Кальман Миксат - Том 1. Рассказы и повести Страница 26

— Ох, да как же вы это знаете! Ну и ну! Да нешто не четыре дня назад это было?

— Не болтай чепухи.

— Да полно вам! Свадьба была в субботу, а сегодня вторник.

— Ну, ладно, ладно, я-то ведь говорю о господине Бороте.

— Так и я говорю о господине Бороте.

— Ну, довольно. Сходи и посмотри, могу ли я войти. Через минуту она крикнула мне:

— Пожалуйте!

У стола сидели за завтраком совсем незнакомые мне люди: две пожилые дамы, молодая женщина в белом кружевном пеньюаре и какой-то господин с темными бакенбардами.

— Что вам угодно? — спросил он, шагнув мне навстречу.

— Я хотел бы видеть хозяина дома.

— Это я, — спокойно ответил тот.

— …господина Борота, — поправился я.

— Да, это я, к вашим услугам.

— Вы? — смущенно пробормотал я. — Как вы изволили сказать?.. Э-э… простите, сударь, но… как бы вам объяснить? Видите ли, мой друг Борот, который женился на Милике…

— О, то наверняка был другой Борот.

— Нет, нет! Этот самый Борот, Борот из Герея. Карой Борот.

— Ах, Карой! Я что-то слышал о нем, но лично не был знаком. Я — Дёрдь Борот. А с кем имею честь?

— Иштван Бибити.

— Бибити?! В таком случае ты — у себя дома, — живо воскликнул он приветливым тоном. — Я знаю твою семью. Вы ведь из Саболча? Гашпар Бибити — мой давний хороший приятель. Ну, это просто замечательно! Подать сюда стул! Ты, конечно, еще не завтракал. Ах да, позволь представить тебе: госпожа Ринг, моя теща… мадам Монфорт, тетушка моей жены, супруга венского банкира. А это — моя жена, Мария-ностра, наша Мария, ибо пока еще она принадлежит всем нам, всю эту неделю.

А когда мама и тетя уедут, она станет только Мария-меа, моя Мария.

И он так мило захохотал над этой плоской шуткой, что его веселость передалась и мне.

— Вот видишь, — продолжал он болтать. — Ты сам не заметишь, как забудешь, что попал к другому Бороту. Так просто ты от меня не отделаешься.

— А мне думается все-таки, что Карой и Милике хотят надо мной подшутить. Я так и жду, что они вот-вот появятся в одной из дверей.

Он прервал меня поспешно, несколько даже раздраженно:

— Ну что за навязчивая идея! Ни слова больше. Ты что пьешь? Чай? Кофе?

— Но, помилуй, все же это весьма странно: куда они подевались?

— Откуда я знаю! Надо думать, что живы-здоровы, если только не померли…

— Ты что, купил усадьбу?

Он нервно подвинул ко мне тарелку с ветчиной.

— Может, ветчинки? A propos[4], ты где живешь? В Пеште? Разумеется, захаживаешь и в казино. Сколько ставят там сейчас обычно на пики?

— Не знаю, — смущенно пробормотал я, — ведь я не читаю биржевого справочника…

Мой ответ невпопад заставил его настороженно взглянуть на меня: уж не сошел ли я с ума? Я же, покраснев, отвел глаза от столовых приборов и салфеток, на которых были те же гербы и тот же цветной узор, что и при Карое. Для того чтобы я окончательно потерял голову, не хватало только старого Антоша, который в этот момент, словно некое привидение, прошел под окнами в своих «бесшумных» ботах.

— Что это, и управляющий на месте?! — воскликнул я.

— Конечно.

— И он ничего не говорил тебе о Карое?

Дюри отрицательно покачал головой, потом с явным неудовольствием скороговоркой сказал:

— Вообще-то я расспрашивал Антоша, но он ведь не того… он только и знает, что твердит об этой несчастной битве при Пишки.

В течение дня я несколько раз еще заговаривал о Карое, но он все время переводил разговор на другую тему, причем лицо у него выражало явную растерянность. Прелестная «Мария-ностра» один раз даже спросила:

— О чем это вы все говорите?

— Ни о чем особенном, моя радость, ни о чем.

А мамаша каждый раз откладывала вязанье и подозрительно смотрела на нас своими рысьими глазками. В конце концов я сам счел за лучшее прекратить расспросы и удовольствоваться одним Боротом вместо другого. Ведь и Дюри оказался славным малым с мягкими манерами и веселым нравом. А дамы вообще были милейшими созданиями.

Словом, приехал я к ним, как чужой человек, а уезжал на следующий день, в их экипаже, с таким ощущением, будто мы сто лет знакомы. Молодая дама махала на прощание платочком из окна, а Дюри кричал мне вслед: «Жду тебя, старина, и как можно скорее!»

Четверка вороных скакунов, храпя, несла меня как на крыльях, а я, закрыв глаза и откинувшись на сиденье, погрузился в думы.

Да и на что было смотреть мне? Ведь все было знакомо еще с прошлого года: дорога, экипаж, лошади и даже конская сбруя.

Бубенчики, как и раньше, весело позванивали, копыта цокали, а колеса лихо постукивали на ухабах.

Вскоре я должен был уехать за границу, и с венгерскими джентри мне уже больше не приходилось встречаться, разве что в «Будапештском вестнике», в разделе объявлений, набранных мелким шрифтом. Я выписываю это любопытное издание. Оно напоминает дворянское казино. Одного за другим ты встречаешь там своих знакомых. И всегда можно увидеть кого-нибудь из «высшего общества».

Сидя за завтраком, ты раскрываешь эту газету и восклицаешь: «Ай-яй-яй, вот и Мишка Камути пожаловал!» Заглянешь в другой номер: «Ого, уже и Фери Четей здесь! Ай-яй-яй, и чего они так торопятся…»

Правда, помимо сообщений о «прибытии» уважаемых господ там порою можно найти и другое. Например, объявления о конкурсах на освободившиеся чиновничьи должности. Что поделаешь, — разумный человек строит аптеку рядом с больницей!

Как-то в газете было помещено объявление об открывшейся вакансии в Кашше, и я сразу же поехал туда, надеясь заполучить ее. «Ну, а коль скоро я буду в Кашше, — думал я про себя, — загляну-ка к вечерку в Герей, посмотрю, что сталось за это время с моим милейшим Дюри. Наверное, дела у него идут хорошо, поскольку я не имел удовольствия встретиться с ним на страницах «Будапештского вестника».

Когда я въехал во двор, в замке со стройными башнями шла полным ходом генеральная уборка. Окна, двери были распахнуты настежь, женщины-поденщицы мыли стекла, задний флигель белили известью, внутри скребли и мыли, вверху же, на крыше, меняли разбитую черепицу. Старый Антош сидел под шелковицей, наблюдая за работой и посасывая свою трубку с длинным мундштуком.

Он обрадовался, увидев меня: наверное, ему было смертельно скучно.

— Что тут происходит? — прокричал я ему на ухо.

— То, что происходит очень часто. Ожидаем прибытия невесты.

— А что, разве у Дюри умерла жена?

— Дюри! — пробормотал он и потер свой морщинистый лоб. — Это который же был Дюри? Блондин? Нет — низенький? Нет, нет, вспомнил: шатен! Э-эх, где он уж теперь! Да ведь черт ли их всех запомнит.

— То есть как это? Разве замок уже не принадлежит Боротам?

Старик вскинул свои косматые брови, так что на лбу образовались полукружия от собравшихся в жгуты морщин, — помотал головой и даже помахал пальцем в знак того, что он не понял моего вопроса. Как больной медведь, он проковылял в боковой флигель, откуда вернулся с какой-то трубкой, которую и сунул мне в руку.

— Я спрашиваю, — повторил я ему вопрос уже через трубку, — с каких пор замок перестал принадлежать Боротам?

— А он и сейчас принадлежит им.

— Которому?

— Никоторому.

— Не понимаю.

— А он принадлежит им всем и никому в отдельности.

— Сейчас еще меньше понимаю.

— Идемте в сад, — прошамкал старик и пошел вперед, осторожно ступая в своих ботах, чтобы не оступиться в яму с известковым раствором.

Сад был вконец запущен; цветочные клумбы поросли лебедой, бором и шалфеем; буйно разрослись терновник и прочий дикий кустарник. Густые кусты, перевитые диким хмелем, преграждали дорожки. Какой-то глупый поросенок заблудился в чащобе из вьющихся стеблей и ломоносов и никак не мог выбраться из нее к своей матке, которая тут же неподалеку развалилась брюхом кверху в грязном иле высохшего пруда и довольно похрюкивала, жадно вдыхая аромат растущей рядом земляники.

Господин Антош, вздохнув, выбил нагар из трубки в венчик белой, как снег, лилии.

— Здесь его найдет какой-нибудь поденщик. Я откладываю для них… Да, так о чем мы говорили? Ага, вспомнил — вы не понимаете, что здесь происходит. Охотно верю… Гм-м! Зато я доподлинно знаю, что тут делается. Это имение, сударь, когда-то принадлежало одному чудаку Бороту, который, за неимением наследников и близких родственников, оставил его фамилии Боротов, — чтобы, значит, род поддержать. Моя подпись тоже стоит там, под завещанием. А Бороты решили не делить имения…

— Как так?

— А очень просто: где-то в комитате Тренчен есть деревня, которая сплошь состоит из Боротов. Целая деревня, сударь! Что бы им досталось, если делить на каждого? А они — шельмы, большие шельмы! Так они выгадывают гораздо больше.