хотя ему дано звание и фамилия Уэда.

– Это не помеха! – молодой дайкан засмеялся.

Кандидатура особенно нравилась. Любимец Путятина! А упрется в землю без головы! Уэда Таракити! Да, это он озаботил так отца. Только отец был скромный, его же хвалили... Таракити – враг злейший! Пусть только уйдут!