Цирил Космач - Избранное Страница 2

У каждого из «социальных реалистов», а в послевоенное время они стали ведущими словенскими писателями, — Прежихова Воранца, Ивана Потрча, Мишко Краньца, Антона Инголича — была своя главная тема, свои любимые герои. Каждый по-своему обогатил эстетику выбранного им направления. Некоторые критики видели в них лишь представителей «областной» литературы — и в самом деле, каждый принес с собой говор и описание обычаев того края, откуда был родом. Космача-новеллиста воспринимали нередко, по традиции «областнического» мышления, как представителя Словенского Приморья.

Наиболее зоркие критики заметили, однако, в этом тонком лирике, упорно и тщательно отрабатывавшем форму небольшой, в традициях европейской прозы, новеллы, яркий самобытный талант. И если писательское «нутро» Космача было глубоко национальным («Писателем меня сделала тоска по родным местам», — признавался он), то стремление к совершенству формы, своеобразная манера философского осмысления действительности были результатом литературного самообразования, требовательности к себе, кропотливой работы над словом.

Как всякий подлинно талантливый художник, Космач всегда смотрел чуть дальше большинства современников, умел разглядеть суть вещей. Обладал он и достаточно редким в современной литературе даром говорить с читателем без «перста указующего», плача сквозь смех и смеясь сквозь слезы. Если обратиться к литературным традициям в широком смысле слова, то Космача-новеллиста следует, безусловно, признать продолжателем мопассановско-чеховской линии в европейской прозе: ясность социального зрения, четкость фабулы, филигранная проработка деталей присущи его лучшим произведениям 30-х годов.

«Человек на земле» (1935) и «Жизнь и деяния Венца Побаюкая» (1937) — грустные рассказы о судьбах неудачников, добрых и хороших людей, чьей уступчивостью беззастенчиво пользуются окружающие. В истории Жефа Обрекара, героя первого произведения, крестьянина из нищей, разоренной войной словенской деревни, в конце концов погибающего на чужбине, присутствуют черты эстетики словенского «социального реализма», с его ориентацией на изображение жизни социальных низов, с грубоватым юмором и вниманием к неприглядным сторонам крестьянского быта — наследием натурализма. Космач выступает как мастер лаконичного диалога, яркой и значительной авторской ремарки. Такова концовка новеллы «Человек на земле»: «Умер Жеф Обрекар — жалкая песчинка в мире божьем, как сказал о нем господин священник. Умер за свои мечты, за то, что не сумел рассчитать силы. Он и еще двадцать рабочих погибли во время обвала на свинцовом руднике. Похоронили его за казенный счет, и над его могилой снял свой блестящий цилиндр сам президент Французской Республики».

В «Жизни и деяниях Венца Побаюкая» впервые в творчестве писателя главным действующим лицом повествования выступает человек, обиженный не только людьми, но и природой, нечто вроде деревенского юродивого, — следовательно, согласно авторской логике, существо, которое могло бы рассчитывать на человеческое сострадание. Однако родные и соседи обходятся с беднягой Венцем столь бессердечно, что ему только и осталось, забившись в лесную чащу, повеситься на силках браконьера.

К лучшим созданиям предвоенного периода принадлежит рассказ «В тот чудесный день» (1937), где с наибольшей полнотой раскрылась еще одна существенная сторона дарования Космача. Полнокровное, пожалуй, несколько раблезианское ощущение крестьянской, грубой и простой жизни, как основы всякой жизни вообще, дополняется здесь бушующей стихией здорового смеха. Характерно, что добродушная усмешка по поводу похождений сельских гуляк и их подружек сменяется гневом и желчью, когда речь заходит о местных фашистствующих молодцах, которые, «потея изрядно в своих черных рубахах», явились на деревенскую свадьбу и попытались «навести порядок» в церкви и на вечеринке, запрещая петь всеми любимые народные песни только потому, что их поют в Югославии. Фашистов усмирили, и жених предложил окунуть братцев в навозную яму: «все равно, мол, у них рубахи черные».

Космач изобразил гротескно-символическую сцену расправы с чернорубашечниками в деревеньке, оставшейся под властью Италии. Рассказ, опубликованный в «Содобности», был как нельзя кстати для югославского читателя. Мутная волна фашизма накатывала на Балканы. Под видом деловых людей или просто туристов в разных областях Югославии появились всякого рода агенты, они подготавливали в стране «пятую колонну» коллаборационизма.

Прогрессивная интеллигенция, и в первую очередь коммунисты, предупреждали о грозящей опасности. Известный публицист, коммунист Братко Крефт писал в 1940 году в статье «О словенской молодежи»: «…В пору, когда люди без чести и совести, а вслед за ними трусы возвели в добродетель ремесло доносчика, требуется максимум сознательности и честности, чтобы предупредить эпидемию этой занесенной к нам болезни. Там и сям появляются всевозможные лжепророки, кричащие и завывающие на разные голоса, стремящиеся воплями заглушить в людях совесть, а потом задушить ее окончательно… В этих условиях, — подчеркивал Крефт, — интеллигентная молодежь не имеет права ни на минуту забывать ни о народе, живущем в селах, ни о рабочих кварталах».

Так готовили страну к предстоящей борьбе, создавая основу будущего Народного фронта, передовая литература и журналистика.

В 1938 году Цирилу Космачу, как переводчику романских литератур, была предложена стипендия французского правительства. Положение прогрессивной интеллигенции в стране, чьи правители заигрывали с гитлеровской Германией, становилось все труднее. Космач принял предложение и уехал в Париж. Там его застали вести о возмущении, вспыхнувшем в 1941 году на родине из-за решения правительства присоединить Югославию к фашистскому Тройственному пакту, а затем — о начале войны на родной земле. Под влиянием народных демонстраций правительство королевской Югославии разорвало отношения с Гитлером, и 6 апреля 1941 года на Белград и другие города страны без объявления войны обрушились бомбы.

К тому времени срок стипендии Космача закончился, и он оказался на службе в югославском посольстве. После вступления гитлеровцев в Париж он уехал на юг Франции, а затем — в Лондон, где располагался официальный центр югославской эмиграции.

Положение чиновника королевского правительства в эмиграции не могло удовлетворить Космача, чьи друзья и единомышленники на родине принимали активное участие в народно-освободительной борьбе. После двух лет скитаний по разным странам в 1944 году ему удалось перейти границу близ итальянского города Бари, и он оказался на территории, занятой югославскими партизанами. Цирила Космача помнили по предвоенным годам, ему доверяли.

Начав с работы корреспондента центральной газеты Освободительного фронта Словении «Словенски порочевалец», Космач вскоре стал ее главным редактором. На этом посту он пробыл довольно долго — он оставил его лишь в 1946 году, уже после победы над фашизмом и образования Социалистической Федеративной Республики Югославии.

В 1946 году выходит первое книжное издание новелл Космача под названием «Счастье и хлеб». Строгий к себе и никогда не торопившийся с изданием своих сочинений, писатель включил в него только написанное в предвоенные годы.

К военным впечатлениям писатель подошел не сразу. Лишь в 1947 году был опубликован рассказ «Папаша Орел» — история гордого и красивого старика, крестьянина, активно помогавшего партизанам и жестоко замученного оккупантами. В этом рассказе, написанном в новой для Космача, по преимуществу эпической манере, характерной для югославской военной прозы, содержатся как бы эскизы к двум его позднейшим крупным произведениям — романам «Весенний день» (1953) и «Баллада о трубе и облаке» (1957). Папаша Орел с его честностью и бесстрашием, житейской сметкой и любовью к детям — словно бы прообраз Отца из романа «Весенний день» и в то же время первоначальная версия Темникара, героя «Баллады». Параллельно работе над рассказом по нему создавался сценарий фильма «На своей земле» для студии «Триглав-фильм». Поставленный Франце Штиглицем, впоследствии видным режиссером, в духе обстоятельного реалистического повествования, этот фильм стал первым произведением словенского профессионального кинематографа.

В 1952 году была опубликована еще одна новелла, вернее, небольшая повесть, «Смерть великана Матица». Грустная история о «большом невинном младенце», беззлобном великане с детским умом, дожившем до сорока лет благодаря людской доброте и заботам сердобольных хозяек, продолжала постоянную тему, которую Космач варьировал по-разному в разные периоды своего творчества. Это звучащая в «Жизни и деяниях Венца Побаюкая» тема сочувствия и жалости к обделенным судьбой. Но если Венц погибал от людской злобы и недомыслия, то Матица убил, расстреляв в упор из пулемета, фашистский летчик, в ту минуту, когда он хотел предупредить своих односельчан о готовящейся облаве.