Арнольд Беннетт - Повесть о старых женщинах Страница 25

Что же до тетушки Марии, то ее вместе с ее хныканьем выпроводила тетушка Гарриет. Прибытие этой настоящей тетушки из Экса, величественной вдовы внушительных размеров, которую побаивалась даже властная миссис Бейнс, придало событию характер наивысшей торжественности. В спальной мистера Пови миссис Бейнс упала, как ребенок, в объятия тетушки Гарриет и, задыхаясь от рыданий, произнесла:

— Если б хоть было что-нибудь другое, а не этот слон!

Такова была единственная слабость, допущенная миссис Бейнс за прошедшие и последующие дни.

Тетушка Гарриет являла собой неиссякаемый источник точнейших сведений о всех деталях траурной церемонии. И под звуки вопросов, заканчивающихся словом «сестра», и ответов, заканчивающихся тем же словом «сестра», постепенно и успешно завершилась грандиозная и тяжкая подготовка к траурной процедуре. Самой сложной и трудной оказалась проблема туалетов и поминальной трапезы. Но утром в день похорон тетушка Гарриет имела удовольствие созерцать младшую сестру в облаке крепа, тончайшие сборки которого были совершенны. Казалось, тетушка Гарриет, как ветеран, принимает ее, по всей форме, в ряды досточтимой армии вдов. Глядя, как они стоят рядом и обозревают накрываемый в салоне стол для трапезы, нельзя было представить себе, что они лежали вместе на узкой кровати мистера Пови. Из салона они спустились в кухню, где проверили блюда с деликатесами. Лавка, естественно, была в этот день закрыта, но там хлопотал мистер Пови, и после осмотра деликатесов тетушка Гарриет допустила его пред свои светлые очи. Она поднялась из кухни, чтобы поговорить с ним.

— Вы приготовили коробки с перчатками[12]? — спросила она.

— Да, миссис Мэддек.

— Вы не забыли мерку?

— Нет, миссис Мэддек.

— Вы убедитесь, что потребуются, главным образом, размеры семь и три четверти и восемь.

— Да, я это предусмотрел.

— Если вы станете за боковой дверью и поставите коробки на фисгармонию, вы сможете задержать каждого из входящих.

— Я так и полагал, миссис Мэддек.

Она пошла наверх. Миссис Бейнс еще раньше вернулась в салон, она расправляла складки на белой камчатной скатерти и ставила стеклянные вазочки с мармеладом на равном расстоянии друг от друга.

— Пойдем, сестра, — сказала миссис Мэддек, — посмотрим последний раз.

И они проследовали в спальную-покойницкую, чтобы взглянуть на мистера Бейнса до того, как его навсегда закроет прибитая гвоздями крышка гроба. После смерти он обрел часть былого величия, но даже при этом вид у него был пугающий. Стоя по обе стороны гроба, вдовы склонились над ним и вперили печальный взгляд в это искаженное, измученное лицо, окруженное тщательно подоткнутым белым полотном.

— Пойду за Констанцией и Софьей, — со слезами в голосе произнесла миссис Мэддек. — А ты иди в гостиную.

Но миссис Мэддек удалось найти только Констанцию.

С Кинг-стрит донесся скрип колес. Наступило начало долгой похоронной церемонии. Мистер Пови обмерял руку каждого гостя и вручал ему пару тончайших черных лайковых перчаток, после чего гостям надлежало подняться по винтовой лестнице и взглянуть на тело мистера Бейнса, а потом пройти в гостиную, чтобы выразить краткое соболезнование вдове. Каждый гость, сознавая всю чудовищность подобных мыслей, все же не мог не думать, как прекрасно, что мистер Бейнс наконец умер и исчез навсегда. Топот на лестнице не утихал, по, в конце концов, вниз проследовал, ударяясь об углы, сам мистер Бейнс и возглавил кортеж из двадцати экипажей.

К семи часам, через пять часов после начала церемонии, траурное чаепитие еще не завершилось. Это была грандиозная и безупречная трапеза, достойная далекого прошлого мистера Бейнса. Отсутствовали только двое — Джон Бейнс и Софья. Пустой стул Софьи обратил на себя внимание многих; миссис Мэддек объяснила, что Софья ужасно потрясена и не может превозмочь себя. Присутствующие изо всех сил старались сохранять скорбный и неутешный вид, но тайное облегчение, вызванное этой смертью, полностью скрыть не удавалось. Желание изобразить всеобщее глубокое горе не могло противостоять тайному чувству облегчения и щедрому изобилию еды.

Вопреки правилам и к досаде приехавших издалека знатных родственников руководил всем этим собранием мрачных мужчин в высоких твердых галстуках и женщин в кринолинах не кто иной, как мистер Кричлоу. Он запер свою лавку, чего в будни никогда раньше не случалось, и намеревался многое рассказать об этом чрезвычайном событии. Оно было связано не только с похоронами, но в той же мере и со слоном. Слон стал жертвой увлечения сувенирами. Еще ночью украли его бивни, потом исчезли ноги, чтобы стать подставками для зонтов, растащили по кусочкам и его плоть. Все жители Берсли решили приложить руку к слону. Вследствие этого все аптеки города подверглись нападению мальчишек. «На пенни квасцов, чтоб этот кусочек слона так не вонял». Мистер Кричлоу ненавидел мальчишек.

— «Я вам задам квасцов!» — говорю, и дал им как следует. Я их квасцанул пестиком вон из лавки. С открытия и до девяти их набежит штук двадцать. «Джордж, — это я помощнику, — запирай. Мой старый друг Джон Бейнс отправляется сегодня в последний путь, и я закрываю лавку. Поперек горла у меня эти квасцы».

Слон оставался главной темой беседы, пока не подали второе блюдо с горячими оладьями. Когда мистер Кричлоу наелся до отвала, он с важным видом вытащил из кармана «Сигнал», надел очки и медленно и выразительно прочел вслух некролог с начала до конца. Не успел он завершить чтение, как миссис Бейнс пронзила мысль, что повседневные заботы вытеснили из ее памяти героический образ покойного мужа. Четырнадцати лет непрерывного ухода как не бывало, он явился ей во всей силе и славе. Когда мистер Кричлоу начал превозносить мистера Бейнса как мужа и отца, миссис Бейнс встала и покинула комнату. Гости обменялись взглядами, выражавшими сочувствие. Мистер Кричлоу посмотрел ей вслед поверх очков и непреклонно продолжил чтение. Довершив дело, он обратился к вопросу о кенотафе.

Миссис Бейнс, покинувшая трапезу из-за охвативших ее чувств, вошла в гостиную. Там она застала Софью, которая, увидев слезы на глазах матери, всхлипнула и тесно прижалась к ней, стиснув ее в объятиях и спрятав лицо в пышном крепе, который царапнул нежную кожу ее лица.

— Матушка, — она задыхалась от слез, — я хочу уйти из школы. Я хочу порадовать вас. Я готова сделать все на свете, чтобы вам было лучше. Если хотите, я стану заниматься лавкой! — Голос ее потонул в рыданиях.

— Успокойся, дитя мое, — ласково проговорила миссис Бейнс, гладя ее. Мать торжествовала победу в тот самый час, когда так нуждалась в ней.

Глава V. Странствующий приказчик

I

«ИЗЫСКАННО, 1 шиллинг, 11 пенсов».

Эти замечательные литеры, сидя в нижней гостиной, однажды вечером выводила черной тушью Констанция на ромбике из белого картона. Она сидела у обеденного стола, покрытого скатертью в красно-белую клетку, повернувшись левым боком к камину и к шипящему газу. На ней было малиновое платье, камея и золотая цепочка вокруг шеи, и на плечи она накинула белую вязаную шаль, потому что погода была чрезвычайно холодной; в те времена климат Англии отличался гораздо большей суровостью и бесхитростностью, чем в наши дни. Она низко нагнулась над работой, склонив голову немного набок, высунув кончик языка и вкладывая все силы души и тела в стремление исполнить свое дело как можно лучше.

— Великолепно! — воскликнул мистер Пови.

Мистер Пови сидел напротив нее, опершись локтями о стол, и внимательно, затаив дыхание, наблюдал за ней со священным трепетом мечтателя, на глазах которого сбывается его мечта. А Констанция, не меняя позы, вскинула голову, бросила на него взгляд, сверкнула мимолетной улыбкой, и перед ним мелькнул ее вздернутый носик с прелестными маленькими ноздрями.

Эти двое, сами того не сознавая и о том не догадываясь, творили историю — историю торговли. Они не подозревали, что являли собой силы будущего, вероломно разрушающие то, что создали силы прошлого, но дело обстояло именно так. Они лишь ощущали желание выполнять свой долг в лавке и для лавки, и им, вероятно, и в голову не приходило, что это желание, которое они пробуждали друг у друга, приняло характер страсти. Оно старило мистера Пови, а Констанцию превратило в весьма трудолюбивую, погруженную в заботы молодую леди.

Последнее время внимание мистера Пови было занято проблемой карточек. Не будет преувеличением сказать, что мистер Пови, которому небо ниспослало ничтожную долю воображения, все же обнаружил этот малый запас где-то в укромных уголках своего внутреннего мира и успешно использовал его для разрешения проблемы карточек. Карточки имели привычный, традиционный вид. Для фланели, рубашечного материала и прочих тканей предназначались продолговатые увесистые карточки, для сопровождающих товаров — карточки поменьше и полегче, а для шляп, перчаток и прочей мелочи — маленькие ромбики с указанием одной лишь цены. Надписи на карточках не отличались изобретательностью. Эпитеты «добротный», «прочный», «немнущийся», «модный», «дешевый», «изящный», «новейший» и «элегантный» исчерпывали весь словарный запас надписей. Теперь мистер Пови стал придавать особо важное значение карточкам, а поскольку его считали самым лучшим мастером по украшению витрин в Берсли, его мнением дорожили. Он мечтал об иных карточках — своеобразной формы и со своеобразными надписями. Короче говоря, в отношении карточек ему удалось совершить редкий для него подвиг — освободиться от предрассудков и рассмотреть вопрос с новой, предвзятой точки зрения. Когда он рассказал о своих стремлениях мистеру Чонеру, оптовому поставщику канцелярских товаров, который снабжал весь Берсли фирменными карточками, мистер Чонер огорчился и разволновался, вернее, он был просто потрясен. Мистер Чонер привык иметь дело со строго определенными сортами карточек и никаких других представить себе не мог. Когда мистер Пови заговорил о круглых карточках, обведенных синей и красной каймой, о карточках с надписями «непревзойденный», «сверхизысканный», «обратите внимание», мистер Чонер что-то промямлил и в конце концов заявил, что такие нелепые карточки сделать невозможно и что они оскорбят достоинство торгового сословия.