Фаина Гримберг - Примула. Виктория Страница 98

Но, кажется, один человек в России всё же любит её. Это её муж. Однако... И его ведь не любят в России! Пройдёт совсем немного времени и о нём станут рассказывать анекдоты наподобие следующего:

По улице идёт пьяный и кричит: «Дурак!» Его забирают в полицию. За что? Он недоумевает. Ему объясняют, что «за оскорбление Величества».

   — Но я же просто кричал: «Дурак!»..

   — Знаем, кто у нас дурак!..

Вся Российская империя скоро узнала, кто у неё дурак! Не любят императора, не любят императрицу. Даже детей не любят, предполагая, что императрица воспитывает их не так, как следует, подозревая их в разнообразных пороках. Даже болезнь Алексея, наследника, не вызывает сочувствия в народе, а воспринимается как справедливое наказание Дому Романовых!

Но Алиса, молодая девушка, ещё не знает, что её милого жениха, которому она, кажется, искренне симпатизирует, не любят даже министры его отца, даже близкие родственники, те же Романовы.

Снова говорит Витте:

«Говоря о министре внутренних дел Иване Николаевиче Дурново и рассказывая о первых днях после смерти императора Александра III, я всегда вспоминаю следующее.

Когда получили известие о кончине императора, я поехал к Ивану Николаевичу договориться по некоторым вопросам. Он знал, как я был привязан к императору, точно так же как и я знал, что Иван Николаевич очень его любил. Мы были, конечно, в довольно тяжёлом и грустном расположении духа.

Вот Иван Николаевич обратился ко мне и говорит:

   — Что же вы, Сергей Юльевич, думаете относительно нашего нового императора?

Я ответил, что о делах говорил с ним мало, знаю, что он совсем неопытный, но и неглупый, и он на меня производил всегда впечатление хорошего и весьма воспитанного молодого человека. Действительно, я редко встречал так хорошо воспитанного человека, как Николай II, таким он и остался. Воспитание это скрывает все его недостатки. На это И. Н. Дурново мне заметил: «Ошибаетесь вы, Сергей Юльевич, вспомяните меня — это будет нечто вроде копии Павла Петровича, но в настоящей современности». Я затем часто вспоминал этот разговор. Конечно, император Николай II не Павел Петрович, но в его характере немало черт последнего и даже Александра I (мистицизм, хитрость и даже коварство), но, конечно, нет образования Александра I. Александр I по своему времени был одним из образованнейших русских людей, а император Николай II по нашему времени обладает средним образованием гвардейского полковника хорошего семейства».

Так говорили люди, которые «очень любили» этого человека. А те, которые не любили?.. Впрочем, все имели основания не любить его. Он был нелюбимый правитель. Он постоянно делал гадости, порою сам того не желая. Он был, судя по всему, неумён. И жесток он был, оттого что глуп...

Пожалуй, мало кто сознает степень трагизма несчастного брака Алисы Гессенской, самой несчастной внучки королевы Виктории. Из безопасной Англии, где королевская власть окрепла настолько, что уже и не могла быть свергнута, потому что никто и не хотел свергать; и вот, из этой безопасной королевской Англии Алиса переселяется в опаснейшую Российскую империю. В итоге этот несчастный брак не принёс пользы ни Англии, ни России.

Ещё предстоят все грядущие несчастья, но покамест Алиса находится не только во враждебном окружении русского двора. Железные дороги и пароходы объединяют города и страны. Родственникам легко встречаться друг с другом; особенно если родственники — особы королевской крови!

Витте продолжает:

«Во время первых месяцев царствования императора Николая II в Петербург приезжал принц Уэлльский. Как известно, будущий король Эдуард VII был дядей принцессы Алисы Дармштадтской, нашей нынешней императрицы, а потому в обращении был с нею очень интимен. И вот, когда он был в Петербурге, то во время одного из первых завтраков с императором и императрицей, когда они были втроём, он вдруг обращаясь к императрице довольно недипломатично сказал: «Как профиль твоего мужа похож на профиль императора Павла», что очень не понравилось, как императору, так и императрице.

Я слыхал об этом от приближённых принца Уэлльского (будущего короля Эдуарда). Рассказывая об этом, он заметил, что сделал «гаф» (неловкость).

Тем не менее принц Уэлльский в первые месяцы после смерти императора Александра III оказал сердечную родственную дружбу вдовствующей императрице и императору не только с формальной стороны, как это сделали все царствующие дома, но и со стороны интимной».

Вот теперь Сергей Юльевич ничего не путает: Эдуард действительно всё ещё принц Уэлльский, а не король. Определения «интимность», «интимный» означают всего лишь — «теплота», «родственность», «тёплый», « родственный ».

Юная императрица была сердита, но доверчива. Оказалось, что в России вполне возможно такое, что в Англии представлялось бы невероятным. Множество людей погибло во время давки на Ходынском поле, где должно было происходить народное гулянье по случаю коронации Николая И. Но несмотря на происшедшую катастрофу, коронационные торжества продолжались. В Англии газеты и парламент подняли бы страшный шум, но в России... коронационные торжества продолжались! Она решила, что так и надо, и впоследствии даже пеняла мужу, когда он казался ей слишком мягок в делах правления.

Витте снова продолжает: «В день Ходынской катастрофы, 18 мая, по церемониалу был назначен бал у французского посла, графа (впоследствии — маркиза) Монтебелло; французский посол по жене был весьма богатый человек; как по этой причине, так и по своим личным качествам, а в особенности по качествам своей жены он был очень любим в высшем обществе.

Бал должен был быть весьма роскошным, и, конечно, на балу должен был присутствовать государь император с императрицей. В течение дня мы не знали, будет ли отменен по случаю происшедшей катастрофы этот бал или нет; оказалось, что бал не отменен. Тогда предполагали, что хотя бал будет, но, вероятно, их величества не приедут.

В назначенный час я приехал на этот бал, а вместе со мною приехал Дмитрий Сергеевич Сипягин, главноуправляющий комиссией прошений, будущий министр внутренних дел, и Великий князь Сергей Александрович, московский генерал-губернатор. Как только мы встретились, естественно, заговорили об этой катастрофе, причём Великий князь нам сказал, что многие советовали государю просить посла отменить этот бал, и во всяком случае, не приезжать на этот бал, но государь с этим мнением совершенно не согласен; по его мнению, эта катастрофа есть величайшее несчастье, но несчастье, которое не должно омрачить праздник коронации; ходынскую катастрофу надлежит в этом смысле игнорировать.

Через некоторое время приехали государь и императрица, открылся бал, причём первый контрданс государь танцевал с графиней Монтебелло, а государыня — с графом Монтебелло. Впрочем, государь вскоре с этого бала удалился.

Государь был скучен, и, видимо, катастрофа произвела на него сильное впечатление. И если бы он был предоставлен, как во многих других случаях, самому себе, т. е. если бы он слушал своё сердце, то в отношении этой катастрофы и всех этих празднеств, я уверен, он поступил бы иначе».

В Англии покамест всё просто и ясно с престолонаследием. Никто не оспаривает власть великой бабушки, королевы Виктории. Немолодой сын Берти проявляет терпение. После смерти королевы трон Альбиона достанется, разумеется, ему без всяких споров. В России не так. Императрица Александра Фёдоровна узнаёт всё новые и новые сведения о шаткости прав своего мужа на корону Российской империи. Никто, никто не любит Ники! Никому нельзя доверять! И постепенно жизнь семьи императора становится всё более и более замкнутой. В эту жизнь на правах близких людей допускаются сомнительные личности наподобие Распутина и Анны Вырубовой. Никто не любит императора, императрицу, их детей, но, может быть, какие-нибудь совсем новые при дворе лица полюбят их, потому что будут всем обязаны их милостям?.. Но появление одиозных «новых лиц» вызывает в придворных кругах волну неприязни...

Витте продолжает и продолжает:

«... через много лет, а именно в прошлом 1910 г., как-то раз в Биаррице я зашёл к известной в обществе даме — Александре Николаевне Нарышкиной. Дама эта, главным образом, известна тем, что была замужем за Эммануилом Дмитриевичем Нарышкиным, обер-гофмаршалом императора Александра III и сыном незаконного сожития императора Александра I с известной Нарышкиной, по происхождению полькой (см. изданные по этому поводу несколько лет тому назад мемуары Великого князя Николая Михайловича).

Этого Нарышкина я лично знал; это был честнейший, благороднейший дворянин и царедворец. Он умер в глубочайшей старости восемь лет тому назад.

Когда я разговаривал с Нарышкиной, она вдруг обратилась ко мне с вопросом: