Льюис Уоллес - Бен-Гур Страница 84

К концу третьего утреннего часа аудитория наконец-то собралась полностью; трубные звуки букцин[112] призвали зрителей к тишине; взоры более чем ста тысяч человек обратились к высокому сооружению в восточном секторе.

На его приподнятом основании, посередине, находился широкий арочный проход, называемый Porta Pompea – вратами Почета. Прямо над этим проходом располагалась выдвинутая несколько вперед трибуна, роскошно украшенная эмблемами власти и штандартами легиона – почетное место для консула. По обеим сторонам от прохода находились несколько отделений, называвшихся carceres, в каждое из которых вели массивные двери, прикрепленные к высоким пилястрам. Над этими помещениями проходил карниз, украшенный низкой балюстрадой, за которой располагались амфитеатром ряды сидений, занятых знатными горожанами в роскошных одеяниях. Все это сооружение вздымалось на высоту цирка и с обеих его сторон обрамлялось башнями, которые не только тешили тщеславие архитекторов, но и служили креплениями для velaria, пурпурового цвета навеса, растянутого между ними и бросавшего благословенную тень на весь этот сектор, что было особенно приятно в такой жаркий день.

Столь подробное описание этого сооружения приведено нами затем, чтобы помочь нашему читателю представить себя сидящим на трибуне рядом с консулом, лицом на запад, где все происходящее доступно его взору.

Справа и слева от себя он видит два главных входа в цирк, очень широких, с воротами, створки которых крепятся к массивным петлям на боковых стенах башен.

Внизу под ним находится арена – громадное ровное пространство, засыпанное мелким белым песком. Именно здесь и будут происходить все состязания, за исключением соревнований по бегу.

Если проследить взглядом за дальнюю границу этой песчаной арены, то несколько западнее находится мраморный помост, на котором возвышаются три невысоких конуса из серого камня, покрытые богатой резьбой. Сегодня многие тысячи глаз будут всматриваться в эти конусы, поскольку они представляют собой первую мету и отмечают старт и финиш гонок квадриг. За помостом, оставляя проход и пространство для алтаря, тянется стена десяти – двенадцати футов в ширину и пяти-шести футов в высоту, протянувшаяся ровно на две сотни ярдов, что составляет один олимпийский стадий. У дальней западной ее оконечности находится второй помост с конусами, который представляет собой вторую мету.

Гонщики начинают заезд справа от первой меты, двигаясь таким образом, что стена всегда остается слева от них. Старт и финиш состязаний находятся через арену прямо напротив ложи консула, поэтому это место представляет собой предмет зависти всех зрителей в цирке.

Если теперь читатель, который, как предполагается, все еще сидит в ложе консула над вратами Почета, поднимет свой взгляд от расположенных на уровне земли стартовых отметок, то первое, что привлечет его внимание, будет мета внешней границы пространства гонок – гладкая массивная стена пятнадцати или двадцати футов в высоту, увенчанная балюстрадой подобно той, что находится над carceres, или стойлами, на востоке. Этот балкон, если пройти по нему вдоль дистанции гонок, прерывается в трех местах, открывая доступ для входа и выхода. Два таких места расположены на севере, одно – на западе. Этот западный вход богато украшен и именуется Триумфальными вратами, поскольку именно через него, когда соревнования окончены, и появляются победители, увенчанные венками, в сопровождении почетного эскорта и с соответствующими церемониями.

На западном торце стены балкон замыкает дистанцию гонок в форме полукруга и устроен так, что здесь он поддерживает две большие галереи.

Сразу же за балюстрадой вдоль выступа балкона находится первый ряд сидений, за которым амфитеатром расположены скамьи, причем каждый ряд выше предшествующего. Такое устройство трибуны открывает прекрасный обзор всех находящихся на них людей, коричневатую массу загорелых человеческих тел, блестящих от пота лиц, богатых цветастых облачений.

Публика попроще занимает места в западных секторах, начинающихся там, где оканчивается тень от навеса над ложей консула, и доходящих до мест, отведенных зрителям из высших слоев общества.

Имея перед глазами все пространство цирка в тот момент, когда раздались трубные звуки букцин, пусть наш читатель представит себе множество пребывающего в цирке народа, который погружается в тишину и застывает на своих местах в этот момент торжества.

От врат Почета раздался звук – гармоничная смесь поющих голосов и музыкальных инструментов. Это выступил хор певцов, возглавляющий процессию, которой по традиции открываются игры. За хором следовали главный распорядитель игр и высшие гражданские чиновники города, от лица которых давались игры. Все они были облачены в тоги и несли гирлянды цветов на шеях. Затем следовали боги – некоторых из них несли на платформах люди, других катили на больших колесных тележках, богато украшенных. После богов выступали участники состязаний этого дня игр. Каждый из них шел в том костюме, в котором ему предстояло бегать, бороться, прыгать, боксировать или управлять квадригой.

Медленно пересекая арену по диаметру, процессия сделала круг почета по трассе гонок. Зрелище было великолепным и впечатляющим. Приветственные крики вскипали при приближении процессии подобно тому, как морские волны вздымаются и плещут о борт двигающегося судна. Статуи богов никак не реагировали на эти знаки внимания, чего никак нельзя было сказать о главном распорядителе игр и его свите.

Прохождение спортсменов вызвало еще больший восторг, поскольку среди присутствующих не было, пожалуй, ни одного человека, который бы не поставил на того пли другого из них хотя бы четверть сестерция. Примечательным было то, что уже сейчас выделились фавориты публики: их имена громче всего звучали с трибун, их осыпали цветами и гирляндами с балкона.

Если у нашего читателя и были вопросы о степени популярности состязаний по тем или иным видам спорта, то при появлении квадриг они сразу бы исчезли. К великолепию своих колесниц и превосходящей всякое воображение красоте лошадей колесничие присовокупили еще и блеск своих одеяний. Их туники, короткие и без рукавов, были сшиты из ткани самой тонкой выделки, причем цвет этой ткани соответствовал цветам, под которыми выступал данный участник. Каждого колесничего сопровождал помощник – всех, кроме Бен-Гура, который по какой-то причине, возможно из недоверчивости, решил выступать в одиночестве. Точно так же все, кроме него, имели на головах шлемы военного образца. При приближении квадриг зрители вскочили на скамьи и разразились громкими приветствиями, в шуме которых внимательный наблюдатель мог различить звуки дудок, в которые гудели присутствовавшие здесь же женщины и дети. Когда же квадриги поравнялись со зрителями, с балкона на них обрушились потоки цветов, грозя завалить колесницы. Даже лошади получили свою долю оваций, хотя следует заметить, что они оказались менее чувствительными к воздаваемым им почестям, чем их хозяева.

Очень скоро и здесь стало совершенно ясно, что некоторые из колесничих более популярны у зрителей, чем другие. Выяснилось и то, что почти каждый из зрителей на скамьях, как мужчины, так и женщины и даже дети, имел на себе цвета своего фаворита: чаще всего это была цветная лента, нашитая на грудь или вплетенная в волосы, – здесь серая, там желтая или голубая. Но если всмотреться в массу людей на трибунах, становилось ясно, что в ней преобладали белый и алый с золотом цвета.

На современных нам подобных спортивных соревнованиях, особенно тогда, когда на их исход заключены пари на значительные суммы, зрители отдают свои предпочтения в зависимости от беговых качеств лошадей. Здесь же, однако, для зрителей имела значение прежде всего национальность выступавших. Если византиец и сидонянин явно не пользовались поддержкой публики, то лишь потому, что среди зрителей было слишком мало жителей этих городов. С другой стороны, греки, немалое число которых жило в Антиохии, разделили свои симпатии примерно пополам между афинянином и коринфянином, поэтому серый или желтый цвет местами преобладал на трибунах. Алый же с золотом цвет Мессалы встречался куда чаще благодаря тому, что многие приезжие из солидарности приняли цвета римского фаворита. Но оставались еще сельские жители, в большинстве сирийцы, евреи и арабы. Они, будучи восторженными почитателями лошадей шейха и ненавидя римлян, поражение которых – пусть хоть на арене – они мечтали увидеть, украсили себя белым цветом, став самой шумной и, пожалуй, самой многочисленной группой болельщиков.

Когда квадриги двинулись по трассе будущих гонок, восторг зрителей достиг апогея. У второй меты, где преобладал белый цвет, особенно на галереях, они обрушили на спортсменов буквально водопад цветов и огласили воздух именами своих фаворитов.