Наталья Павлищева - Последняя любовь Екатерины Великой Страница 9

– Да к чему ж вам самому-то ходить, я принесу, что скажете.

Ланской живо вспомнил Корсакова и смутился:

– Я не знаю что. Не слишком сведущ, да только учиться хочу.

– Сделаем-с, сделаем. Я к месту и принесу. Куда изволите?

Ланской сообразил, что называть адрес дворца в Царском Селе или Нового Эрмитажа по меньшей мере глупо, и сказал дом своего бывшего приятеля, чтоб не стыдно было.

– Вы туда пришлите, а я заберу.

Зотов понимающе кивнул: молодец, что осторожность проявляет.

– Завтра же можете зайти и забрать.

– Я вам сейчас заплачу, а что с собой не возьму, вам вернут. Вот сто рублей, хватит?

По всему видно, что малый не привык книги покупать, на такие деньжищи можно половину лавки унести, но книготорговец понял, что обманывать не стоит, себе дороже, лучше честно все сделать и дальше продолжить знакомство. Усмехнулся:

– Этого на полгода вперед хватит.

Кажется, молодой человек обрадовался:

– Ну вот и хорошо. Только вы мне толковые книги пришлите, без этого… – Он кивнул на те, что остались сиротливо лежать в сторонке, так и не открытые.

– Вам, извиняюсь, солидной даме понравиться надо?

– Очень, – вздохнул молодой полковник. – И поскорее.

– Хорошо.

На том и порешили. Ланской тут же отправил слугу к приятелю с запиской о присылке книг и еще ста рублями за такую «работу». А на следующий день приехал сам. На столе высилась стопка фолиантов. Арсений, изгнанный из университета за безделье и прогулы, вздохнул, кивнув на книги:

– За поддержку, конечно, спасибо, но я такого читать не буду. Мне бы чего попроще. Может, обратно отправить или продать кому?

– Это не ты читать станешь, а я.

– Ты?! – вытаращил глаза приятель. – Никогда тебя за таким занятием не видел! Сашка, неужто государыня читать заставила?!

– Не заставила, сам не могу. Пень пнем рядом с ней, даже стыдно.

Когда вернулся в Царское Село, его встретил Тимоха с выпученными глазами:

– Вас государыня разыскивала, гневаться на отсутствие изволили!

Ланской помчался к Екатерине. Та действительно была не в духе:

– Где вы второй день отсутствуете? Вам надлежит быть всегда рядом и являться по первому зову!

– Виноват, Ваше Величество.

Перекусихина успела шепнуть, что государыня дважды за ним посылала и у нее болят зубы, оттого с утра не в настроении.

Зубы болели вторые сутки, потому и ночью Ланского в спальню не звали. Бедолага начал понимать, сколь непрочно его положение. Все мысли о самообразовании вмиг оказались забыты. Чем бы развеять монарший гнев?

– Где вы были, изволите сказать?

– У книготорговца Зотова.

– У кого?!

– Книги смотрел. Он мне новые прислал.

Несколько мгновений Екатерина во все глаза смотрела на любовника, потом чуть дернула головой:

– Куда прислал, сюда?

– Нет, к моему приятелю на Малой Морской, я оттуда забрал.

– Что за книги, глупости небось разные?

– Еще не видел, но просил не глупости.

Не сводя глаз с Ланского, Екатерина приказала:

– Велите принести.

Захар тут же распорядился, и стопка была доставлена из комнат Ланского в кабинет государыни.

Пока слуги бегали туда-сюда, она, немного смягчившись, поинтересовалась:

– А чего это тебе вздумалось к книготорговцу ходить, у меня книг мало?

– Не хотел вам надоедать, Ваше Величество.

– Читать любишь? – подозрительно поинтересовалась императрица.

Ланской вздохнул:

– Не приучен, но очень хочу учиться.

– Хм… для этого ни к чему к Зотову ходить, мог бы и меня попросить.

– Как же отвлекать вас от дела?

Топая ногами, примчался Тимоха. Он в дверь вошел едва не спиной, после ловкого поклона бухнул на столик перед креслами стопку книг и так же ловко удалился, повинуясь жесту хозяйки. Екатерина рассматривала фолианты, чуть покачивая головой, два отложила:

– Эти ни к чему, рано!

А остальные подвинула к Ланскому:

– Читай, пригодится. Только я тебе и другое дам, чтоб с дамами приятный разговор вести умел.

Ланской вспомнил те, что предлагал ему сначала Зотов, и снова покраснел.

– Да не красней! Не фривольные книжицы, поэтические. Нужно и приятности тоже учиться. Не все же рядом со мной стоять будешь да молча головой кивать! Ты, Саша, учись, я тебя не только ради постели к себе приблизила. Мне дурак не нужен, я душевного тепла и разума хочу. Заметила уже, что ум у тебя и скромность есть, только ум не развитый, а скромность отчасти излишняя. То, что не зазнался, ко мне попав, хорошо, но обходительности учиться надо, чтоб не стоять столбом. А для того нужно знать много, и стишки тоже.

Она поднялась, прошлась по кабинету и снова остановилась, жестом оставив его сидеть:

– Что за книги взялся, хвалю. А более всего, что не по весу или расцветке подбираешь, а по смыслу. Я тебе, Саша, чуть про Кирилла Григорьевича Разумовского расскажу. Когда его брат в фавор к государыне Елизавете Петровне вошел, сам Кирилл еще скотину в поле пас. Ко двору прямо с поля и забрали. Но он за два года сумел таковым стать, столькому научиться, что незазорно было и во главе Академии наук поставить! Конечно, за границей учился, потому языки быстро освоил, но ведь и помимо языков тоже немало всего. Уехал в Кенигсберг дурень дурнем, а вернулся кавалер и приятственный, и умный весьма. Вот с него пример бери, в детстве ничему обучен быть не мог, но сам все освоил, коли захотел… Сумей так же.

Подала руку для поцелуя, отпустила, велев захватить с собой и стопку, и долго глядела вслед.

Мария Саввишна вошла, как всегда, едва слышно.

– Что, матушка, как зубы?

– А? Я, Маша, про зубы и забыла, столь меня Саша удивил. Учиться хочет! Знаешь, где был?

– Знаю. Он к книготорговцу в Петербург ездил.

– Да, читать хочет.

– А он и читает.

– А ты откуда знаешь?

– Сама книги давала. Да только я все те, что проще. Мои все перечел, вот и отправился за новыми.

– Как мыслишь, понравиться хочет?

– Не без того, государыня, да не столько понравиться, сколько соответствовать. Понимает же, что глуп с тобой, матушка, рядом, вот и тянется. Это же хорошо, что не бездельничает, а учится.

– Хорошо. Что свою библиотеку собирает, то умница, а книготорговцу я сама список составлю, велишь отнести и денег дать, чтоб не какие попало книги присылал.

Список она написала с удовольствием в тот же день, ничего не подозревавший Ланской исправно получал книги строго направленного смысла. Причем фолианты доставлялись уже прямо к нему, чтоб не тратил драгоценного времени на поездки в Петербург. Учеба началась.

Екатерина, отправив обширную записку книготорговцу, долго сидела, глядя, как ветер качает ветки деревьев за окном, а по стеклам бьет надоевший дождь. Такого фаворита у нее еще не было. Все любовники либо были уже образованы сами, хотя иногда и весьма сумбурно, как Потемкин, либо, как фавориты на день, не желали ничего знать, считая, что с них хватит и умения в постели. Корсаков так вовсе опозорился с книгами, принявшись покупать по размеру. Все они желали власти, кто больше, кто меньше, власти над ней и над Россией тоже. Орлов и особенно Потемкин ее получили, Потемкина Екатерина вообще считала своим детищем, и детищем очень толковым.

Но теперь у нее было нечто необычное. Словно чистый лист бумаги, не испорченный и готовый принять все, что напишет. Екатерина почувствовала даже волнение. Она могла образовать Ланского, но не потому, что так желала сама, а потому, что он желал образоваться. И от нее зависело, что из молодого человека получится.

Осторожно заглянув в кабинет, Перекусихина увидела, что государыня сидит, задумчиво улыбаясь. К чувству довольной любовницы прибавилось материнское чувство. Внуки еще совсем малы, сын вырос без ее заботы, зато теперь у Екатерины был Саша Ланской, которого она могла не только обнимать ночами, но и учить днем. Тут не только про зубную боль забудешь, но и обо всех болячках вообще. У жизни появился новый смысл.

Саму Екатерину, тогда еще только великую княгиню, супругу наследника, к чтению подтолкнули желание со временем стать разумной правительницей и… скука от общения с мужем. Великий князь Петр Федорович был столь поглощен немыслимыми прожектами, никогда им не осуществленными, что мало обращал внимания на неприятие этих замыслов супругой. А поскольку никому другому их излагать не получалось, остальные так или иначе увиливали, то выслушивать глупости все равно приходилось Екатерине. Возможно, эти прожекты вовсе не были глупостью, но они таковой молодой женщине казались, потому что слушать о достоинствах фортификационных сооружений или особенностях построения пехоты в том или ином случае ей вовсе не нравилось. Молодая женщина, давшая себе слово быть в отношении мужа услужливой и терпеливой, страшно мучилась, зато сколь же интересными и разумными ей потом казались самые скучные книги! Как тут не пристраститься к философии или другим рассуждениям. Петр своей занудной фантазией невольно способствовал развитию собственной супруги, чего вовсе не желал.