Рональд Харвуд - Одинаковые тени Страница 25

Я приближаюсь к дому Джанни, и шум из него делается все слышнее. Несмотря на ветер. Друг, надо быть очень сильным, чтобы идти против такого ветра.

Я подхожу к дому Джанни Гриквы и останавливаюсь у двери. Проклятый дом! Друг, здесь начались все мои неприятности. И я прислоняюсь к стене этого дома и долго стою, потому что мне о многом надо подумать.

Этот Джанни! И этот ван Хеерден! И Нэнси! Друг, мне хочется сделать с ней что-то ужасное за то, что она сделала со мной. И тут я думаю о моей матери, о ее мертвом лице, и о плачущем Айзеке, и пляшущем Мболе, и, друг, я позволяю ветру продувать меня насквозь. Он теперь невыносимо сильный. Честное слово. Я вспоминаю мертвое лицо моей матери и думаю, что хотел бы этой ночью увидеть Нэнси такую же мертвую. Мертвую, несчастную, и никаких развлечений на потом. И я бы хотел пинать и топтать ее голую, чтобы ей было больней.

И мне слышно, как люди танцуют и смеются, и из дома доносится музыка. Я берусь за дверь, но она заперта. Этот Джанни явно чего-то боится.

Тут я вижу на двери щель для писем и заглядываю вовнутрь. Но, друг, там темно, и только полоска света идет сверху из комнаты с баром.

И я прикладываю губы к щели и кричу громче, чем ветер:

— Полиция! Спасайтесь! Полиция! Спасайтесь! Полиция! — И я опять прислоняюсь к стене и жду.

Друг, если бы вы это видели! Должен сказать вам, что мне было почти смешно, хотя я не мог думать ни о чем, кроме этой Нэнси.

Друг, дверь открылась настежь. И эти люди стали выбегать на улицу, потому что все они чертовски боялись полиции. Друг, как они бежали! А Джанни кричал им вслед:

— Не валяйте дурака! Возвращайтесь! У нас с полицией все о'кей! Не о чем беспокоиться.

И тут я вышел вперед, и встал перед Джанни, и взглянул ему прямо в глаза, и увидел, как он испугался.

— Джорджи! — сказал он.

А я молчу, только смотрю на него и хочу его убить, и он быстро, как черт, пытается захлопнуть дверь. Но я подставляю ногу, и он не может закрыть эту дверь. Он хочет вытолкнуть мою ногу, но я сильнее, чем этот цветной ублюдок, потому что я — зулус.

Я толкаю его обеими руками, и он пятится. Я вхожу в дом и отталкиваю Джанни Грикву от двери. И я хочу найти Нэнси и убить ее.

Я хватаю Джанни за его шикарную куртку и вталкиваю его в комнату с баром. И кто же там, в этой комнате? Друг, это Нэнси. Сидит как ни в чем не бывало. Ничего не делает, просто сидит. Друг, я хочу убить ее.

И я опять толкаю Джанни, и он падает на столик. И я чуть не смеюсь, когда он говорит:

— Джорджи пришел, Нэнси-малышка. Твой Джорджи пришел!

— Привет, мальчик, — говорит она. Друг, я должен сказать вам, что она совершенно спокойная, — понимаете? Совершенно спокойная и вроде бы вовсе меня не боится, и, друг, я точно хочу ее убить.

— Дай мне выпить, Джанни, — говорю я.

— Конечно, малыш, — говорит он, и идет за стойку, и наливает мне выпивки. — Ты хочешь сегодня Нэнси, а, Джорджи? Конечно. Сегодня Нэнси — твоя, мальчик. Я же тебе обещал. Да, малыш.

— Нет, — говорю я, — я не хочу иметь дела с твоей женой!

И эта Нэнси смотрит на меня, и, сэр, я вижу, что теперь она беспокоится.

— Она не моя жена, малыш! — говорит Джанни и хихикает, хотя ему совсем не весело. Это сразу видно.

— Где это ты слышал этот джаз? — спрашивает Нэнси.

— У инспектора Валери, — говорю я. — А ты, черт возьми, давай мне выпивку, да поживее!

— А кто этот инспектор Валери? — спрашивает Джанни.

— Ты знаешь лучше меня, кто он, — говорю я. — Ты это знаешь лучше меня, потому что сегодня он придет сюда и заберет тебя в тюрьму.

Друг, я знаю, что вру, но я хочу как следует напугать Джанни, — вы поняли?

— Что это за рок-н-ролл, Джорджи? — спрашивает Джанни, и видно, как он напуган.

— Мой дядя Каланга сбежал от них, — говорю я. — И я тоже. Поэтому этот инспектор зол на тебя, Джанни. Еще как зол!

— Джанни, надо сматываться, — говорит Нэнси. Но она совсем не напугана так, как Джанни. Да, сэр. Нисколько не напугана. Она спокойна.

— Замолчи! — говорит Джанни, и сразу видно, что он не знает, что ему делать.

Он выходит из-за стойки и хочет подать мне выпивку. Но одна рука у него за спиной, а я не доверяю этому Джанни Грикве. Да, сэр. Он подходит ко мне и протягивает мне стакан. Друг, я знаю все эти штуки. Я тоже хожу в кино. Поэтому я хватаю его за запястье, и из-за его спины вылетает другая рука, и в ней нож. Друг, это очень длинный нож, но я не боюсь, потому что я сильней, чем этот Джанни Гриква.

И он наступает на меня так медленно и держит нож прямо перед собой.

— Тебе будет больно, Джорджи, — говорит он. — Мне не нужны зазнавшиеся бездельники вроде тебя.

Он, может, в одном шаге от меня, и я отскакиваю к стене, где стоят стулья и столики, и жду. Он подходит ко мне медленно, но верно. Подходит.

И тут, друг, он прыгает. Но у меня в руке стул, и я бросаю в него стулом. Стул бьет его по ногам, и он падает лицом вниз, и нож выпадает из руки и летит по полу. Теперь прыгаю я и хватаю этот нож, пока Джанни пытается подняться.

— Сегодня ты никому не сделаешь больно, — говорю я. — Потому что ты не останешься в живых и не сможешь ничего никому сделать. Друг, я тебя убью!

И Джанни становится на колени и говорит:

— Послушай, Джорджи, я дам тебе денег. Много денег. Больше, чем ты себе можешь представить, малыш. Я дам тебе десять фунтов.

— Послушай, Джорджи, — говорит Нэнси. — Пойдем со мной наверх, а? Пошли. Мы можем кое о чем поговорить, как, Джорджи? Ты и я в постели, а?

— Замолчи ты! — говорю я. — Замолчи, потому что я не хочу иметь с тобой ничего, потому что я и тебя убью.

— Послушай, Джорджи, — говорит Джанни. — Ты получишь от Нэнси все, что захочешь, малыш. В ней такой джаз, в этой Нэнси. И послушай, сынок, если этот инспектор Валери придет сюда и найдет нас мертвыми, друг, он же повесит тебя за убийство.

— Он все равно повесит меня, Джанни, потому что сегодня я был на митинге. Поэтому, друг, пусть меня повесят и за митинг, и за убийство.

— Джорджи, — говорит он, стоя на коленях. — У меня есть автомобиль. Мы все можем сбежать, что скажешь? Все трое. И ты можешь делать с Нэнси все, что захочешь. Согласен? Прошу тебя, Джорджи.

— Я не согладен, Джанни, — говорю я. — Я не хочу уезжать с тобой в автомобиле, потому что от тебя скверно пахнет и потому что ты хочешь, чтобы меня повесили. Лучше уж, друг, я тебя убью. Поэтому замолчи!

Ох, друг, этот Джанни! Все время, что он говорил, он медленно так подвигался к столику, на котором стоят бутылки. Я его знаю. Он хочет разбить бутылку и изрезать мне лицо. Но я вижу, что он делает. Я все вижу.

— Держись подальше от этих бутылок, — говорю я. — Поднимись и встань рядом с Нэнси.

И он делает, как я сказал, потому что у меня в руке нож.

Друг, этой Нэнси есть во что нарядиться. Друг, я не слепой и вижу, какое на ней платье. В обтяжку. И с вырезом. Все видно. И мне хочется сорвать с нее это платье и разорвать его на тряпки, потому что я в ней все ненавижу. Да, сэр. Она — сплошная неприятность.

Джанни подходит к стулу, на котором сидит Нэнси, и видно, как он испуган.

И вдруг дверь сзади меня открывается, и я оглядываюсь. И Джанни бросается на меня прежде, чем я успел увидеть, кто вошел. Он старается вырвать у меня нож, но где ему! Он слишком жирный. И мы боремся из-за ножа. Он обеими руками вцепился в мою руку с ножом, так что другая рука у меня свободная. И я бью его в зубы тыльной стороной ладони. Он отпускает меня сразу же.

И я бью его еще раз, два, может, три. И он падает на пол и начинает плакать.

Теперь я оглядываюсь и вижу, что в дверях стоит Фреда. Стоит и смотрит. И ничего не делает.

— Ты спала с белыми полицейскими? — говорю я. — Убирайся отсюда, да поживее, не то я убью и тебя. Брысь! — говорю я, и она уходит.

Тут я кладу нож на стол и подхожу к Джанни. Он лежит на полу, и я поднимаю его и бью его изо всех сил, так, что моей руке становится больно, это я вам говорю. И этот Джанни уже не плачет.

Он просто падает на пол и не шевелится.

Нэнси по-прежнему сидит на стуле и ничего не делает. И я поворачиваюсь и иду к ней. Она встает и пятится в угол комнаты рядом с баром. Я не отстаю от нее, друг, потому что хочу ее убить.

Я совсем рядом с ней, и я смотрю на нее. Но она меня не боится, и мне это не нравится. Я хочу, чтобы она боялась. И я бью ее по лицу. Не слишком сильно, но все-таки сильно. И знаете, что она делает? Она плюет в меня. Черт бы ее побрал! Друг, этого с меня достаточно. Я хватаю ее за вырез платья и дергаю изо всех сил, и слышно, как рвется материя. Под платьем на ней ничего нет. И, друг, она падает и начинает визжать, но я сижу на ней и срываю с нее платье. Потому что я зол, и ненавижу ее, и ничего не замечаю, кроме этого платья.

И вдруг, сам не знаю почему, я останавливаюсь. Просто останавливаюсь и гляжу на нее. Платье на ней все разорвано, и на спине царапины, где я задел ее ногтями. Но я просто смотрю на нее и больше не хочу ничего делать.