Уильям Сароян - Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона Страница 19

— Я иногда думаю, — сказал он, — что в мире все должно быть совсем по-другому. И на земле должно быть лучше, и люди должны быть лучше, и все на свете должно происходить совсем не так, как происходит. Лучше!

Он чуть-чуть помолчал, а потом заговорил снова:

— Я бы постеснялся сказать это кому-нибудь, кроме вас, мистер Гроген, но когда-нибудь я стану работать и чего-нибудь добьюсь. Не знаю еще, чего именно, но это будет что-то настоящее. Я ведь ровно ничего не понимал, жил точно во сне. У нас в семье мы все счастливые. Такие уж родились, но я-то ведь просто ничего не понимал! Теперь кое-что начинает до меня доходить понемножку. Каждый день понемножку — одно, другое…

Рассыльный опять помолчал и попробовал, не зажила ли его нога, пока он разговаривал. Но она почему-то не зажила.

— Мне не нравится, как у нас на земле все устроено, мистер Гроген. Не знаю почему, но мне хочется, чтобы у нас было лучше. Ведь я верю в то, что у нас должно быть лучше. А пока я понял только одно: ничего я не знаю, но буду стараться узнать, буду стараться всю жизнь. Буду наблюдать. Буду все время думать о том, что вижу. Человека от этого часто берет тоска, но ничего не поделаешь! У нас в семье, правда, мы все от природы счастливые, но зато и выносливые. Лично я пойду на то, что мне будет тоскливо. Мне жалко, когда тоскливо невыносливым людям, когда им причиняют боль, а на свете, по-моему, полно именно таких людей. Раньше я этого не знал. Мне теперь даже все равно, что Элен Элиот меня не любит. Я хотел бы, конечно, ей нравиться, ну а если нет — бог с ней! Я ее люблю. Во как люблю, но если ей хочется любить Хьюберта Экли Третьего, а не меня — бог с ней! Он славный парень, и ничего нет странного, если такая воспитанная девочка, как Элен Элиот, предпочитает человека с такими хорошими манерами, как Хьюберт Экли Третий. А у меня, по-моему, совсем нет никаких манер. Я поступаю так, как считаю правильным и как я должен поступить. В школе, верно, я иногда дурачусь, но совсем не для того, чтобы причинять учителям неприятности. Просто так получается. Люди бывают такие грустные или растерянные, все в мире происходит так медленно или неправильно, что мне иногда просто необходимо сказать что-нибудь смешное. По-моему, от жизни надо получать удовольствие. Я, наверно, не мог бы нарочно быть вежливым или воспитанным, даже если бы захотел. Не мог бы, если бы в душе ничего не чувствовал.

Рассыльный снова выпрямил ногу и заговорил о ней, словно она была не его, а чья-то чужая.

— Ей-богу, с ней неладно, — сказал он и поглядел на часы. — Видите, мистер Гроген, уже пять минут первого. Я, пожалуй, пойду домой. Хоть мне почему-то сегодня спать не хочется. Завтра суббота. Раньше суббота была у меня самым любимым днем. А теперь уже нет. Я, наверно, приду в контору. Вдруг для чего-нибудь понадоблюсь.

Он взял со стола коробку с ужином.

— Может, теперь, мистер Гроген, вы съедите хоть один бутербродик?

— Как тебе сказать, — ответил старый телеграфист. — Ежели на то пошло, пожалуй, съем. Я что-то проголодался.

Мистер Гроген взял из коробки бутерброд и откусил кусочек.

— Пожалуйста, поблагодари от меня мать.

— Да не за что, — сказал рассыльный.

— Нет, есть за что. Поблагодари ее от меня.

— Хорошо, — сказал Гомер и отправился домой.

Глава 22

ДА БУДЕТ СВЕТ!

Оставшись один в телеграфной конторе, Уильям Гроген, когда-то молодой и самый проворный телеграфист на свете, стал не спеша приводить в порядок свой стол. Он тихонечко бормотал себе под нос мотив, который запомнился ему с раннего детства. В это время в конторе появился Томас Спенглер. Он только что вышел из бара Корбета; голову его кружили пары алкоголя и ощущение радостного торжества. Подойдя к своему столу, он поглядел на старого телеграфиста, но ничего ему не сказал. Они понимали друг друга без слов. Зачастую они молча работали рядом целыми часами. Спенглер взял лежавшее на пачке телеграмм заветное яйцо и стал любоваться удивительной правильностью его формы. Потом он положил яйцо обратно и вспомнил о девушке; губы его, невольно подражая ей, произнесли слова, которые она так часто повторяла.

— Вы ведь меня любите, правда? — сказал он. — Ну да, любите!

Старый телеграфист посмотрел на управляющего конторой.

— Это вы мне, Том? — спросил он.

— Вилли, — сказал Спенглер, — что бы вы подумали о молодой женщине, которая говорит вам так: «Вы ведь меня любите, правда? Ну да, любите! Сами знаете, что любите!»

— Как вам сказать, — ответил мистер Гроген. — Понятия не имею, что бы я о ней подумал.

— Вам бы понравилась такая молодая женщина? — спросил Спенглер, а потом снова передразнил девушку:

— «Вы ведь меня любите, правда?» Она это повторяет без конца.

Спенглер потер щеку, словно для того, чтобы избавиться от прилива счастья, и продолжал:

— Как идут сегодня дела?

— Да все нормально, — сказал мистер Гроген. — Если не считать дождя.

— А новый рассыльный? Хорош?

— Лучше не бывает, — сказал телеграфист. — А что вы о нем думаете?

— Мальчик мне понравился сразу, когда он пришел просить работу, — сказал Спенглер. — «Вы ведь меня любите, правда?»

Он не мог выкинуть из головы, как восхитительно произносит Диана Стид эти незамысловатые слова.

— Я рад, что рассыльный вам пришелся по душе, — продолжал он. — Не трудитесь запирать контору, Вилли. Я сам запру. Мне еще надо кое-что сделать. У нашего рассыльного благородное имя, правда? Гомер Маколей. Как, по-вашему, почему отец назвал его Гомером, а не просто Томасом, Уильямом или Генри?

Не дожидаясь ответа, Спенглер добавил:

— «Ну да, любите».

Мистер Гроген сказал:

— Брата Гомера зовут Улисс, а вот сестру просто Бесс.

— Гомер, Улисс и Бесс, — повторил Спенглер.

— У них есть еще один брат, — сказал мистер Гроген. — Маркус. Он сейчас в армии.

— Маркус, Гомер, Улисс и Бесс, — повторил Спенглер. — А почему вы не идете домой, Вилли?

— Домой? — переспросил мистер Гроген. Он улыбнулся. — Если вы не возражаете, Том, я посижу с вами. Мне некуда идти и нечего делать после работы, разве что спать, а сон меня больше не радует.

— Послушайте, Вилли, — сказал Спенглер тоном, каким разговаривают с маленьким ребенком, — вы только не огорчайтесь! Я ведь знаю, что вас гложет. Не надо! И совсем вы не старый, и никто не может заставить вас уйти на пенсию. Вы же знаете, что я буду без вас как без рук. Проживете лет сто и будете работать до самой смерти.

— Спасибо, — сказал старый телеграфист.

Он помолчал, а потом негромко добавил:

— Сегодня у меня опять случился маленький припадок. Нет, ничего серьезного. Я задолго почувствовал, что он приближается. Мальчик был здесь. Я послал его за лекарством. Мне, правда, его не советовали принимать. Мне советовали вызывать врача и ложиться в постель.

— Доктора тоже не все понимают, Вилли, — сказал Спенглер. — Они разбираются в том, что касается плоти, а не духа. Мы же с вами живы духом единым.

И тут он вдруг произнес:

— «Вы ведь меня любите, правда?» Доктора ни в чем не разбираются, только в плоти, — сказал он, — но, может, вам все-таки нужен покой?

— Успею, — сказал мистер Гроген. — Мне предстоит вечный покой, Том.

— Вилли, — сказал Спенглер, — сейчас же сходите на угол к Корбету и выпейте. Послушайте пианолу. А потом мы с вами вспомним старые времена — Волынского, Томлисона, старика Девенпорта. Да и линейного мастера Гарри Буля, безумного Фреда Мак Интайра и несравненного Джерри Битти. Послушайте меня, Вилли, выпейте стаканчик-другой. Когда вернетесь — поворошим в памяти былое.

— Мне не советуют пить, Том, — сказал мистер Гроген. — Вы же знаете, что мне не советуют пить.

— Еще бы не знать! — сказал Спенглер. — Но вы любите пить, а делать то, что любишь, порою куда полезнее того, что тебе советуют. Валяйте пейте на здоровье.

— Ладно, Том, — сказал мистер Гроген и вышел из конторы.

Вот уже три или четыре минуты по тротуару возле конторы прогуливайся молодой человек и заглядывал в окна. Наконец он вошел и остановился у конторки. Спенглер, заметив молодого человека, подошел к нему.

— Как поживаете? — спросил Спенглер, вспомнив юношу. — А я-то думал, что вы давно в пути, по дороге домой, в Пенсильванию. Ведь мать вам прислала деньги. И незачем было вам приходить отдавать мне долг.

— Я пришел не затем, чтобы вернуть вам долг, — сказал юноша. — Я пришел получить еще и не собираюсь ничего просить.

Он закашлялся.

— Я пришел взять.

— Вы больны? Что с вами? — спросил Спенглер.

— А вот что со мной, — сказал молодой человек.

Из правого кармана пальто он дрожащими пальцами вынул пистолет. Томас Спенглер, который все еще был счастлив и немножко пьян, никак не мог понять, чего от него хотят.