Лев Мей - Стихотворения Страница 14

Взять неволей иль волей с Югории

Серебро и меха драгоценные?

Не пришли ли товары ганзейские,

Али снова послы сановитые

От великого князя Московского

За обильною данью приехали?

Нет! Уныло гудит-поет колокол…

… Поет тризну свободе прощальную…

"Ты прости, родимый Новгород!

Не сзывать тебя на вече мне,

Не гудеть уж мне попрежнему:

Кто на бога? Кто на Новгород?

Вы простите, храмы божии,

Терема мои дубовые!

Я пою для вас в последний раз,

Издаю для вас прощальный звон.

Налети ты, буря грозная,

Вырви ты язык чугунный мой,

Ты разбей края мне медные,

Чтоб не петь в Москве, далекой мне,

Про мое ли горе горькое,

Про мою ли участь слезную,

Чтоб не тешить песнью грустною

Мне царя Ивана в тереме.

"Ты прости, мой брат назв'анный, буйный Волхов мой, прости!

Без меня ты празднуй радость, без меня ты и грусти.

Пролетело это время… не вернуть его уж нам,

Как и радость да и горе мы делили пополам!

Как не раз печальный звон мой ты волнами заглушал,

Как не раз и ты под гул мой, буйный Волхов мой, плясал.

Помню я, как под ладьями Ярослава ты шумел,

Как напутную молитву я волнам твоим гудел.

Помню я, как боголюбский побежал от наших стен,

Как гремели мы с тобою: "Смерть вам, суздальцы, иль плен! "

Помню я: ты на Ижору Александра провожал;

Я моим хвалебным звоном победителя встречал.

Я гремел, бывало, звучный: - собирались молодцы,

И дрожали за товары иноземные купцы,

Немцы рижские бледнели, и, заслышавши меня,

Погонял литовец дикий быстроногого коня.

А я город, а я вольный звучным голосом зову

То на немцев, то на шведов, то на Чудь, то на Литву!

Да прошла пора святая: наступило время бед!

Если б мог, - я б растопился в реки медных слез, да нет!

Я не ты, мой буйный Волхов! Я не пл'ачу, - Я пою!

Променяет ли кто слезы и на песню - на мою?

Слушай… нынче, старый друг мой, по тебе я поплыву,

Царь Иван меня отвозит во враждебную Москву.

Собери скорей все волны, все валуны, все струи -

Разнеси в осколки, в щепки ты московские ладьи,

А меня на дне песчаном синих вод своих сокрой

И звони в меня почаще серебристою волной: -

Может быть, из волн глубоких, вдруг услыша голос мой,

И за вольность и за вече встанет город наш родной".

Над рекою, над пенистым Волховом,

На широкой Вадимовой площади,

Заунывно гудит-поет колокол;

Волхов плещет и бьется и пенится

О ладьи москвитян острогрудые

А на чистой лазури, в подн'ебесье,

Главы зрамов святых, белокаменных

Золотистыми слезками светятся.

(1839 - 1840 г.?)

ХОЗЯИН

В низенькой светелке, с створчатым окном,

Светится лампадка в сумраке ночном:

Слабый огонечек то совсем замрет,

То дрожащим светом стены обольет.

Новая светелка чисто прибрана:

В темноте белеет занавесь окна;

Пол отструган гладко: ровен потолок;

Печка развальн'ая стала в уголок.

По стенам - укладки с дедовским добром,

Узкая скамейка, крытая ковром,

Крашеные пяльцы с стулом раздвижным

И кровать резная с пологом цветным.

На кровати крепко спит седой старик:

Видно, пересыпан хмелем пуховик!

Крепко спит - не слышит хмельный старина,

Что во сне лепечет п'од ухом жена.

Душно ей, неловко возле старика;

Свесилась с кровати полная рука;

Губы раскраснелись, словно корольки;

Кинули ресницы тень на пол-щеки;

Одеяло сбито, свернуто в комок;

С головы скатился шелковый платок;

На груди сорочка ходит-ходенем,

И коса сползает по плечу ужом.

А за печкой кто-то нехотя ворчит:

Знать другой хозяин по ночам не спит!

На мужа с женою смотрит домовой

И качает тихо дряхлой головой:

"Сладко им соснулось: полночь на дворе…

Жучка призатихла в теплой конуре;

Обошел обычным я дозором дом -

Весело хозяить в домике таком!

Погреба набиты, закрома полны,

И на сеновале сена с три копны;

От конюшни кучки сена отгребешь,

Корму дашь лошадкам, гривы заплетешь,

Сходишь в кладовые, отомкнешь замки -

Клади дорогие ломят сундуки.

Все бы было ладно, все мне по нутру…

Только вот хозяйка нам не ко двору:

Больно черноброва, больно молода, -

На сердце тревога, в голове - беда!

Кровь-то говорлива, грудь-то высока…

Мигом одурачит мужа-старика…

Знать и домовому не сплести порой

Бороду седую с черною косой.

При людях смеется, а - глядишь - тайком

Плачет да вздыхает - знаю я по ком!

Погоди ж, я с нею шуточку сшучу

И от черной думы разом отучу:

Только обоймется с грезой горячо, -

Я тотчас голубке лапу на плечо,

За косу поймаю, сдерну простыню -

Волей аль неволей грезу отгоню…

Этим не проймется, - пропадай она,

Баба-переметка, мужняя жена!

Всей косматой грудью лягу ей на грудь

И не дам ни разу наливной вздохнуть,

Защемлю ей сердце в крепкие тиски:

Скажут, что зачахла с горя да с тоски".

"Ты - краса ли моя девичья…"

Ты - краса ли моя девичья,

Ты - кова ль моя трубчатая,

Не на радость ты мне, д'евице,

Не в утеху доставалася!

Что тебе ли, русой косыньке,

Люди добрые завидуют,

За тебя ли, косу русую,

Извели меня, младешеньку,

Опоили горемычную

Зельем - лютою отравою…

Ох, не зельем извели меня,

Опоили не отравою,

А извел меня соколий глаз,

Опоила речь медовая…

(1849 г.?)

"Снаряжай скорей, матушка родимая…"

Снаряжай скорей, матушка родимая,

Под венец свое д'итятко любимое.

Я гневить тебя нынче зарекалася -

От сердечного друга отказалася…

Расплетай же мне косыньку шелк'овую,

Уложи меня на кровать тес'овую,

Пелену набрось мне на груди белые

И скрести под ней руки помертвелые;

В головах зажги свечи воску ярого

И зови ко мне жениха-то старого:

Пусть войдет старик - смотрит да дивуется -

На красу ль мою девичью любуется.

(1849 г.)

ПЕСНЯ

("Как у всех-то людей светлый праздничек…")

Как у всех-то людей светлый праздничек,

День великий - помин по родителям,

Только я сиротинка безродная,

На погосте поминок не правила.

Я у мужа веч'ор отпросилася:

"Отпусти, государь, - похристосуюсь

На могиле со свекором-батюшкой".

Идуч'и, я с дорожньки сбилася,

Во темн'ом во лесу заплуталася,

У оврага в лесу опозналася.

В том овраге могила бескрестная:

Всю размыло ее ливнем-дождиком,

Размело-разнесло непогодушкой…

Подошла я к могиле - шатнулася,

Белой грудью о землю ударилась:

"Ты скажи мне, сырая могилушка!

Таково ли легко было м'олодцу

Загубить свою душеньку грешную?

Каково-то легко было девице

Под невольный венец снаряжатися?"

(1854 г.)

ВИХОРЬ

При дороге нива…

Доня-смуглоличка

День-деньской трудится -

Неустанно жнет:

Видно, не ленива,

А - чт'о божья птичка -

На заре ложится,

На заре встает.

Против нашей Дони

Поискать красотки.

Разве что далеко,

А в соседстве нет…

Косы по ладони;

Грудь, как у лебедки;

Очи с поволокой;

Щеки - маков цвет.

Солнце так и жарит,

Колет, как иглою;

Стелется на поле

Дым, не то туман;

С самой зорьки парит -

Знать, перед грозою;

Скинешь поневоле

Душный сарафан.

Разгорелась жница:

Жнет да жнет да вяжет,

Вяжет без подмоги

Полные снопы…

А вдали зарница

Красный полог кажет…

Ходят вдоль дороги

Пыльные столпы…

Ходят вихри, ходят,

Вертятся воронкой -

Все поодиночке:

Этот, тот и тот -

Очередь заводят…

А один, сторонкой,

К Дониной сорочке

Так себе и льнет.

Оглянулась девка -

И сама не рада:

Кто-то за спиною

Вырос из земли…

На губах издевка,

А глаза без взгляда,

Волосы копною,

Борода в пыли.

Серый-серый, зыбкий, -

Он по ветру гнется,

Вьется в жгут и пляшет,

Пляшет и дрожит,

Словно бы с улыбкой,

Словно бы смеется,

Головою машет -

Доне говорит:

"Ветерок поднялся -

Славная погодка!

Светится зарница

Среди бела дня:

Я и разыгрался…

Белая лебедка,

Красная девица,

Полюби меня! "

Отскочила Доня -

Ей неймется веры,

За снопами кроясь,

Силится уйти,

А за ней погоня -

Настигает серый,

Кланяется в пояс,

Стал ей на пути:

"Чт'о ж не молвишь слова,

Чт'о не приголубишь?

Аль еще не знаешь -

Чт'о за зелье страсть?

Полюби седого: -

Если не полюбишь,

И его сконаешь,

И тебе пропасть!.."

Сам по полю рыщет,

К Доне боком-боком -

Тесными кругами

Хочет закружить:

Будто в жмурках ищет,

Будто ненароком

Пыльными руками

Тянется схватить.

Вот схватил и свистнул…

Да она рванулась: