Рональд Харвуд - Одинаковые тени Страница 24

— Так вот, этот Джанни перепугался до чертиков, это точно. Он стал просить этого полицейского ван Хеердена не забирать его, но этот ван Хеерден просто не стал его слушать. Он вынул наручники и хотел надеть их на Джанни Грикву и Фреду, но тут Джанни сказал: «Я знаю Калангу!» — и полицейский отложил наручники и переспросил: «Калангу?» Я это знаю, потому что они были в коридоре, а мы с Нэнси сидели в комнате и слушали.

— Друг! — больше я ничего не мог сказать.

— Стало быть, ван Хеерден говорит: «Ты знаешь Калангу?» «Конечно, мальчик», — говорит Джанни. «А где он?» — спрашивает ван Хеерден. «Отпустите меня, и я скажу вам, как найти Калангу, если он вам нужен», — говорит Джанни. Тут ван Хеерден убрал наручники и сказал: «Что ж, говори». А Джанни говорит: «Если я помогу вам найти его, вы меня отпустите, а?» Ван Хеерден ничего ему не сказал. «Пойдемте в мой оффис», — говорит Джанни. «О'кей», — отвечает ван Хеерден. И они идут в оффис, а Фреда входит к нам, и, мальчик, мы слышали каждое слово, потому что стенка тонкая.

— И что же вы слышите? — спрашиваю я и дрожу от страха.

— Мы много чего слышим, — говорит она. — Друг, этот Джанни всегда выкрутится, понял? Он говорит ван Хеердену: «Знаете что, констебль? Я слыхал, что этот Каланга завтра приезжает в Кейптаун». Ясно, что ван Хеерден ничего об этом не знает, потому что он переспрашивает: «Завтра?» — и голос у него по-настоящему удивленный. «И я могу навести вас на всю эту публику», — говорит Джанни. «Каким образом?» — спрашивает ван Хеерден. «Через его племянника по имени Джордж Вашингтон Септембер!» — говорит Джанни.

— Вот это да! Черт побери! — говорю я.

— Тут ван Хеерден говорит, чтобы Джанни подождал, потому что ему надо вызвать по телефону инспектора из полицейского участка, и чтобы Джанни не выкинул какой-нибудь глупости, пока он ходит звонить. Так он и делает. Может, минут через пять он возвращается и говорит Джанни: «Он сейчас приедет». И они ждут. И мы с Нэнси и Фредой ждем, потому что не знаем, что будет дальше. Пока они там сидят, Джанни говорит: «Хотите посмотреть хорошенькие снимки?» И он показывает ван Хеердену эти снимки, и ван Хеерден смотрит их и все время смеется. Это я тебе говорю, потому что нам все слышно. И, может быть, очень скоро приходит инспектор, и они втроем начинают говорить. Джорджи-малыш, почти все время они говорят о тебе.

— Что они говорят? — спрашиваю я, потому что хочу знать.

— Ну, Джанни говорит, что он тебя малость знает и что ты чертовски зазнавшийся зулус. — И она смеется, когда говорит это.

— Этот Джанни! — говорю я.

— И Джанни говорит, что когда Каланга приедет, то он наверняка пойдет к тебе, потому что ты — его племянник. И еще он говорит, что если бы ему удалось с тобой встретиться и отвести в свой дом, он бы заставил тебя все рассказать о Каланге. «Каким образом?» — спрашивает инспектор. И Джанни говорит ему, что ты зулус, и Нэнси зулуска, и что Нэнси тебе понравится, но она тебе ничего не позволит, и, чтобы ей понравиться, ты обязательно расскажешь ей про Калангу, потому что ты зазнавшийся зулус! — И она смеется опять и опять наливает мне бренди. И в бутылке уже ничего не остается.

— Этот Джанни! — говорю я.

— Да, — говорит она. — Этот Джанни. Вот они и устроили так, чтобы тебя забрала полиция и дала тебе хорошую взбучку, и тогда Джанни встретит тебя у полицейского участка, отведет к себе и познакомит с Нэнси.

— Вот это да! — говорю я.

— Да, мальчик, — говорит она. — Об этом они и договорились, эти трое. Они условились, как забрать тебя в участок, чтобы ты ничего не подозревал. И как дать тебе взбучку, чтобы у Джанни был повод отвести тебя к себе. И этот чертов Джанни сказал, что если бы им удалось раздобыть европейскую женщину, которая сказала бы, что ты к ней приставал, все будет в порядке. Друг, этот проклятый инспектор тут же говорит, что его жена может это сделать и что ей можно доверять. Тут они договариваются, что ван Хеерден будет поддерживать связь с Джанни, а Джанни спрашивает: «Значит, никаких неприятностей у меня не будет?» И инспектор ему говорит: «Нет. Если мы только поймаем Калангу!» И они уходят. Вот это все, и все это чистая правда.

Друг, мне совсем плохо. Да, сэр. Совсем плохо.

— Ван Хеерден все время заходит, чтобы узнать, нет ли у Джанни каких новостей, — говорит Мария. — И каждый раз он бесплатно спит с Фредой. Он настоящий ублюдок, этот ван Хеерден.

— Я слышал его голос у Джанни, — говорю я.

— Как это ты его слышал?

— Один раз, когда я там был, я слышал его голос, только я не узнал, что это он. Но я все время чувствовал запах этого выродка. Друг, какой я дурак!

Мария долго молчит, а потом говорит:

— А теперь тебе лучше идти, Джорджи-малыш.

И мне опять очень страшно, когда она это говорит. Совсем страшно, потому что идти мне некуда.

— Ты не позволишь мне побыть у тебя? — говорю я

— Нет, иди к своей Нэнси, — говорит она и смеется.

Друг, я ненавижу эту Нэнси. Она гнусная шлюха, эта девушка. Друг, как я хотел бы дать ей по заднице. Изо всех сил. Друг, я бы схватил ее, сорвал с нее все ее чертовы платья, и дал ей крепкую взбучку, и кое-что ей показал.

— Мне больше не нравится эта Нэнси, — говорю я. — Она шлюха. Друг, я бы ее сейчас убил.

— Иди и убивай. Делай что хочешь, только убирайся отсюда.

— И ты тоже ненавидишь Джанни? — спрашиваю я.

— Конечно, ненавижу, — отвечает она.

— Почему он тогда тебя ударил?

— Потому, что ты пошел со мной, а он хотел, чтобы никто с тобой не имел дела, пока ты не расскажешь им о Каланге. Он хотел, чтобы Нэнси все время тебя дразнила, понял? Потому что, если они не узнают о Каланге, Джанни посадят в тюрьму к чертовой матери, — говорит она.

— Проклятая Нэнси, — говорю я.

— Да. А теперь уходи. Иди. Убирайся.

— Мария, у меня большие неприятности. Мне некуда идти.

— А ты иди, мальчик, меня это не касается. Мне хватает своих неприятностей.

— Куда мне идти? — говорю я.

— Не знаю, — говорит она. — Может, ступай к Нэнси и попроси, чтобы она тебя спрятала. — И она расхохоталась, как сумасшедшая. Мне это не понравилось. Да, сэр.

— Я у тебя, может, переночую, а? — говорю я и улыбаюсь, потому что мне не хочется идти обратно на ветер.

— Убирайся к черту! — говорит она. — Да поживее!

— Друг, за все это я убью эту Нэнси. Зачем она это сделала? Зачем? Друг, я такой же зулус, как она, так почему она это сделала?

— Потому что Джанни ее заставил, — говорит Мария.

— У него нет никакого права заставлять ее делать такие вещи! — говорю я.

— Почему? — говорит она. — Она делает все, что ей скажет Джанни. Она же любит этого своего Джанни.

— Она любит Джанни? — говорю я. И я так ненавижу эту Нэнси, что готов убить ее, ударить и сам не знаю что.

— Да, она любит Джанни, — говорит Мария.

— А как же Фреда? — говорю я. — Она ведь женщина Джанни.

— Никакая она не женщина Джанни, — говорит Мария. — Джордж, друг, я тебе вот что скажу: Джанни и Нэнси женаты, мальчик. Они муж и жена. Она делает все, что он ей скажет. Потому что любит своего Джанни!

Мне нечего на это сказать. Только я чувствую, что ненавижу Нэнси. Друг, какое у нее было право так поступать со мной? Никакого права.

— Я ухожу, — говорю я. — Мария, я ухожу, и я ухожу, чтобы убить эту Нэнси и этого Джанни, обоих сразу. Друг, я убью их!

— Уходи, Джорджи, и держись от них подальше, потому что от них одни неприятности. Уходи подальше и не возвращайся. Уходи, мальчик.

Я смотрю на Марию и не знаю, что ей сказать. Я просто смотрю на нее, а сам все думаю об этой Нэнси. Друг, я хочу ее видеть голую, и бить по ее улыбающемуся лицу, и кое-что ей показать, потому что она проклятая обманщица, и шлюха, и жена Джанни Гриквы.

— Иди. Уходи. Живо. Убирайся! — говорит Мария.

И я встаю с ее кровати, на которой сидел, иду к двери и открываю ее.

— Ты мне нравишься, Мария, — говорю я и выхожу на ветер.

XV

Этот дом Джанни Гриквы стоит в верхней части улицы, и шум от него слышится издалека. Друг, при мысли о Джанни и Нэнси во мне отвращение и злоба. И вот я иду, сгорбившись, против ветра и все время думаю только об этих двоих. В моей голове они огромные, как гора. Кроме них, я ничего не могу видеть, — вы меня понимаете? Эти двое! Никого, кроме них, я не вижу внутри себя.

Друг, я хочу их бить. Я хочу бить их руками и ногами и раздирать ногтями их лица, потому что они сделали со мной такое, чего не имели права делать. Да, сэр.

А ветер все крепчает. Он все время кричит мне:

— Беги отсюда! Беги отсюда!

Но прежде чем убежать, я хочу убить этих двух, и я не собираюсь слушаться ветра. Да, сэр.

Я приближаюсь к дому Джанни, и шум из него делается все слышнее. Несмотря на ветер. Друг, надо быть очень сильным, чтобы идти против такого ветра.