Джон Робинсон - Темницы, Огонь и Мечи. Рыцари Храма в крестовых походах. Страница 9

К крестоносцам отправили парламентера, предложившего сдать Аскалон при одном-единственном условии: сдачу должен принять никто иной, нежели Раймунд Тулузский, какового просят гарантировать безопасность горожан. Условие категоричное, не допускавшее толкований или обсуждений. Все христианские полководцы пришли в восторг от перспективы ценнейшей бескровной победы, дававшей Иерусалиму собственный морской порт. Вернее – все, кроме Готфрида Буйонского, посчитавшего условие непростительным личным оскорблением. Бароны принялись умолять его, но втуне: как оказалось, набожность вовсе не залог смиренномудрия. Если Аскалону предстоит войти в Иерусалимское королевство, эти отношения должны начаться с признания непреложного личного верховенства Защитника Гроба Господня. Сдаться они должны только Готфриду Буйонскому.

Граждане Аскалона не уступили ни на йоту, равно как и Готфрид. Словно для того, чтобы усугубить дело, тогда же прибыли посланцы мусульманского города-порта Арзуф, расположенного к северу по ту сторону Яффы. Отцы города тоже соглашались сдаться христианам, но только в лице Раймунда Тулузского. Уязвленный до глубины души, Готфрид в гневе отослал их прочь. Раймунд Тулузский тоже был разгневан, но уже поведением Готфрида. Из-за необузданной гордыни Готфрида Буйонского Аскалон оставался в руках мусульман еще полвека. Когда же его окончательно покорили силой оружия, победа далась ужасающей ценой, унеся множество христианских жизней – представленных, в числе прочих, обезглавленными трупами рыцарей-тамплиеров, свисавшими со стен.

Роберт Фландрский и Роберт Нормандский сошлись в том, что Готфрид опорочил саму идею крестового похода, свершаемого во славу Иисуса Христа, а не во славу обнищавшего герцога Нижней Лотарингии. Дабы сдержать собственные обеты, они помолились в церкви Святого Гроба Господня, посетили место рождения Христа в Вифлееме и омылись в водах реки Иордан. А исполнив свои клятвы до последнего пункта, провозгласили, что возвращаются на родину и забирают свои войска с собой. Раймунд, не желавший иметь с Готфридом Буйонским более ничего общего, решил направиться со своей армией на север, но не домой, намереваясь создать собственное государство на мусульманских землях, которые крестоносцы миновали, прокладывая путь в Иерусалим. Двоюродный брат Готфрида Балдуин Буржский отправился с Раймундом, не видя для себя в Иерусалиме никакого будущего и даже не помышляя в один прекрасный день взойти на трон, утвержденный Готфридом.

Племянник же Боэмунда Танкред остался с Готфридом Буйонским, но ненадолго. У него на глазах родной дядя Боэмунд и младший брат Готфрида Балдуин Эдесский основали собственные уделы, и Танкред, недовольный собственной ролью при дворе Готфрида, надумал последовать их примеру. Стремясь к феодальной независимости он покинул Иерусалим в сопровождении всего двадцати четырех рыцарей с горсткой конных слуг и оруженосцев. Направился же он в Галилею, первый удар нацелив на город Наблус.

Набег Танкреда, хотя и непреднамеренно, явил собой высочайший образчик правильно угаданного момента для нападения. Он проник в область, после разгрома под Аскалоном отрезанную от поддержки египтян, а эмир Дамаска в то же самое время был целиком поглощен внутренними неурядицами. Крохотное войско Танкреда взяло Наблус без труда, после чего устремилось на более крупный город Тибериас. При вести о приближении Танкреда мусульманские воины позорно бежали. Из Тибериаса, которому было уготовано стать столицей его нового Галилейского княжества, Танкред двинулся на захват Назарета и горы Табор, занимая один городок за другим. Танкред отправил в Иерусалим известие, что здесь в достатке земель и добычи, каковыми он намерен поделиться с рыцарями, готовыми встать под его знамена. Те просто не могли устоять перед искушением сменить придворную скуку на взятые с боем трофеи. Готфрид с возрастающей тревогой взирал, как рыцари и оруженосцы покидают его столицу, дабы присоединиться к Танкреду – новому самопровозглашенному князю Галилейскому.

Готфрид Буйонский, при решении вопроса о сдаче Аскалона выказавший себя ярым самодержцем, отныне волей-неволей столкнулся с действительностью, ставшей сущим бичом Иерусалимского королевства на протяжении всех двух веков его существования. Крестоносцы были воинственными паломниками. Приняв обет свершить крестовый поход, они приходили, чтобы сразиться и тотчас же отправиться по домам. Войска, преуспевшие в захвате мусульманских земель, оставляли по себе оседлые христианские общины, порой недостаточно сильные, чтобы удержать новые земли от покушений.

Христианские бароны, предоставленные сами себе, когда над ними не стоял могущественный правитель, с превеликим удовольствием обращались друг против друга ради личных выгод. Готфрид с радостью стал бы этим могущественным правителем, но обнаружил, что под его началом остались каких-то три сотни рыцарей и две тысячи солдат – явно чересчур малая постоянная армия, чтобы обеспечить хотя бы подобие безопасности. Было просто необходимо заставить христианскую знать сплотиться. Готфрид проводил в молитвах дни и ночи, но тщетно: на севере христиане уже схлестнулись между собой.

Прибытие архиепископа Дэмберта с пизанским флотом в Антиохию стало для князя Боэмунда прямо-таки настоящим даром Божьим. Он уже давненько покушался на близлежащий прибрежный греческий город Латтакия, дававший Антиохии столь необходимый порт, но захватить город, снабжавшийся с моря и потому способный выдержать многолетнюю осаду, ему никак не удавалось. Ему был необходим флот для блокады порта, и тут-то с флотом, столь нужным для этой задачи, прибыл Дэмберт.

Боэмунд быстро пришел к соглашению с архиепископом и пизанцами по поводу дележа предполагаемой добычи из Латтакии, и блокада началась. Боэмунд не чувствовал за собой никакой вины оттого, что попрал присягу императору Византии, поскольку архиепископ считал вполне оправданным нападение на всех, называющих себя христианами, но отвергающих истинную веру отказом признать верховенство Папы.

Несколькими днями позже направляющиеся на родину предводители крестового похода из Иерусалима, прибыв в городок Джабала неподалеку от Латтакии, ужаснулись известию, что Боэмунд напал на собратьев-христиан и, что хуже того, совершил это при поддержке архиепископа. Но еще страшнее, что столь серьезный раскол между католиками и православными мог запросто лишить отбывающих крестоносцев помощи греческого императора, столь необходимой, чтобы вернуться в Европу, будь то по суше или по морю. И послали за архиепископом Дэмбертом, чтобы тот соизволил объясниться.

Быть может, Дэмберт и возгордился вознесением до сана архиепископа и высокого поста папского легата, но теперь он предстал перед настоящими владыками. Ему пришлось кротко терпеть поношения от графа Тулузского, графа Фландрского и герцога Нормандского – людей весьма состоятельных, владеющих обширными землями и способных оказать на Рим порядочное давление. В подобной ситуации требовалось проявить сговорчивость, так что Дэмберт, не споря с обвинителями, рассыпался в извинениях и заверил их, что пизанская блокада будет немедля снята. Боэмунд же, лишившись блокады и столкнувшись с угрозами троих разгневанных аристократов, подкрепленными силой их армий, обнаружил, что тоже весьма сговорчив, и прекратил свою кампанию против Латтакии.

Горожане испытали огромное облегчение и благодарность. Врата города распахнулись перед тройкой крестоносных полководцев, а стяги Фландрии и Нормандии взвились рядом со знаменем византийского императора, чтобы показать, что Латтакия находится под их защитой. Дабы благодарность их не была голословной, греческий губернатор Кипра предоставил корабли, чтобы те довезли обоих Робертов в Константинополь, где уже император помог бы им с возвращением на родину.

Дэмберту не терпелось перебраться в Иерусалим, чтобы взять новоявленную власть в свои руки, и Боэмунд решил его сопровождать. Негоже ему было и дальше пренебрегать обетом крестоносца, да вдобавок само Иерусалимское королевство представлялось ему вполне вероятным вознаграждением: детей у Готфрида Буйонского не было, и ходили упорные слухи, что его жизнь быстро угасает. А новый друг Боэмунда – папский легат – наверняка окажет веское влияние на выбор преемника Готфрида. Посему Боэмунд объявил о намерении отправиться в Иерусалим с Дэмбертом под конец года, чтобы посетить Рождественскую службу в храме Святого Гроба Господня.

Тем временем в Эдессу до Балдуина, приходившегося Готфриду братом, дошли те же слухи о здоровье Готфрида, а ведь он имел более прямое отношение к престолонаследию. Его старший брат Евстахий вернулся во Францию, и самым близким родственником Готфрида в Святой Земле остался Балдуин. И хотя никакие законы не оговаривали, что трон иерусалимский передается по наследству, власть традиций играла не последнюю роль. И Балдуин известил Боэмунда, что составит ему компанию при паломничестве в Святой Город.