Кнут Гамсун - В сказочной стране. Переживания и мечты во время путешествия по Кавказу (пер. Лютш) Страница 24

Мы прислушиваемся и подходимъ ближе. Это молодой мальчикъ, его пѣсня звучитъ однообразно, но хватаетъ насъ за душу. Мелодія напоминаетъ намъ народныя пѣсни, изданныя Торомъ Ланге; здѣсь текстъ ихъ становится глубоко понятенъ намъ, и мы сознаемъ, какимъ изящнымъ поэтомъ былъ этотъ датчанинъ-изгнанникъ.

Становится поздно, но мальчикъ все еще сидитъ тамъ у дома и играетъ, а старые и малые сидятъ и болтаютъ у края дороги. У людей здѣсь такъ много времени, что одинъ-два часа совсѣмъ не играютъ никакой роли. Выпала сильная роса, лугъ становится сырымъ, но здѣшніе люди могутъ примириться и съ сыростью, къ ней они привыкли съ раннихъ лѣтъ. Когда же они встаютъ и идутъ, то кажутся словно вылитыми изъ стали. По всему Кавказу люди таковы, даже пастухъ, даже погонщикъ быковъ выступаетъ такъ свободно и легко, выставивъ грудь впередъ, и эластичной походкой. Женщинъ здѣсь видно мало, онѣ держатся особнякомъ, магометанство еще глубоко коренится въ этомъ народѣ.

Когда мы возвращаемся домой, то диваны для спанья намъ уже приготовлены; на каждомъ постлано по два кавказскихъ одѣяла. Григорій, чтобы порадовать насъ, далъ намъ новыя одѣяла изъ своей лавки. Спать намъ здѣсь наврядъ ли удастся, но постели забавны, а одѣяла просто великолѣпны.

Вдругъ Григорію приходитъ въ голову, что моей спутницѣ необходима простыня, такъ какъ онъ видитъ, что мы, противъ обыкновенія, не привезли съ собою простынь.

Григорій образованный человѣкъ, его купеческая жизнь внушила ему твердыя понятія объ опрятности, и они мучатъ его, такъ что онъ не можетъ видѣть постели безъ простынь. Чтобы показать ему, какъ поступаютъ генералы во время похода, я завертываюсь не раздѣваясь въ одѣяла и свертываюсь калачикомъ. Григорій допускаетъ это безъ возраженій, онъ не хочетъ вмѣшиваться и спорить съ господиномъ генераломъ, но летитъ внизъ, въ свою лавку, отрываетъ аршина два полотна, которые и даритъ моей спутницѣ въ качествѣ простыни. Сдѣлавши это, онъ кланяется и уходитъ. Мы помышляемъ одно время вынести и хорошенько вытрясти ковры, раньше чѣмъ ими воспользоваться, но отказываемся отъ этой мысли, чтобы не обидѣть Григорія. Тогда мы укладываемся въ надеждѣ на возможно лучшій исходъ.

Кто то стучитъ въ окно.

Я выхожу и нахожу на дворѣ Карнѣя. Онъ хочетъ уговориться относительно часа отъѣзда на завтра. Я беру его за воротникъ и спускаюсь съ нимъ по лѣстницѣ. Мы выходимъ на свѣтлое пространство близъ лавки и здѣсь я показываю Карнѣю по своимъ часамъ, что мы выѣдемъ въ пять часовъ.

Карнѣй твердо стоитъ на шести часахъ.

Вдругъ чей то голосъ обращается къ Карнѣю на его родномъ языкѣ, я оборачиваюсь и оказываюсь носъ къ носу съ офицеромъ. Проклятый полицейскій поѣхалъ-таки за нами слѣдомъ, какъ говорилъ. Онъ кланяется мнѣ слегка, обращается затѣмъ съ неоцѣненно повелительнымъ жестомъ къ Карнѣю и произноситъ нѣсколько отрывистыхъ словъ. Потомъ вытаскиваетъ свои часы, показываетъ на цифру пять и говоритъ: итакъ, въ пятъ, какъ назначилъ князь! Потомъ указываетъ ему на дорогу внизъ и говоритъ: ступай! На это въ отвѣтъ Карнѣй снимаетъ свою кучерскую шляпу и мгновенно удаляется.

Я остаюсь одинъ съ офицеромъ.

Я надѣюсь, что вы получили приличное помѣщеніе, говорить онъ. Я остановился въ станціонномъ домѣ. Я очень упрекаю себя, что наложилъ запрещеніе на одну комнату, которую въ иномъ случаѣ получили бы вы и ваша спутница. Я не зналъ, что здѣсь все будетъ такъ переполнено.

Мы получили хорошее помѣщеніе, отвѣчаю я и пристально смотрю на него.

Очень радъ. Покойной ночи, говоритъ онъ, и уходитъ.

Итакъ, онъ сдержалъ слово и послѣдовалъ за нами. Я снова поколебался въ своей увѣренности. Онъ все-таки могъ быть отличнымъ полицейскимъ чиновникомъ, хотя и хотѣлъ втянуть меня на соглашеніе съ нимъ. Основываясь на томъ, что я читалъ относительно русскихъ чиновниковъ, подкупъ между ними совсѣмъ не является чѣмъ то неслыханнымъ; тотъ намекъ на извѣстный исходъ и былъ, пожалуй, вѣрнѣйшимъ признакомъ того, что онъ дѣйствительно полицейскій чиновникъ. Мнѣ, право, не доставляло никакого удовольствія знать, что меня преслѣдуютъ, и я хотѣлъ, благословясь, спросить завтра утромъ у этого человѣка, сколько онъ считаетъ нужнымъ получить съ насъ за свободу; иначе онъ былъ бы, чего добраго, въ состояніи велѣть задержать насъ при самомъ въѣздѣ въ Тифлисъ.

Я хотѣлъ такимъ образомъ завтра утромъ пойти къ нему на станцію и откупиться, чтобъ можно было безъ огорченій и заботъ встрѣтить день.

Съ такою слабостью въ сердцѣ отправился я въ постель.

X

Въ высшей степени безпокойная ночь. Жесткія доски кровати и ужасные клопы всю ночь безъ перерыва безпокоили насъ. Въ половинѣ пятаго пришелъ Карнѣй и постучался, какъ разъ когда мы, наконецъ, крѣпко заснули.

Но вовсе не было въ намѣреніяхъ Карнѣя разбудить насъ только для того, чтобы ѣхать дальше, лошади и не думали стоять запряженными у крыльца, онъ явился съ единственною цѣлью узнать, не можемъ ли мы отложить часъ отъѣзда до шести часовъ. Карнѣй какъ былъ, такъ и остался тяжкимъ крестомъ.

Я колебался, долженъ ли я поколотить его, или сдаться на его требованіе?

Я избралъ нѣчто среднее, взялъ его вновь за воротникъ, свелъ внизъ по лѣстницѣ, до самой улицы, стряхнулъ его и приказалъ тотчасъ же итти за лошадьми, и Карнѣй отправился, но моя энергія, повидимому, не вошла ему въ плоть и кровь.

Время ожиданія могъ я, такимъ образомъ, употребить на то, чтобы разыскать полицейскаго, извиниться передъ нимъ за свой ранній визитъ и передать ему требуемую сумму. Я раздумывалъ, можно ли мнѣ будетъ взять съ него расписку, пожалуй, это оскорбило бы его, между порядочными людьми въ этомъ не было необходимости.

Но, Богъ вѣсть, сколько я долженъ буду ему выложить! Само собою разумѣется, я сталъ бы требовать сумму обратно, а если бы это ни къ чему не повело, то поставилъ бы на видъ русскому правительству различныя дипломатическія осложненія.

Но послѣ холоднаго обтиранія и превосходной баранины, изготовленной намъ Григоріемъ на завтракъ, мое мужество снова возросло. Крѣпкій сонъ въ послѣднюю минуту, конечно, такъ же не повредилъ мнѣ, - короче сказать, нервы мои окрѣпли и успокоились; я хотѣлъ переупрямить полицейскаго. А если ужъ нѣтъ другого исхода, ну, тогда онъ задержитъ меня при самомъ въѣздѣ въ Тифлисъ, этакая собака, проклятый мошенникъ! Какъ? Задержать меня? Онъ! Ха, за, ха, этотъ человѣкъ былъ обманщикъ, жидъ, который пробовалъ повыжать изъ меня денегъ.

Я хотѣлъ донести на него. Если бы онъ въ эту минуту на выстрѣлъ приблизился ко мнѣ, я бы ужъ вдолбилъ ему это въ голову. Онъ поступилъ бы всего умнѣе, еслибъ на три шага близко не подходилъ ко мнѣ. Эй, Григорій! Григорій явился.

Что слѣдуетъ ему получить за постой? Шесть рублей.

Что это взбрело малому въ голову? Я предлагаю ему два рубля. Мы соглашаемся на трехъ. Несмотря на это, мы разстаемся друзьями. Если подумать хорошенько, то нѣтъ мнѣ равнаго, чтобы постоять за себя, если только захочу!

Но Карнѣй не является. Когда было уже половина шестого, я вышелъ и сталъ искать. Я нашелъ его за спокойной бесѣдой съ кучеромъ того русскаго семейства, которое вчера обогнало насъ. Лошади были запряжены, но онъ попросту предоставилъ имъ стоять и болталъ себѣ да болталъ.

Когда онъ увидѣлъ меня, то самъ нѣсколько оживился, вспрыгнулъ на козлы и выѣхалъ. О, — о, съ добрѣйшимъ Карнѣемъ собирался я серьезно потолковать въ Тифлисѣ. Пока мы укладывали въ экипажъ наши вещи, было уже преблагополучно шесть часовъ; Карнѣй таки добился своего срока отъѣзда. Такъ какъ мнѣ не хотѣлось уѣхать отсюда, словно бродягѣ, то я вошелъ въ лавку, чтобы попрощаться съ Григоріемъ. Тамъ стоялъ также и полицейскій чиновникъ. Онъ опять поразилъ меня. Я отказался отъ моего намѣренія что-либо вдолбить ему въ голову и механически попрощался съ Григоріемъ.

Полицейскій чиновникъ приподнялъ шляпу и обратился ко мнѣ со слѣдующими словами:

Вы будете отдыхать въ Цилканахъ, гдѣ я также остановлюсь. Я ѣду на часъ позже васъ.

И я не убилъ его на мѣстѣ, я чувствовалъ себя, словно разбитымъ, и не могъ бы въ данную минуту оказать противодѣйствія ни единой человѣческой душѣ. Да и какого мужества можно было ожидать отъ человѣка, напролетъ неспавшаго двѣ ночи и, кромѣ того, совсѣмъ изнемогающаго отъ кавказской лихорадки. Я былъ разъ навсегда свободенъ отъ упрековъ.

Богъ вѣсть, не было ли у этого всемогущаго русскаго шефа сыщиковъ, кромѣ того и ручныхъ кандаловъ въ карманѣ. Развѣ онъ не задержалъ передъ этимъ однимъ единственномъ словомъ по телеграфу всѣхъ почтовыхъ лошадей во Владикавказѣ…

Мое положеніе было въ общемъ таково, что я вынужденъ былъ сдаться на капитуляцію, и идти своею дорогою.

Тихое, теплое утро; еще не совсѣмъ разсвѣло. Мы проѣзжаемъ мимо монастыря съ позолоченными куполами; но я увѣряю самъ себя, что еще черезъ чуръ темно для того, чтобы получше разглядѣть его. Но истина въ томъ, что послѣ встрѣчи съ полицейскимъ чиновникомъ я снова почувствовалъ себя безпокойно. Я ни къ чему не расположенъ. Ахъ, если бы только хватило у меня мужества и отваги для вторичной встрѣчи.