Том 3. Ангел Западного окна - Густав Майринк Страница 25

— Впрочем, могу только благодарить вас за знакомство с дамой, которая...

Он кивнул.

Я продолжал:

   — Вот только мистификация... Вы, разумеется, никак без нее обойтись не могли, но я из-за вашей милой шутки оказался, к сожалению, в весьма щекотливой ситуации. В общем, мне бы хотелось помочь по мере моих возможностей княгине Шотокалунгиной найти это оружие...

   — Да, конечно, тем более что оно у вас! — с убийственной серьезностью заявил антиквар.

   — Липотин, с вами сегодня положительно невозможно разговаривать!

   — Но почему же?

   — Нет, это уж слишком — обманывать даму, утверждая, что у меня есть какое-то оружие...

   — ...которое вы получили от меня.

   — Послушайте, как только вы еще раз скажете...

   — ...что это было в прошлой инкарнации? Очень может быть! Хотя... — И Липотин, изобразив на лице глубокое раздумье, пробормотал: — Века перепутать совсем нетрудно.

Да, сегодня с ним серьезного разговора не получится. В душе я начинал уже злиться. Ну что ж, делать нечего, придется подлаживаться под него, и я, сухо усмехнувшись, сказал:

   — Жаль, что я не могу отослать княгиню Шотокалунгину в прошлую инкарнацию за этой редкостью, о которой она так страстно мечтает!

   — Почему же нет? — спросил Липотин.

   — Боюсь, у княгини ваши столь удобные и столь глубокомысленные отговорки вряд ли найдут понимание.

   — Не скажите! — Липотин усмехнулся. — Княгиня — русская.

   — Ну и?..

   — Россия молода. Даже очень, как считает кое-кто из ваших соотечественников. Моложе вас всех. Но в то же время ее история уходит корнями в глубокую древность. Что бы мы ни делали, ни у кого это не вызовет удивления: можем хныкать, подобно детям, или, подобно восточным седобородым мудрецам, погрузиться в свои мысли и не заметить, как пролетели века...

Ну, это мы уже слышали. И я не удержался, чтобы не поддразнить его:

— Как же, как же, ведь русские — это богоизбранный народ. Липотин по-мефистофельски ухмыльнулся:

— Возможно. Ибо вы-то уж точно от дьявола. Впрочем, все мы составляем единый мир.

И вновь возобладало во мне желание поиронизировать над

этим застольным философствованием, национальной болезнью русских:

— Мудрость, достойная антиквара! Предметы старины, не важно, какой эпохи, оказавшись в руках современных живых людей, свидетельствуют о бренности пространства и времени. Лишь мы сами привязаны к ним...

Моим намерением было и дальше без разбора нагромождать подобные банальности, чтобы поток моей болтовни перехлестнул его затертые, обветшалые философемы, однако он, усмехнувшись, прервал меня каким-то клюющим движением своей птичьей головы:

— Ну что ж, антиквариат действительно многому меня на учил. Кстати, самая древняя из всех известных мне антикварных редкостей — это я сам. Собственно, мое настоящее имя — Маске.

Нет слов, чтобы описать ту оторопь, которая нашла на меня. На мгновение мне показалось, что моя голова превратилась в какой-то сгусток тумана. С большим трудом унял я вспыхнувшее во мне волнение до уровня вежливого удивления и спросил:

   — Откуда вам известно это имя, Липотин? Вы даже представить себе не можете, как это меня интересует! Дело в том, что Маске небезызвестен и мне.

   — Вот как? — Лицо антиквара оставалось непроницаемым, как маска.

   — Да-да. Должен признаться, и имя это, и его носитель с определенного времени занимают меня чрезвычайно...

   — Надо думать, в этой инкарнации, то есть с недавних пор? — усмехнулся Липотин.

   — Да! Конечно! — заверил я желчно. — С тех пор как я получил эти... эти...

Невольно я шагнул к письменному столу, где пирамидами громоздились свидетельства моей работы; от внимания Липотина это не ускользнуло, ну а скомбинировать недостающие детали, конечно, труда не составило. Поэтому он перебил меня с явным самодовольством:

— Хотите сказать, с тех пор как к вам в руки попали эти акты и хроники о жизни известного Джона Ди, алхимика и чернокнижника елизаветинской эпохи? Все верно. Маске знавал и этих господ.

Мое терпение стало иссякать.

— Послушайте, Липотин, сегодня вы уже достаточно дурачили меня. Что же касается ваших таинственных иносказаний, то их, видимо, следует отнести на счет вашего не в меру веселого

вечернего настроения; ответьте же наконец: откуда вы узнали это имя — Маске?

   — Ну вот, — с прежней ленцой протянул антиквар, — ведь я уже, кажется, сказал, что он был...

   — Русский, разумеется. «Магистр царя», как его обычно называют в старинных грамотах. Но вы? Что общего с ним у вас?

Липотин встал и закурил новую сигарету:

— Шутка, почтеннейший! Магистр царя известен... в наших кругах. Разве так уж невероятно, что этот самый Маске является родоначальником какой-нибудь фамилии потомственных археологов и антикваров, подобной моей? Конечно, гипотеза, не более, дорогой друг, всего лишь гипотеза!

И он потянулся за своим пальто и шляпой.

— В самом деле забавно, — сказал я, — значит, эта странная фигура известна вам из истории вашей родины? Но в старинных английских хрониках и документах она всплывает вновь и вторгается в мою жизнь... так сказать...

Слова эти сорвались с моих губ нечаянно, но Липотин, открыв дверь, пожал мне руку:

— ...в вашу, так сказать, жизнь, почтеннейший. Конечно, пока что вы всего лишь бессмертны. Он, однако, — Липотин помедлил мгновение, подмигнул и еще раз сжал мою руку, — для простоты скажем: «я», — так вот «я», да будет вам известно, вечно. Каждое существо бессмертно, только не знает или — при появлении своем на свет, а может, покидая его — забыло это, посему и нет у него никакой вечной жизни. В следующий раз, возможно, я расскажу об этом больше. По всей видимости, мы с вами еще долго будем встречаться. Засим до свидания!

И он сбежал по лестнице вниз.

Обеспокоенный и сбитый с толку, я остался один. Покачивая головой, пытался привести мысли в порядок. А может, Липотин был подшофе? Что-то бесшабашное, как после двух-трех бокалов вина, поблескивало в его взоре. Нет, пьяным он, конечно, не был. Тут скорее какая-то легкая сумасшедшинка, ведь, сколько я его знаю, он всегда таков. Вкусить судьбу изгнанника в семьдесят лет, одного этого достаточно, чтобы поколебалось душевное равновесие!

И все же странно, что и он наслышан о «магистре царя», в конце концов, даже связан с ним родственными узами, если принимать всерьез его намеки!

Конечно, было бы хорошо узнать, какими достоверными сведениями он все же располагает об этом Маске! Но — проклятье! — с делами княгини я не продвинулся ни на шаг.

При свете дня, в ситуации, не допускающей каких-либо экивоков, я еще призову Липотина к