Герберт Уэллс - Замечательный случай

ЗАМѢЧАТЕЛЬНЫЙ СЛУЧАЙ

Разсказъ Джорджа Уэльса

Трудно рѣшить, что такое воровство: ремесло, видъ искусства или спортъ? Причислить его вполнѣ къ ремесламъ нельзя, по недостаточной опредѣленности его техники; отнести къ области чистаго художества тоже трудно, вслѣдствіе примѣшаннаго къ нему корыстнаго элемента. Всего вѣрнѣе считать его своего рода спортомъ, правила котораго еще не установлены, и призы за который распредѣляются очень неравномѣрно, о чемъ можно судить и по слѣдующему издавнему состязанію въ Гамморпондъ-Паркѣ, окончившемуся весьма различно для участвовавшихъ въ немъ спортсменовъ.

Призъ заключался, на этотъ разъ, въ брилліантахъ и другихъ драгоцѣнностяхъ, принадлежавшихъ новобрачной лэди Авелингъ. Какъ извѣстно, эта красавица была единственной дочерью мистриссъ Пангъ, содержательницы первокласснаго отеля. Объ ея бракѣ съ лордомъ Авелингъ протрубили всѣ газеты, описывая наперерывъ количество и качество ея свадебныхъ подарковъ и роскошь Гаммерпондъ-Парка, въ которомъ молодые намѣревались провести свой медовый мѣсяцъ. Эти указанія на завидную добычу произвели большую сенсацію въ томъ избранномъ, немногочисленномъ кружкѣ, безспорнымъ вожакомъ котораго состоялъ м-ръ Тэдди Уаткинсъ. Было рѣшено, что онъ посѣтитъ Гаммерпондъ какъ полномочный представитель своей профессіи, прихвативъ съ собою надежнаго ассистента.

Будучи человѣкомъ скромнымъ, м-ръ Уаткинсъ пожелалъ сохранить свое инкогнито и, взвѣсивъ всѣ обстоятельства дѣла, нашелъ наилучшимъ выдавать себя за пейзажиста, назвавшись притомъ незатѣйливымъ именемъ Смита. Онъ отправился изъ Лондона одинъ; его помощникъ долженъ былъ присоединиться къ нему лишь въ послѣдній день ого пребыванія въ Гаммерпондѣ.

Мѣстечко, носящее это на знаніе, принадлежитъ къ живописнѣйшимъ уголкамъ Суссэкса. Тутъ сохранились еще остатки старины: дома, крытые соломою, церковь съ сланцевою кровлею и высокою колокольною, пощаженною, по счастію, отъ неумѣлой реставраціи. И все это тонетъ въ густой зелени окружающей рощи, въ которой живописецъ и фотографъ могутъ всегда найти то, что они зовутъ «удачными пунктами». Дорога, пролегающая среди этого лѣска къ дому, тоже очень красива, такъ что прибытіе м-ра Уаткинсъ съ двумя дѣвственными полотнами, новешенькимъ мольбертомъ, ящикомъ съ красками. чемоданомъ и весьма оригинальной маленькой складной лѣстницей, ломомъ и пучкомъ проволоки (послѣднія вещи были скрыты отъ любопытныхъ глазъ въ чемоданѣ) не возбудило ничьего особеннаго вниманія. Проживавшіе уже здѣсь его незнакомые ему сотоварищи по кисти привѣтствовали его, во всякомъ случаѣ, очень радушно. Ихъ присутствіе было ему, отчасти, на руку, потому что придавало совершенное правдоподобіе и его появленію, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, и стѣсняло его, потому что онъ былъ вовсе не подготовленъ къ техническимъ разсужденіямъ относительно живописи.

— Вы уже часто выставляли? спросилъ его молодой Пирсонъ, встрѣтя его въ буфетѣ трактира «Повозки и Лошади», въ которомъ м-ръ Уаткинсъ искусно собиралъ справки по своему дѣлу.

— Нѣтъ, не часто, отвѣтилъ онъ. Такъ себѣ… кое-гдѣ.

— Академіи? [1]

— Разумѣется. И тоже въ Хрустальномъ дворцѣ.

— Повѣсили васъ хорошо? спросилъ Пирсонъ.

— Не балаганьте… я этого не люблю, отвѣтилъ Уаткинсъ.

— Я хочу спросить: поставили ли васъ куда слѣдовало? продолжалъ молодой художникъ, недоумѣвая немного.

— А вы что полагаете? возразилъ подозрительно Уаткинсъ. — Можно подумать, что вы хотите выпытать: не выгнали-ли меня?

Пирсонъ былъ человѣкъ благовоспитанный, вполнѣ джентльменъ, даже немножко слишкомъ щепетильный для артиста, благодаря тому, что росъ на рукахъ у тетокъ, охранявшихъ его отъ всего грубаго. Онъ не совсѣмъ понималъ, что сердитъ его новаго знакомаго, но счелъ за лучшее перевести разговоръ на болѣе безразличную почву.

— Вы пишете, преимущественно, фигуры? спросилъ онъ.

— Нѣтъ, у меня мало способности къ счету, отвѣтилъ м-ръ Уаткинсъ [2]. — Это дѣло мистриссъ… мистриссъ Смитъ.

— Она пишетъ тоже! воскликнулъ Пирсовъ. — Вотъ какъ!

— Да, сказалъ м-ръ Уаткинсъ, но, чувствуя, что разговоръ становится опаснымъ, поспѣшилъ прибавить:

— Я пріѣхалъ собственно для того, чтобы нарисовать Гаммерпондъ-Паркъ при лучшемъ освѣщеніи.

— Въ самомъ дѣлѣ? воскликнулъ Пирсонъ. Что же, это новый мотивъ.

— Да, подтвердилъ м-ръ Уаткинсъ, я самъ такъ полагаю. И хочу приступить къ дѣлу завтра же ночью.

— Какъ! Вы хотите рисовать на открытомъ воздухѣ ночью?

— Именно…

— Да какъ же вы будете видѣть свое полотно?

— Очень нужно… началъ было м-ръ Уаткинсъ, но спохватился во-время и крикнулъ приказчицѣ: прошу еще кружку пива!..

Потомъ продолжалъ, обратясь къ Пирсону:- мнѣ вышлютъ такую штуку, которая называется потайной фонарь.

— Но теперь новолуніе, возразилъ Пирсонъ. — Луны вовсе не будетъ.

— Но домъ-то все же будетъ? возразилъ м-ръ Уаткинсъ, въ свою очередь. — Развѣ нельзя нарисовать домъ сперва, а луну потомъ?

— О! могъ только промолвить Пирсонъ, находя уже невозможнымъ продолжать разговоръ.

— Говорятъ, произнесъ старый трактирщикъ, почтительно молчавшій въ продолженіе этой технической бесѣды, — что изъ Газельворта прислано сюда не менѣе трехъ полисменовъ, и они сторожатъ по ночамъ въ домѣ лорда Авелинга… все изъ-за брилліантовъ милэди. Играютъ они въ домино съ лакеями отъ скуки.

При закатѣ солнца на другой день, м-ръ Уаткинсъ, забравъ свой мольбертъ, полотно и довольно объемистый ящикъ съ разными другими принадлежностями, пошелъ по живописной тропинкѣ, которая вела, черезъ рощу, къ Гаммерпондъ-Парку, и занялъ выгодную стратегическую позицію противъ дома. Его увидалъ тутъ м-ръ Рафаэль Сантъ, возвращавшійся черезъ паркъ отъ мѣловыхъ копей, виды которыхъ годились ему для его эскизовъ.

Разсказы Пирсона о новоприбывшемъ оригинальномъ художникѣ затрогивали его любопытство, и онъ свернулъ немного съ своей прямой дороги, чтобы потолковать съ м-ромъ Смитомъ о новооткрытомъ искусствѣ писать картины ночью.

М-ръ Уаткинсъ — Смитъ не замѣчалъ, невидимому, приближенія живописца. Онъ только что оторвался отъ пріятельской бесѣды съ гаммерпондскимъ дворецкимъ, въ числѣ обязанностей котораго была и прогулка съ тремя господскими собаками, послѣ его службы у обѣденнаго стола. По его удаленіи съ этими породистыми псами, м-ръ Уаткинсъ занялся снова усерднымъ растираніемъ красокъ на своей палитрѣ. Сантъ, подойдя ближе, былъ пораженъ яркостью того зеленаго цвѣта, который представился его глазамъ. Будучи строгимъ, крайне чувствительнымъ колористомъ, онъ даже свистнулъ отъ изумленія. М-ръ Уаткинсъ оборотился къ нему сердито, но Сайтъ не могъ удержаться, чтобы не сказать:

— Скажите на милость, что вы намѣрены дѣлать съ этой противною зеленью?

М-ръ Уаткинсъ догадался, что эта ослѣпительная яркость, которая могла восхищать дворецкаго, была, можетъ быть, промахомъ въ техникѣ искусства. Онъ посмотрѣлъ нерѣшительно на Санта: тотъ продолжилъ:

— Простите мою грубость, но, право, эта зелень — что-то ошеломляющее. Она просто рѣжетъ глаза. Куда вы ее употребите?

М-ръ Уаткинсъ собирался съ мыслями. Выйти изъ затруднительнаго положенія можно было только смѣлымъ натискомъ на врага.

— Если вы пришли сюда затѣмъ, чтобы мѣшать мнѣ работать, сказалъ онъ, — то я выкрашу этой зеленью вашу физіономію.

Сантъ отошелъ прочь, потому что былъ человѣкъ мирный, притомъ склонный смотрѣть на все съ юмористической стороны. Встрѣтивъ по дорогѣ Пирсона и Уайнрайта, онъ сказалъ имъ: — «Этотъ Смитъ или геній, или опасный сумасшедшій. Подите и посмотрите на его зеленую краску…» Онъ пошелъ далѣе, представляя себѣ съ улыбкою то, что произойдетъ у мольберта, при весьма вѣроятномъ большомъ расточеніи зеленой краски…

Но его ожиданія не оправдались. М-ръ Уаткинсъ принялъ Пирсона и Уайнрайта гораздо милостивѣе, нежели его, объяснилъ имъ, что зеленая краска назначается имъ лишь для подмалевки, прибавя, на сдѣланное ему замѣчаніе, что это совершенно новый методъ, изобрѣтенный имъ самимъ. Но онъ не сталъ распространяться на этотъ счетъ, выразивъ даже прямо, что не намѣренъ дѣлиться тайнами своей особой техники со всякимъ прохожимъ… хотя теперь развелось много лицъ, старающихся подглядѣть пріемы мастеровъ… Эти прозрачные намеки избавили его тотчасъ же отъ присутствія молодыхъ художниковъ.

Сумерки сгущались. Показалась одна звѣздочка, потомъ другая. Въ рощѣ, окружавшей домъ слѣва, все затихло; самое зданіе утратило, мало по малу, свои подробныя очертанія и казалось лишь безформенной темной массой; но, вдругъ, окна главнаго салона ярко освѣтились, потомъ показались огоньки кое-гдѣ и въ другихъ покояхъ. Если бы кто ни будь подошелъ къ мольберту въ эту минуту, то увидалъ бы, что при немъ нѣтъ ни кого, но что на дѣвственномъ полотнѣ выведено ярко-зеленою краскою одно хотя краткое, по очень невѣжливое слово. М-ръ Уаткинсъ находился, въ это время, въ ягодномъ садикѣ, вмѣстѣ съ своимъ ассистентомъ, незамѣтно пробравшимся къ нему черезъ проселокъ.