Жан-Мари Гюстав Леклезио - Онича Страница 24

А в зале с коллекциями у May сжималось сердце. Сэбин Родс глумился над ней самым нестерпимым образом. Называл ее синьориной, говорил то по-итальянски, то по-французски, раскатывая «р», как она. И то, что он говорил, было гнусно. Он еще хуже других, думала May. Теперь она была уверена: это Родс подстроил увольнение Джеффри из «Юнайтед Африка».

— Дорогая синьорина, мы тут каждый день видим людей, подобных вашему мужу, которые намереваются все реформировать. Я не говорю, что он неправ, а также вы, но надо же быть реалистами, надо видеть вещи такими, каковы они есть, а не такими, как хочется. Мы ведь колонизаторы, а не благодетели человечества. Вы задумывались, что произошло бы, если бы англичане, которых вы столь явно презираете, убрали свои пушки и винтовки? Задумывались, что эта страна будет охвачена огнем и залита кровью и что именно с вас, дорогая синьорина, с вас и вашего сына они начнут, несмотря на все ваши благородные идеи, принципы и дружеские беседы с женщинами на рынке?

May сделала усилие, притворилась, будто не поняла.

— Неужели не остается какого-нибудь шанса, возможности? — Она хотела сказать: «Сделайте что-нибудь, скажите что-нибудь в его пользу. Он хочет жить только здесь, не может покинуть эту страну!»

Сэбин Родс пожал плечами, пыхнул сигарой. Вдруг заскучал.

— Окаво, как там чай?

Чувства этой женщины, ее темные глаза, итальянский акцент, ее усилия не выдать своей тревоги — все это его раздражало, было слишком патетично. Он заговорил о другом, об изысканиях Джеффри, о его одержимости Египтом:

— А знаете, это ведь я ему впервые сказал о египетском влиянии в Западной Африке, о сходстве египетских мифов с преданиями йоруба, Бенина. Рассказал о менгирах[51], которые видел на берегах реки Кросс, рядом с Аро-Чуко. Когда он приехал, я дал ему прочитать все эти книги: Амори Талбота, Лео Фробениуса, Нахтигаля, Барта и аль-Хасана ибн Мохаммеда аль-Ваззана аль-Фаси, прозванного Львом Африканским. Это от меня он узнал про Аро-Чуку, последнее место, где отправляли культ Осириса. Моя идея. Он ведь вам говорил, не так ли? Сказал, кто такие люди Аро-Чуку, говорил, что хочет отправиться туда? — Казалось, его охватило некоторое возбуждение. Он выпрямился в своем шезлонге, позвал изменившимся, звучным голосом: — Окаво! Wa! Немедленно сходи за Ойей!

Молодая женщина вошла в зал, за ней следом — Финтан. Против света ее силуэт казался очень большим, из-за раздутого живота она выглядела великаншей. Остановилась на пороге. Сэбин Родс направился к ней, подтолкнул к May.

— Смотрите, синьорина Аллен. Это она не дает покоя вашему мужу. Богиня реки, последняя царица Мероэ! Сама она, разумеется, об этом и понятия не имеет. Немая дурочка. Слабоумная. Явилась сюда однажды невесть откуда, бродила вдоль реки, от города к городу, продавала себя за крохи еды, за бусы из ракушек. Поселилась в развалинах «Джорджа Шоттона». Смотрите, разве она не выглядит царицей?

Сэбин Родс взял молодую женщину за руку, подвел поближе. Окаво держался в стороне, смотрел на них из дверной тени. May возмутилась:

— Оставьте ее в покое! Никакая она не царица и не слабоумная. Просто бедная глухонемая девушка, чем все пользуются. И вы не имеете права обращаться с ней как с рабыней!

— Теперь она жена Окаво. Я отдал ее ему.

Сэбин Родс повернулся и сел в свое кресло. Ойя медленно пятилась к двери. Выскользнула наружу мимо Финтана, наблюдавшего эту сцену.

— Но мог бы отдать вашему мужу! — И он коварно добавил, вперив в May свой голубой взгляд: — Кто знает, от кого ребенок, которого она носит в животе?

May почувствовала, как гнев обжег ей лицо.

— Как вы можете! У вас нет никакого чувства чести, никакой… порядочности!

— Пор-р-рядочность! — повторил он, раскатывая «р» в подражание May. — Пор-р-рядочность!

Он больше не скучал. Теперь он мог завести свою обычную речь. Встал, спустив рукава своего одеяния:

— Порядочность, синьорина! Но оглядитесь вокруг! Наши дни сочтены, у всех, у всех! У добрых и злых, у людей порядочных и у таких, как я! С империей покончено, синьорина, она рушится со всех сторон, обращается в прах. Великий корабль империи почтенно идет ко дну! Вы говорите о милосердии, ваш супруг живет среди химер, а тем временем все рушится! Но я-то не уйду. Я останусь здесь, чтобы видеть все. Это моя миссия, мое призвание — смотреть, как тонет корабль!

May взяла Финтана за руку.

— Вы сумасшедший, — Это были ее последние слова в доме Сэбина Родса. Она быстро направилась прямо к двери.

В саду Ойя опять сидела перед кошкой в коробке.

Узнав о случившемся, о затее May, Джеффри впал в сильнейший гнев. Его голос гремел по пустому дому, сливаясь с рычанием грозы. Финтан спрятался в цементной комнате, в конце дома. Слушал слова Джеффри, резкие, злые: «Это из-за тебя. Ты тоже этого хотела. Все сделала, чтобы нам пришлось уехать».

Сердце May сильно стучало, она задыхалась от гнева, обиды, твердила, что это неправда, что он так со зла говорит, плакала.

Финтан закрыл глаза. На крыше рокотал дождь. Сильнее всего был запах прохладного цемента. Он подумал: завтра пойду в Омерун, к бабушке Бони. Никогда не вернусь. Никогда не поеду в Англию. Он нацарапал камешком на цементной стене: РОКО INGEZI.

* * *

Огонь жжет сильнее и отчетливее — теперь, когда ничто не защищает его, не встает между ним и его сном. Джеффри медленно поднимается по реке Кросс в перегруженной моторной пироге, которая борется с течением, усилившимся из-за дождей. Вода несет грязь и сломанные ветви. Сегодня утром дождь лил на холмы, и притоки Кросса переполнились, окрасив реку кровью. Окаво сидит на носу. Почти не шевелится, лишь время от времени зачерпывает немного воды и пьет из горсти или смачивает себе лицо. Он согласился поплыть вместе с Джеффри, довести его до Аро-Чуку. Не колебался ни мгновения. Ничего не сказал Сэбину Родсу. Просто пришел утром на причал, сел в «форд V-8» и поехал с Джеффри в Оверри. Ничего не взял в дорогу. На нем только шорты цвета хаки и рваная повседневная рубашка.

Пирога поднимается по реке Кросс, доставляя пассажиров к Афикро, к свинцовым рудникам Абониа-Ахара. Женщины с детьми и багажом, мужчины, везущие товары, масло, горючее, рис, банки с говяжьей тушенкой и сгущенным молоком. Джеффри знает, что плывет к истине, к сердцу. Пирога поднимается по реке к Аро-Чуку, поднимается по реке времени.

В декабре 1901 года подполковник Монтанаро, командующий британскими силами на землях аро, поднялся по этой самой реке на пароходе. С ним было восемьдесят семь английских офицеров, тысяча пятьсот пятьдесят чернокожих солдат и две тысячи сто носильщиков. Потом разделенная на четыре колонны армия направилась через саванну к Аро-Чуку, оставляя позади Огуту, Аквете, Унвуну, Иту. Настоящий экспедиционный корпус, как во времена Стэнли, с хирургами, географами, штатскими чиновниками и даже англиканским пастором. Они — носители имперской мощи, у них приказ идти вперед, чего бы это ни стоило, чтобы подавить очаг сопротивления в Аро-Чуку и уничтожить навсегда оракул Лонг Джуджу. Подполковник Монтанаро худ и бледен, несмотря на годы, проведенные под солнцем Африки. Приказ категоричен: разрушить Аро-Чуку, обратить в прах мятежный город с его храмами, фетишами, жертвенниками. Камня на камне не оставить от проклятого места. Истребить всех мужчин, даже стариков и мальчиков старше десяти лет. Ничего не должно остаться от этого отродья! Ему ли подвергать сомнению военные приказы, направленные против народа аро, против оракула, который проповедует уничтожение англичан? Четыре колонны движутся вперед через саванну вслед за разведчиками из Калабара, Дегемы, Оничи, Лагоса.

Не это ли собирается искать здесь Джеффри — как подтверждение близкого конца империи или конца его собственного африканского приключения? Он вспоминает тот первый раз, когда поднялся по течению времени, по приезде в эту страну. Поездка верхом через чащи Обуду, через темные холмы, где живут гориллы, в Санквалу, Умаджи, Энгго, Вулу. Заброшенные храмы в лесу, менгиры, похожие на гигантские, устремленные в небо фаллосы, стелы с высеченными иероглифами. Он написал тогда May длинное письмо, рассказал, что нашел конец пути Мероэ, знаки, оставленные народом Арсинои. Потом была война, и след прервался. Сможет ли он отыскать все это снова? Пока пирога поднимается по реке, Джеффри обводит взглядом берега в поисках знака, который позволит ему сориентироваться. Аро-Чуку — истина и сердце, которое не перестало биться. Свет окружает Джеффри, вихрится вокруг пироги. Лицо Окаво блестит от пота, шрамы кажутся открытыми ранами.

Под вечер они высадились на отлогом берегу, там, где река Кросс делает поворот. Окаво сказал, что именно отсюда начинается путь к Аро-Чуку. Где-то на противоположном берегу в лесу скрыты менгиры. Джеффри складывает свои вещи на ночь, а пирога тем временем уплывает, увозя людей и товары к верховьям реки. Окаво сидит на камне, смотрит на воду, ничего не говоря. Его лицо высечено из черного блестящего камня. Взгляд прикрыт тяжелыми веками, губы выгнуты в полуулыбке. На лбу и щеках блестят знаки итси, словно медная пыль ожила. На лбу — солнце и луна, глаза небесной птицы. На щеках — крылья и хвост сокола. Когда приходит ночь, Джеффри закутывается в одеяло, прячась от укусов мошкары. По плёсу разносится шум реки. Он знает, что подобрался к самому сердцу к самой причине всех путешествий. И не может уснуть.