Фрэнсис Фицджеральд - Успешное покорение мира Страница 20

III

С приходом лета всплыл один кардинальный момент: в кругу друзей Бэзила главной фишкой сделалось обладание автомобилем. Как-то вдруг оказалось, что вблизи от дома оттянуться невозможно — надо ехать на дальние озера или в загородный клуб. Прогулки по центральным улицам остались за рамками допустимого. Более того, путь от своего дома до приятельского теперь, как выяснилось, можно было преодолеть исключительно в автомобиле. Вокруг владельцев сложились группы прихлебателей, которые, по мнению Бэзила, забрали себе неоправданную власть.

Утром того дня, когда на озерах намечались танцы, он позвонил Рипли Бакнеру:

— Здорово, Рип, как думаешь сегодня добираться до Конни?

— С Элвудом Лимингом.

— У него найдется место?

Рипли немного смешался:

— Слушай, по-моему, нет. Понимаешь, он пригласил Маргарет Торренс, а я — Имоджен Биссел.

— Так-так!

Бэзил нахмурился. Этот вопрос надо было решить неделю назад. В следующую минуту он позвонил Джо Горману:

— Сегодня собираешься к Дэвисам, Джо?

— Ну, собираюсь.

— А у тебя место в машине будет? В смысле — можно мне с тобой?

— Ну, как бы да.

Его голосу явно недоставало теплоты.

— У тебя точно будет место?

— Точно. Мы тебя подхватим без четверти восемь.

Бэзил засобирался в пять часов. Он во второй раз в жизни надумал побриться и, завершая эту процедуру, порезался. Из прямой короткой ранки под носом хлестала кровь, но по совету горничной Хильды он все же сумел унять кровотечение при помощи кусочков туалетной бумага. Таких кусочков потребовалась уйма; для ускорения дела пришлось нарезать бумагу ножницами, и после этого он нетерпеливо расхаживал по дому с нелепыми усами из бумаги и запекшейся крови.

В шесть часов он возобновил исцеление: стал отмачивать бумагу и осторожно подсушивать упрямо краснеющий порез. В конце концов ранка затянулась, но открылась заново, когда Бэзил неосмотрительно поприветствовал маму; пришлось опять бежать за туалетной бумагой.

Без четверти восемь, надев синий пиджак и белые брюки из шерстяной фланели, он напоследок припудрил порез, тщательно смахнул излишки талька носовым платком и поспешил к автомобилю Джо Гормана. Джо был за рулем; рядом втиснулись Льюис Крам и Хьюберт Блэр. Бэзил в одиночестве расположился на просторном заднем сиденье, и они без остановок выехали из города на Блэк-Бэар-роуд, причем сидевшие впереди ни разу не повернулись к нему лицом и лишь вполголоса переговаривались между собой. Вначале Бэзил решил, что они должны забрать еще кого-то из ребят; теперь он возмутился и даже хотел выйти, но тогда они бы поняли, что он обиделся. Слегка посуровев духом, а затем и лицом, он так и просидел всю дорогу в молчаливой изоляции.

Через полчаса перед ними выплыл дом Дэвисов — огромное одноэтажное строение с верандами, расположенное на небольшом озерном мысу. Свет фонарей, горевших по всему периметру, трепетной линией отражался в золотисто-розовой воде; с лужайки ветер доносил приглушенные ноты труб и дробь ударных.

Войдя в дом, Бэзил огляделся в поисках Имоджен. Вокруг нее уже толпились желающие ангажировать ее на танцы, но она заметила Бэзила; от ее беглой задушевной улыбки у него заколотилось сердце.

— Ты можешь записаться на четвертый, Бэзил, и на одиннадцатый, и на второй дополнительный… Что у тебя с верхней губой?

— Бритвой порезался, — торопливо бросил он. — Поужинаем сегодня?

— Вообще-то, я должна поужинать с Рипли — он ведь меня сюда привез.

— Это не играет роли, — заверил ее Бэзил.

— Еще как играет! — вклинился Рипли, оказавшийся рядом. — Почему бы тебе свою девушку на ужин не пригласить?

Но у Бэзила не было своей девушки, хотя он еще не успел осознать этот факт.

После четвертого танца Бэзил увел Имоджен к оконечности пирса, где можно было устроиться в моторной лодке.

— Что дальше? — спросила Имоджен.

Он не знал. Если б она и в самом деле ему нравилась, он бы не растерялся. Когда ее ладонь мимолетно легла ему на колено, он даже не придал этому значения. Его понесло. Он поведал, как в школе играл за вторую бейсбольную команду и как однажды они разгромили первую команду в пяти периодах. Объяснил, что есть парни, к которым тянутся парни, а есть такие, к которым тянутся девушки, — к нему, например, тянутся девушки. Словом, выговорился полностью. В конце концов, почувствовав, что непропорционально много внимания уделяет собственной персоне он неожиданно заявил, что Имоджен ему очень нравится Под лунным светом Имоджен лишь тихонько вздыхала. В другой лодке, невидимой в темноте, сидела по другую сторону пирса компания из четверых человек. Джо Горман пел:

Он — мой влюбленный малыш…Мне сердце…

— Я подумал, ты хочешь знать наверняка, — сказал ей Бэзил. — Я подумал, может, ты решила, что мне нравится другая. Просто когда мы играли «на откровенность», до меня очередь не дошла.

— Что-что? — рассеянно переспросила Имоджен.

Она успела забыть тот вечер и вообще все вечера, кроме нынешнего: ее заворожила магия голоса Джо Гормана, а все остальное вылетело из головы. Именно ему был обещан следующий танец; Джо собирался обучить ее словам новой песни. А Бэзил какой-то нелепый: несет всякую белиберду. Спору нет, он симпатичный, привлекательный и так далее, но… она не могла дождаться, когда закончится этот танец. Такая скучища!

На веранде заиграла мелодия «Так делают все», с нервными, частыми всхлипами скрипок.

— О, послушай! — оживилась Имоджен, распрямляясь и щелкая пальцами. — Ты рэг танцуешь?

— Постой, Имоджен… — Он начал догадываться, что от него ускользнуло нечто важное. — Давай переждем этот танец — потом скажешь Джо, что просто забыла.

Имоджен заторопилась:

— Ой нет, я не смогу!

Нехотя Бэзил поплелся за ней. Глупо вышло: опять у него развязался язык. Он мрачно дожидался одиннадцатого танца, чтобы показать себя с лучшей стороны. Теперь он уверовал, что влюблен в Имоджен. От самообмана у него перехватило горло — в точности как от желания и томления.

Перед одиннадцатым танцем он заметил, что от толпы готова отделиться какая-то группка, определенно избегавшая смотреть в его сторону. Парни перешептывались и спорили, нарочито умолкая при его приближении. Он услышал, как Джо Горман говорил Рипли Бакнеру:

— Всего-то на три дня. Если Глэдис не отпустят, позовешь Конни, ладно? А присматривать за нами будет… — Заметив Бэзила, он резко сменил тему. — И все вместе махнем к Смитам на фруктовую воду с мороженым.

Через некоторое время Бэзил отозвал Рипли Бакнера в сторонку, но так ничего и не вызнал: Рипли запомнил, как Бэзил этим вечером пытался увести у него Имоджен.

— Да ничего такого, — упорствовал он. — Мы к «Смиту» собираемся, честно… Как тебя угораздило губу поранить?

— Бритвой порезался.

Когда пришло время его танца с Имоджен, она повела себя еще более отстраненно, чем прежде, перебрасываясь загадочными фразами с другими девушками, которые передвигались по залу в конвульсивном ритме «Гризли-Бэар». Он опять повел ее к лодке, но место уже было занято; им оставалось только прогуливаться по причалу; Бэзил пытался поддерживать разговор, а она мурлыкала: «Ты мой влюбленный малыш…».

— Послушай, Имоджен. Когда мы сидели в лодке, хотел тебя спросить про игру на откровенность. Ты тогда по-честному отвечала?

— Ох, далась тебе эта нелепая игра.

До нее дошли слухи — причем не единожды, а несколько раз, — что Бэзил слишком много о себе возомнил, эта новость разлетелась столь же стремительно, как двумя неделями раньше — слухи о его достоинствах. Имоджен обычно соглашалась со всеми — и успела согласиться с пылкими заверениями кое-кого из ребят, что Бэзил гнусный тип. Да и как было не проникнуться к нему неприязнью — нужно же как-то оправдывать собственную переменчивость. Но Бэзил решил, что ему просто не повезло, — перерыв завершился прежде, чем он достиг своей цели; впрочем, он и сам не знал, к чему стремился.

Наконец во время того же перерыва правду открыла ему Маргарет Торренс, которую он обошел своим вниманием.

— Ты в поездку на Сент-Круа-ривер собираешься? — спросила она. И ведь прекрасно знала, что никуда он не собирается.

— Что за поездка?

— Джо Горман устраивает. Я с Элвудом Лимингом поеду.

— Нет, не собираюсь, — фыркнул он. — Меня не тянет.

— Вот как!

— Не люблю Джо Гормана.

— По-моему, он тебя тоже на дух не переносит.

— Неужели? Что он про меня наговорил?

— Да так, ничего.