Марсель Эме - Вуивра Страница 20

На улице Арен, главной артерии города, среди медлительной и шумной толпы, какая бывает в ярмарочные дни, Арсен заметил Реквиема, стоявшего у края тротуара. Реквием пересёк улицу и спросил его:

— Ты часом не встречал Робиде?

— Нет. Я сюда пришёл прямо с ярмарочной площади.

— Старая кляча! — выругался Реквием.

От беспокойства на низком лбу могильщика вздулась жилка. Его кроличья головка, сидевшая на широких плечах, беспрестанно вертелась во все стороны.

— Ну что, я вижу, ты продал своих бычков. Настоящая июльская погода стоит. Никогда мне ещё не было так жарко.

— У меня очень мало времени, — сказал Арсен.

Реквием подтолкнул его к захудалому кафе с трёхметровым фасадом на зловонной улочке. Толстая растрёпанная женщина подала им литр красного вина, пожаловалась на расширение вен и попыталась навязаться к ним в компанию, но Реквием грубо отправил её заниматься своим делом. Она исчезла на кухне со словами, что хорошие манеры встречаются всё реже и реже.

— Просто невероятно, — вздохнул он после того, как она ушла. — Мы были с ней здесь, за этим же столом, где мы сейчас сидим. Это она захотела сюда войти. Я-то не слишком горазд пить, но она сказала, что ей хочется пить. Ну ладно, вошли мы. Сидим тут, болтаем, ни о чём не думаем. На вокзале я дал ей пинка под зад, но вроде ничего особенного. Она вроде даже и не обиделась. И вот, сидим мы тут, и вдруг она встаёт и говорит мне: «Я сейчас вернусь». Кто бы мог заподозрить что-нибудь неладное? Стакан-то у неё был полон на три четверти. Не вру, на три четверти.

— Ты её найдёшь. Скорее всего, она где-нибудь здесь.

— Нет, Арсен, она не вернётся. Я её слишком хорошо знаю. Ты вот скажешь мне: Робиде — это не Бог весть что. И я не стану тебе ничего отвечать. Но только видишь ли, эта женщина — это всё-таки не просто кто попало.

Он поднёс стакан к губам, поставил его на стол, не выпив из него ни капли, и мечтательно добавил:

— С некоторых пор она вбила себе в голову, что ей нужен отпуск.

Он сделал паузу и прошептал уже для себя, вдумчиво и почтительно:

— Отпуск.

— Скорее всего, ей встретился кто-нибудь из знакомых. Сейчас в поезде она сразу отыщется.

— Нет, Арсен, она не вернётся. Больше никогда не вернётся. Об этом я мог бы тебе много чего порассказать. Я ведь не вчера родился, мне уже сорок с хвостиком. Я родился сейчас уж и не помню, то ли в восемьдесят шестом, то ли в девяносто шестом. И жизнь-то я знаю. Да и что такое любовь, я, наверное, тоже знаю. Ну так вот, я тебе скажу истинную правду: мужчины-то, они ведь даже и не понимают, что такое любовь. Я вот сейчас говорю тебе об этом, а ведь я сам был такой же, как они. Про Робиде многие тебе расскажут. Как я её поколачивал. Я ведь не пьяница, но когда бывал немного выпивши, то не раз разбивал ей морду в кровь. Да, не раз. Мужчины, они ведь думают, что это и есть любовь, да ещё, чтобы опорожнять своё хозяйство. Но на самом деле всё совсем не так.

Реквием раздвинул борта куртки, расстегнул рубашку, обнажив волосатую грудь, и ткнул кончиком указательного пальца под левый сосок.

— Любовь, — сказал он, — она вот тут, внутри. А вовсе не где-нибудь в другом месте.

Он подождал немного, чтобы Арсен выразил своё согласие, но тот замешкался, и он добавил:

— Мы считаем, что мы пользуемся женщинами. Но ведь у женщин, у них же есть свои мысли, а мысли — это же ведь не вши, хотя мы и не видим, как они бегают по голове.

Он замолчал и погрузился в какую-то свою грёзу о вечно женственном. Арсен воспользовался паузой, чтобы встать. За вино уже было заплачено, но на дне бутылки ещё что-то оставалось. Вылив всё себе в стакан, Реквием остался сидеть один, положив локти на стол и размышляя о своей судьбе.

Чтобы наверстать упущенное время, Арсен пошёл на рынок тканей кратчайшим путём по почти безлюдным улочкам. На улице Старых Боен, у входа в какой-то коридор, он заметил Робиде, докуривавшую окурок. Тощая, с выступающим вперёд острым животом, она была одета в сероватое, до смешного летнее платье, сшитое как попало из выцветших штор. Прислонившись обрюзгшим телом к стене, полуприкрыв красные веки, она нежилась в зловонной прохладе, которая шла откуда-то с заднего двора через тёмный коридор. Её дряблое лицо старой алкоголички в чёрных грязных морщинах выражало блаженство от обретения городского рая, а беззубый рот посвящал свою улыбку тому самому чахлому богу, чьё присутствие когда-то так встревожило Арсена. Презирая деревенских жителей и всегда отказываясь отличать одних жителей Во-ле-Девера от других, она не обратила никакого внимания на прошедшего мимо неё недавнего собеседника Реквиема.

На площади Насьональ, у подножия колокольни, густая толпа медленно обходила прилавки ярмарочных торговцев. Арсену надо было купить двенадцать метров полотна на тряпки. Он подошёл к одному из лотков, возле которого крестьянка торговалась как раз о цене полотна, и когда она уговорила торговца сбавить цену до нижнего предела, он спокойно произнёс: «И мне двенадцать метров этой же ткани». Ожидая, пока его обслужат, он смотрел на медленное движение человеческого потока и вдруг с удивлением заметил в толпе Вуивру, у которой на голове была светло-серая спортивная шапочка. Желая избежать встречи, он спрятался за спины покупателей, чтобы она его не увидела. Вуивра прошла рядом с лотком, и прежде чем она скрылась в толпе, он успел разглядеть её сзади с ног до головы. Одета она была в летний английский костюм с короткими рукавами, на ней были чулки, перчатки, туфли на высоких каблуках, а в руках она держала сумочку. Эту городскую одежду она носила с поразительной непринуждённостью, и Арсену даже пришла в голову мысль, что Вуивра была просто девушкой из Доля, решившей посмеяться над легковерными обитателями Во-ле-Девера, но он тут же вспомнил про змей.

Покинув рыночную площадь со свёртком полотна под мышкой, он отправился за покупками в магазины, расположенные на главной улице. В магазине игрушек он купил племянникам два плохоньких мяча: один — пластмассовый, а другой — из лакированной резины с цветными полосками. Затем попросил, чтобы ему показали кукол, и разглядывал их минут пятнадцать. Продавщица, возможно, сначала подумала, что без труда продаст ему какую-нибудь из них, — ведь мячи же он купил без колебаний. А он всё вертел кукол, находя в них то фабричный брак, то какие-нибудь царапины, ощупывал платья, однако внимательнее всего изучал их мордашки. Соблазнившись одной моделью, он чуть было не купил её, но потом отложил в сторону и заявил:

— У неё несерьёзный вид. Как у маленькой беспутницы.

Отверг он и другую куклу, которая умела говорить «папа» и «мама» — ему показался смешным её голос чревовещательницы. Наконец он выбрал одну из самых больших за её детское, как ни у какой другой, лицо пухлого ангела-оптимиста. На ней было розовое платье, розовые носочки, туфли-лодочки и такой же розовый чепчик. Он заплатил за неё не без внутреннего протеста непомерную сумму в восемьдесят пять франков, добившись перед этим скидки в четыре пятьдесят за царапину на щиколотке, которая поначалу вообще заставила его засомневаться в правильности выбора. Продавщица упаковала куклу в картонную коробку, и перевязала её лентой.

Последняя лавка, где задержался Арсен, была скобяной. Сначала он купил несколько вещей для фермы: железный заступ, маслёнку, гайки, верёвку и попросил завернуть всё это в один пакет. Потом, заглядывая в длинный список, составленный им самим, он сделал и другие покупки, например, замки, дверные ручки, дверные петли, штифтики для стропил, латунную проволоку, за которые заплатил отдельно не из семейного, а из особого личного кошелька. Выходя из скобяной лавки, он прямо на пороге столкнулся лицом к лицу с Анжелой Меришо, женой кузнеца, которая стала рассказывать ему о том, где она успела побывать и что купила.

— Ты погляди-ка, — сказала она, показывая на пару, проходившую по другой стороне улицы, — вон дочка Вуатюрье со своим новым женихом.

Он бросил взгляд на жениха и невесту, но на лице Арсена никак не отразилось охватившее его чувство досады.

— Может, ты ещё не знаешь, — продолжала Анжела Меришо. — Вчера всё решилось, и, конечно же, Вуатюрье пришлось долго уламывать, чтобы он согласился. Но уж малышка-то знает, чего ей нужно, будь спокоен, и, может быть, знает лучше, чем Гюст Бейя.

— Судя по тому, что мне говорили, это всё-таки он домогался, — заметил Арсен.

— С одной стороны, оно, конечно. Но я-то вот ещё чего подумала. Он-то уже десять дней бегает за Вуиврой, и если бы ему удалось прибрать к рукам её рубин, то бедной Розе было бы уже бесполезно бегать за ним самим.

— А вы в неё верите, в эту Вуивру? — с улыбкой спросил Арсен.

— Мой сын её видел, и дочка моя тоже видела. И многие другие видели. Так что приходится верить. А ты нет, не веришь что ли?

— О! Я-то что, я ничего не говорю. Ну, мне бы не хотелось, чтобы вы из-за меня задержались с вашими покупками.