Толстой Л.Н. - Полное собрание сочинений. Том 85 Страница 16

1 Толстой употребляет здесь слово réticence в смысле мягко выраженного несогласия.

2 Петр Апурин. См. прим. 1 к письму № 6 от 4—6 марта.

В промежуток времени между вышеприведенным письмом Толстого от 28 марта 1884 и следующим письмом его к Черткову, от 10 апреля, мы находим в Дневнике его от 29 марта следующую запись: «Письмо после обеда от Черткова. Он сердится за «разумение» вместо «Бога». И я с досадой подумал: коли бы он знал весь труд и напряжение и отчаяние и восторги, из которых вышло то, чтò есть. Вот где нужно уважение. Но чтобы оно было, нужно его заслужить. А чтобы его заслужить, нужно его не желать... Чертков огорчил меня, но не надолго». — Запись эта вызвана письмом Черткова от 26 марта, в котором он протестует против следующих строк в рукописи «Краткого изложения Евангелия», передающих 1 ст. 1 главы Евангелия от Иоанна: «В основу и начало всего стало разумение жизни. Разумение жизни стало вместо бога. Разумение жизни есть Бог». (См. «Краткое изложение Евангелия» Л. Н. Толстого, Génève, М. Elpidine, 1890, Введение, стр. 24.) В каноническом русском тексте стих этот переводится так: «В начале было Слово, и слово было у Бога, и слово было Бог». Не принимая толкования Толстого, к которому он пришел по его словам через «труд и напряжение и отчаяние и восторги», Чертков пишет ему: «Почему разумение жизни стало вместо бога? Где это сказано? Разумение жизни есть бог. От бога перехожу к разумению. Но от разумения без бога перешел бы только к сумасшествию. Это относительно меня. С другим может быть иначе. Когда первый раз читал ваше изложение Евангелия, то не заметил этого основания... Теперь, перечитывая в связи... с желанием найти в вашем изложении Евангелия простое, ясное выражение учения Христа..., я сталкиваюсь с мыслями, с пониманием мне не сродным. Изменять насильственно своего понимания, разумеется, не хочу, да и не мог бы. Вспоминаю, как вы скоро согласились, что человек, как ни сходится с другими, всё-таки в конце концов каждый остается один сам по себе... Как-то раз даже повторили мне это. А я чувствую, что сознание это нехорошее. Что же тогда Сын Человеческий в вашем понимании слова, если каждый сам по себе? Если результат — обособленность, то к чему же ведет общность, проповедуемая Христом? Нет, положительно, мы все ошибаемся... не то что ошибаемся, а смотрим с разных сторон, всего обнять не можем и потому видим разное, — но в сущности то же самое». — Ответа на это письмо от Толстого не последовало, так как вскоре он имел возможность увидеться с Чертковым. — Историю текста «Краткого изложения Евангелия» см. в комментариях к этому сочинению, т. 24.

* 12.

1884 г. Апреля 10. Москва.

....Вы пишете: «Жду, когда зародится во мнѣ действительная любовь къ людямъ». Не можетъ ея не быть (она во всѣхъ), а тѣмъ болѣе въ тѣхъ, кто въ ней одной ищутъ свое благо. Но сказано: люби Бога и ближняго. О ближнемъ сказано: дѣлай другимъ то, чтò бы ты хотѣлъ, чтобы тебѣ дѣлали. Больше этого нельзя. И есть ближніе, которыхъ я не могу (не то, что не хочу) но не могу любить, если я люблю Бога. Не могу я любить того, для кого не нужно отъ меня любви ни въ какой формѣ — ни въ формѣ денегъ и вещей (у него все есть), ни въ формѣ моего труда (ему и такъ служатъ во всемъ, что ему нужно), ни въ формѣ общенія моего съ нимъ — ему противно мое дорогое и главное. Просто любить его я не могу, потому, что я люблю Бога, отъ закона котораго онъ отступаетъ. Я могу не ненавидеть его — не злиться (и это часто случается со мной, и я какъ умѣю поправляю себя), могу быть готовымъ служить ему и любить его, когда ему будетъ нужно, но любить не могу. Часто прежде мои попытки любить, жалѣть приводили меня къ фальши и раздраженiю. Дальше того, чтобы дѣлать другому то, что желалъ бы, чтобы тебѣ дѣлали, нельзя итти. — А я, находясь въ его положени, желалъ бы одного, чтобы меня не раздражали и въ добрую минуту сказали бы мнѣ истину такъ, чтобы я повѣрилъ ей. И это все, что я стараюсь делать по отношенiю другихъ, не раздѣляющихъ моей вѣры. И чѣмъ спокойнѣе, тѣмъ лучше не для себя, а для других...

Печатается впервые, с выписки, сделанной Чертковым из письма, уничтоженного по желанию Толстого. На выписке — пометка рукой Черткова: «11 апреля 84. М. Уничтожено»... Указанная на выписке дата, повидимому, соответствует штемпелю отправления. Датируем на основании записи Толстого в Дневнике от 10 апреля 1884: «Писал письмо Черткову».

Письмо это было первым со стороны Толстого после свидания его с Чертковым, состоявшимся в Москве 5—6 апреля, при проезде Черткова из Воронежской губ. в Петербург. О намерении повидаться с Толстым и остановиться ради этого на два дня в Москве говорится в коротеньком письме Черткова от 1 апреля, а 6 апреля Толстой записывает в своем Дневнике: «С Чертковым поехали к Пругавину. Он, [очевидно, Чертков] удивительно одноцентрен со мной» [А. С. Пругавин, 1850—1920, известный исследователь сектантства, знакомый Толстого со времени пребывания его в 1881 г. в Самарской губ. и посвятивший ему в дальнейшем несколько своих работ]. После отъезда Черткова в Петербург, 9 апреля, Толстой отмечает в Дневнике: «Письмо от Черткова прекрасное». В этом письме Чертков сообщает ему о состоявшемся в Петербурге, в частном порядке, съезде выдающихся представителей русских религиозных сект «с целью попытаться прийти к взаимному соглашению насчет основных верований», и о том, что полиция уже успела заподозрить их в заговоре и подвергнуть временному аресту. Затем, переходя к своим впечатлениям от окружающего аристократического общества, в связи с праздником Пасхи, Чертков пишет: «Здесь по случаю воспоминания о Христе все разряжаются в шелка и ленты и рассылают друг другу дорогие цветы и подарки, т. е. по-просту изящно обирают все те нищие семейства, которые каждый букет прокормил бы целый год. Мне больно смотреть на это и быть принужденным почти что улыбаться этому, но еще мне больнее то, что отношусь я к этим людям как-то холодно, сухо, почти что с ожесточением, одним словом без того смирения и той любви, которые преимущественно и следовало бы чувствовать именно к тем ближним, которые наиболее заблуждаются и ошибаются. Жду я не дождусь когда зародится во мне действительная непосредственная любовь к людям, вместо теперешнего старания, за неимением самого чувства, по крайней мере делать то, что подсказывала бы эта любовь, т. е. чему учил Христос». — Сохранившаяся часть письма Толстого является ответом на эти строки. Начало и конец уничтоженного письма касались, по сообщению А. К. Чертковой, семейных отношений Толстого, отзывавшихся на нем в это время чрезвычайно тягостно. О настроениях его в те дни, когда писалось это письмо, можно судить по следующей записи в Дневнике его от 11 апреля: «Затягивает и затягивает меня илом, и бесполезны мои содрогания. Только бы не без протеста меня затянуло. Злобы не было. Тщеславия тоже мало или не было. Но слабости, смертной слабости полны эти дни. Хочется смерти настоящей».

*13.

1884 г. Апреля 16. Москва.

Что за отвратительное лицемѣріе! If all criminals are mad and must be kept out of mischief for their own dear sakes and in pure love и т. д.1 Вѣдь это ужасно. Развѣ можно говорить съ такими людьми. Онъ думалъ, думалъ и выдумалъ и очень доволенъ. И правда, не скоро найдешь, чтò отвѣтить; какъ не скоро найдешь, даже я почти никогда не умѣю находить, разъясненіе софизма или математической «пѣшки», доказывающей, что 2=3. Но самый пріемъ показываетъ, что они, бѣдные, должны лгать самимъ себѣ. «И не шли къ свѣту, п[отому] ч[то] дѣла ихъ были злы».2 Хорошо, преступники — сумасшедшіе. Ну такъ тогда и лечи ихъ, какъ сумасшедшихъ. А я никогда не слыхалъ, чтобы сумасшедшихъ лечили тѣмъ, что рубили головы или заставляли сидѣть запертыми или ходить въ цѣпяхъ. Мало того, во всѣхъ лучшихъ домахъ сумасшедшихъ теперь уже не употребляютъ и этой самой «рубашки», даже дверей не запираютъ.—Душа моя, нельзя съ ними спорить. Вы ему докажете, что онъ себя обманываетъ. Онъ не убѣдится, онъ будет думать, они всѣ будутъ думать, пока не подойдутъ еще съ другой неожиданной стороны, чтобы доказать, что надо мучить, убивать людей for their own dear benighted sakes.3 И вы не догадаетесь сразу, какъ опровергнуть ихъ новый софизмъ. А пока вы не догадаетесь, они будутъ мучить людей и постараются привлечь васъ въ участіе. Вотъ и люби ихъ, когда они, люди, всѣми силами души служатъ дьяволу.

Печатается впервые. На подлиннике пометка рукой Черткова: «16 апреля 84», означающая, судя по целому ряду аналогичных пометок, поддающихся точной проверке, почтовый штемпель отправления. Датируем письмо, исходя из того, что в Дневнике своем от 16 апреля Толстой говорит о получении того письма Черткова с запиской англичанина, на которое он здесь отвечает.