Льюис Уоллес - Бен-Гур Страница 85

– Мессала! Мессала!

– Бен-Гур! Бен-Гур!

После прохождения процессии зрители снова опустились на скамьи и продолжили прерванные было разговоры.

– Клянусь Вакхом! Разве он не прекрасен? – восклицает женщина, о приверженности которой римлянину свидетельствуют вплетенные в ее прическу алые и золотые ленты.

– А какая великолепная колесница! – подхватывает ее соседка тех же пристрастий. – Вся из золота и слоновой кости! Юпитер обязательно поможет ему выиграть!

А на скамье у них за спиной идут совсем другие разговоры.

– Сто шекелей на еврея!

Голос говорящего высок и пронзителен.

– Нет, не спеши, – шепотом урезонивает азартного болельщика его более осторожный друг. – Дети Иакова не слишком искусны в обращении с лошадьми, поскольку считают этот спорт греховным в глазах Господа.

– Это так, но ты когда-нибудь видел более хладнокровного и уверенного в себе колесничего? А какие у него мощные руки!

– А какие лошади! – добавляет третий.

– А еще говорят, – вносит свою лепту в разговор четвертый, – что он знает все трюки римлян.

Женщина подводит конец спору:

– Да к тому же он куда красивее римлянина.

Ободренный мнением друзей, игрок снова возглашает:

– Ставлю сто шекелей на еврея!

– Да ты просто болван! – кричит ему антиохиец со скамьи на балконе. – Разве ты не знаешь, что против него уже поставили на кон пятьдесят талантов, по шесть к одному, в пользу Мессалы? Спрячь свои шекели, а не то Авраам воскреснет и покарает тебя!

– Ха-ха! Да ты просто осел антиохийский! Ничего не соображаешь, что ли? Разве не знаешь, что это сам Мессала поставил на себя?

Такие страсти кипят среди зрителей.

Когда же шествие закончилось и врата Почета приняли обратно всех его участников, Бен-Гур понял, что пришло его время.

Все взоры Востока были обращены на его поединок с Мессалой.

Глава 13

Старт

Около трех часов дня, по современному счету времени, вся программа соревнований была выполнена, кроме гонок квадриг. Распорядитель игр, мудро рассудив, что зрителям тоже надо передохнуть, объявил о перерыве в состязаниях. Привратники открыли настежь vomitoria, и все желающие поспешили к портику, опоясывавшему цирк снаружи, где уже устроились продавцы съестного. Те же, кто остался на своих местах, скучали, позевывали, разговаривали между собой, сплетничали, разбирались в своих записях. Похоже было, что все различия на время забылись, и остались только две категории зрителей – выигравших в пари и наслаждавшихся своим успехом и проигравших, понуро сидевших с поникшей головой.

Вскоре обнаружилось, что есть и третья категория зрителей, состоящая из тех, что желали присутствовать лишь при гонках квадриг и появились к самому концу соревнований, заняв заранее зарезервированные для них места. Среди них оказался и Симонидис со своей компанией, для которого были оставлены места поблизости от главного входа с северной стороны, прямо напротив ложи консула.

Когда четверо дюжих рабов внесли купца в его кресле по проходу между рядами, любопытство окружающих достигло предела. Кто-то из них шепотом произнес его имя. Оно тут же побежало по рядам, вплоть до самых западных скамей; сидящие на них стали привставать и подаваться вперед, чтобы бросить взгляд на человека, о котором ходило столько небылиц.

Зрители узнали и Илдерима, тепло поприветствовав владельца одной из выступающих четверок лошадей; но никому, однако, не был знаком ни Балтазар, как и ни одна из двух сопровождавших его и закутанных в тонкую ткань женщин.

Женщинами этими были Айрас и Есфирь.

Последняя, заняв свое место, бросила испуганный взгляд на переполненные зрителями трибуны цирка и поглубже спрятала лицо в тонкую ткань, в которую была закутана. Египтянка, напротив, спустила головной платок себе на плечи, открыв лицо взорам всех присутствующих, и обвела гордым взглядом трибуны, явно не смущаясь всеобщим вниманием, что у женщины тех времен могло быть только результатом давней привычки.

На арену выбежали несколько служителей и принялись через всю арену натягивать до балкона для первого заезда натертый мелом канат. В то же время шесть человек вышли из врат Почета и, сопровождаемые протяжным гулом голосов зрителей, встали каждый на свое место перед одним из стойл, занятых участниками заезда.

– Смотрите, смотрите! серый идет к четвертому справа, там, стало быть, афинянин.

– А Мессала – да, он во втором номере.

– Коринфянин…

– Смотрите на белого! Вот он идет… остановился… номер первый – он первый слева.

– Нет, там остался черный, а белый у второго номера.

– Да, в самом деле так.

Привратники, как уже понял наш читатель, были облачены в туники тех же цветов, что и участники гонок квадриг; так что, когда они заняли свои места, каждый из присутствующих знал, какое стойло занимает сейчас его фаворит.

– Ты когда-нибудь видела Мессалу? – спросила египтянка у Есфири.

В ответ та пожала плечами и отрицательно помотала головой. Римлянин был врагом если не ее отца, то Бен-Гура.

– Он прекрасен, как Аполлон.

Эти слова Айрас произнесла с горящими глазами, обмахиваясь своим украшенным драгоценными камнями веером. Есфирь посмотрела на нее, думая про себя: «Неужели он красивее Бен-Гура?» В следующую секунду она услышала, как Илдерим сказал ее отцу:

– Да, его стойло второе слева от врат Почета.

Думая, что он говорит о Бен-Гуре, девушка взглянула в том направлении. Но, бросив взгляд на закрывавшие стойло створки ворот, она спрятала лицо в складки платка и прошептала краткую молитву.

К Симонидису приблизился Санбаллат.

– Я только что был у него в стойле, о шейх, – произнес он, склонившись к Илдериму, который начал уже теребить свою бороду. – Лошади в отличной форме.

Илдерим лишь просто ответил на это:

– Если их сегодня обойдут, я молю Бога, чтобы это был не Мессала.

Повернувшись затем к Симонидису, Санбаллат достал из складок одежды табулу и сказал:

– Я принес кое-что интересное и для тебя. Как ты помнишь, я уже сообщал о пари, которое прошлым вечером заключил с Мессалой. Еще я говорил, что оставил предложение на другое пари, которое, если оно будет принято, мне вернут подписанным сегодня до начала гонок. Вот и оно.

Симонидис взял табулу и внимательно прочитал текст меморандума.

– Да, – кивнул он головой, – их посланцы уже подходили ко мне с вопросом, можешь ли ты получить у меня такой кредит. Что ж, храни ее получше. Если ты проиграешь, то знаешь, где меня найти; если же выиграешь, – при этих словах лицо его закаменело, – если ты выиграешь… Смотри, чтобы тот, кто принял это пари, не ускользнул от тебя; вытряси из него все до последнего шекеля! Именно так они поступят и с нами, если победа достанется им.

– Положись на меня, – ответил Санбаллат.

– Ты не останешься с нами? – спросил Симонидис.

– Ты очень любезен, – склонил голову его собеседник, – но если я покину консула, то этот молодой римлянин может раскипятиться. Мир тебе; мир вам всем.

Наконец перерыв подошел к концу.

Под трубный рев букцин последние из зрителей, дожевывая еду, пробирались на свои места. На арене появилось несколько служителей, которые, поднявшись на разделительную стенку, прошли по ней до антаблемента рядом со второй метой. Они установили на ней семь деревянных шаров; затем вернулись к первой мете и на ее антаблементе установили семь других деревянных знаков, вырезанных в форме дельфинов.

– Что они будут делать с этими шарами и рыбами, о шейх? – спросил Балтазар.

– Ты что, никогда не бывал на гонках? – удивился Илдерим.

– Никогда в жизни, да и сейчас не совсем понимаю, зачем я здесь.

– Видишь ли, им необходимо вести счет. К концу каждого заезда они должны сбросить на землю один шар и одну рыбину.

Приготовления были закончены, и рядом с распорядителем игр выстроились трубачи, готовые по его знаку протрубить сигнал к началу соревнований. Движение на трибунах и шум затихли. Лица зрителей были обращены к западу, все взоры устремлены на закрытые пока двери стойл.

Румянец на лице Симонидиса свидетельствовал о том, что он тоже попал под власть всеобщего возбуждения. Илдерим же куда яростнее обыкновенного теребил свою бороду.

– Сейчас мы увидим римлянина, – шепнула прекрасная египтянка Есфири, но та не слышала ее – с бьющимся сердцем она ждала появления Бен-Гура.

Строение, в котором находились стойла, имело форму сегмента, смещенного вправо таким образом, что его центральная точка была выдвинута вперед и находилась на середине скакового круга, со стартовой стороны от первой меты. Каждое стойло отстояло на равном расстоянии от линии старта или побеленного мелом каната, о котором мы уже упомянули.