Фрэнк Маккорт - Прах Энджелы. Воспоминания Страница 2

Поскольку Энджелу поразил провинившийся взгляд, а Мэлаки в тюрьме за три месяца истосковался, неминуемо должна была случиться дрожь в коленях - по причине соития, в процессе которого мужчина и женщина стоят на цыпочках, прислонившись к стене, и так трудятся, что коленки дрожат от нетерпения.

После дрожи в коленях Энджела оказалась в интересном положении, и, конечно же, начались пересуды. У Энджелы имелись двоюродные сестры, кузины Макнамара - Делия и Филомена - замужем, соответственно, за Джимми Форчуном из графства Мэйо и Томми Флинном из самого Бруклина.

Делия и Филомена были дамы дородные с крупными бюстами и суровым нравом. Когда они шествовали по тротуарам Бруклина, более мелкие создания почтительно отступали в стороны. Сестры знали, что правильно и что неправильно, и верили, что все сомнения развеет единая, святая, апостольская Римско-католическая церковь. Они знали, что, будучи незамужем, Энджела не имела права находиться интересном положении, а значит, следовало принять меры.

И меры были приняты. Вместе с Джимми и Томми, семенящими по пятам, они заявились в спикизи на Атлантик Авеню, куда по пятницам, в день зарплаты, наведывался Мэлаки. Джоуи Каччьямани, хозяин бара, не давал было сестрам проходу, но Филомена сказала: если хочешь, чтоб нос на лице остался, а дверь на петлях, то лучше открой - мы пришли по Божьему делу. Ладно, ладно, уступил Джоуи. Ох уж эти ирландцы. Господи! Беда, беда.

Мэлаки в дальнем конце бара побледнел, слабо улыбнулся пышногрудым леди и предложил их чем-нибудь угостить. Улыбка действия не возымела, предложение с презрением было отвергнуто. Не знаем, кто там родичи у тебя, в этой Северной Ирландии, сказала Делия.

В роду у вас явно не без пресвитерианцев, добавила Филомена, и тогда ясно, почему ты так поступил с нашей кузиной.

Ах, ладно вам, будет, произнес Джимми. Разве он виноват, что у него пресвитерианцы в роду.

А ну, цыц, сказала Делия.

Тут подал голос Томми: тем, что ты сделал с несчастной девушкой, ты опозорил весь ирландский народ, и тебе должно быть стыдно.

Och, мне стыдно, сознался Мэлаки. Стыдно.

Никто тебе рта открывать не велел, сказала Филомена. Твой треп уже и так наделал беды, так что захлопни пасть.

Захлопни пасть, и слушай, продолжила Делия. Мы хотим, чтобы ты с нашей бедной кузиной Энджелой Шихан поступил как положено.

Мэлаки произнес: och, и то верно, верно. Что положено – то положено, и пока мы тут вроде как беседуем, я бы с удовольствием угостил вас стаканчиком.

Возьми свой стаканчик, сказал Томми, и сунь себе в зад.

Только наша кузина сошла с парохода, продолжала Филомена, – и ты тут как тут. У нас в Лимерике есть моральные устои – понимаешь, устои! Мы тебе не кролики из Антрима, где пресвитерианцы кишмя кишат.

Не похож он на пресвитерианца, усомнился Джимми.

А ну, цыц, сказала Делия.

Что еще мы заметили, сказала Филомена, какой-то ты странный.

Да? - улыбнулся Мэлаки.

Да, ответила Делия. Думаю, это мы в тебе и заметили сразу – какой ты странный – и это нас очень настораживает.

Улыбочка хитрющая, пресвитерианская, сказала Филомена.

Och, смутился Мэлаки, у меня просто зубы плохие.

Нам плевать, какие у тебя зубы, и сам ты какой, сказал Томми, но на девушке ты женишься. Марш к алтарю.

Och, озадачился Мэлаки, жениться я как-то не думал. Работы нет, и содержать я не смогу…

Женишься как миленький, сказала Делия.

Марш к алтарю, повторил Джимми.

Цыц, сказала Делия.

Они удалились - Мэлаки проводил их взглядом. Вот это я влип, обратился он к Джоуи Каччьямани.

Ага, по уши, согласился Джонни. Кабы меня ребенком стращали, я бы тотчас утопился в Гудзоне.

Мэлаки поразмыслил над историей, в которую он влип. У него еще оставалось несколько долларов от последней зарплаты, а в Сан-Франциско (или в другом Сан-таком-то в Калифорнии) жил его дядя. А не податься ли ему в Калифорнию, подальше от пышногрудых сестер Макнамара и их угрюмых мужей? А хорошая мысль, и не выпить ли каплю ирландского, чтобы отметить свое решение и предстоящий отъезд? Джоуи наполнил стакан, и Мэлаки от зелья чуть не вывернуло на изнанку. Вот уж точно ирландское! Это варево, сказал он Джоуи, из кладовых самого сатаны. Джоуи пожал плечами: ничего не знаю, только наливаю. Все-таки лучше, чем ничего, и Мэлаки выпил еще; себе тоже налей, Джоуи, и спроси вон у тех славных итальянцев, что будут пить – конечно, о чем речь, я при деньгах, заплачу.

Он проснулся на скамейке на вокзале Лонг-Айленда: полицейский стучал дубинкой ему по ботинкам, денег на побег уже не было, а в Бруклине сестры Макнамара норовили съесть его живьем.

В праздник святого Иосифа, промозглым мартовским днем через четыре месяца после дрожания колен Мэлаки обвенчался с Энджелой, и в августе родился ребенок. В ноябре Мэлаки напился и решил, что пора дитя регистрировать. Он хотел было назвать ребенка Мэлаки в свою честь, но северо-ирландский акцент и пьяное шамканье настолько сбили клерка с толку, что он написал в сертификате просто «Male» .

И лишь в декабре Мэйла отнесли в церковь святого Павла, где младенца окрестили и нарекли именем Фрэнсис - в честь чудесного святого из Ассизи . Энджела хотела дать ему еще одно имя, Манчин, в честь святого покровителя Лимерика, но Мэлаки сказал: только через мой труп. Ни за что у его сыновей не будет лимерикских имен. И с одним именем идти по жизни непросто. Навешивать вторые имена – варварский американский обычай, и зачем вообще второе имя, если тебя назвали в честь парня из Ассизи.

В день крестин произошла заминка: избранный крестный отец, Джон Макерлейн, напился в спикизи и забыл о своих обязательствах. Филомена сообщила мужу Томми, что крестным отцом придется быть ему. Душа младенца в опасности, сказала она. Томми опустил голову и заворчал. Ладно, буду крестным, но только не вините меня, если потом он вырастет странным, как отец, и начнет совершать безобразия - тогда пусть идет к Джону Макерлейну в спикизи. Ваша правда, Том, согласился священник, вы приличный человек и прекрасный муж, чья нога никогда не ступала в спикизи. Мэлаки, который сам недавно покинул спикизи, ощутил, что его оскорбили, и стал выяснять отношения со священником, будто одного кощунства ему было мало. А ну, снимай вороничок, и мы поглядим, кто из нас мужчина. Пышногрудым леди и их угрюмым мужьям пришлось его усмирять. Энджела, мать первенца, разволновалась, забыла, что держит на руках младенца, и выронила его в крещальную купель, произведя полное погружение по пресвитерианскому обычаю. Мальчик-министрант, который прислуживал священнику, выудил младенца из купели и вернул Энджеле, и та, всхлипывая, прижала его к груди. Священник рассмеялся и заявил, что в жизни не видел ничего подобного, и теперь этот ребенок - обычный маленький баптист, и вряд ли ему будет нужен священник. Тут Мэлаки вновь разъярился и чуть не набросился на священника, который обозвал его дитя каким-то протестантом. Священник сказал: тише, юноша, вы в Божьей обители, а Мэлаки сказал: в Божьей обители, в задницу! – и его вышвырнули на Корт Стрит, потому что слово «задница» в Божьей обители произносить нельзя.

После крещения Филомена сказала, что у нее дома – тут рядом за углом – всех ждет угощенье: ветчина и пирожные с чаем. С чаем? - сказал Мэлаки. Да, с чаем, ответила она, или виски тебе подавай? Он сказал: чай – это здорово, но сперва мне надо разобраться с Джоном Макерлейном, который столь бессовестным образом не исполнил свой христианский долг. Тебе, сказала Энджела, лишь бы предлог найти, чтобы сбежать в спикизи. Видит Бог, ответил он, и в мыслях не было. Энджела разрыдалась. У твоего сына крестины, а тебе неймется напиться. Делия сообщила ему, что он гадкий тип, но что вы хотите - Север Ирландии.

Мэлаки перевел взгляд с одной женщины на другую, помялся с ноги на ногу, натянул кепочку на глаза, сунул руки поглубже в карманы, сказал: och, aye – как говорят в дальних закоулках графства Антрим, - повернулся и поспешил по Корт Стрит в сторону спикизи на Атлантик Авеню, где, он был уверен, в честь крестин ему нальют бесплатно.

В доме Филомены сестры с мужьями ели и пили, а Энджела сидела в углу, качала малыша и плакала. Филомена набивала рот хлебом с ветчиной и бранила Энджелу. Вот тебе за то, что была такой дурочкой. Только с парохода - и на тебе, влюбилась в этого ненормального. Надо было одной остаться, ребенка отдать на усыновление, и была бы ты нынче свободная женщина. Энджела зарыдала еще пуще, и на нее набросилась уже Делия: хватит Энджела, перестань. Кроме себя винить некого, зачем было путаться с этим пьяницей с Севера, который даже с виду не похож на католика – такой странный. Я тебе скажу вот что… что… у Мэлаки в жилах явно течет пресвитерианская кровь. Джимми, цыц, тебе говорят.

На твоем месте, сказала Филомена, я бы детей больше ни в коем случае не заводила. Работы у него нет, и не будет – судя по тому, как он пьет. Так что… никаких больше детей, Энджела. Ты слышишь меня?