Чарльз Диккенс - Большие надежды (без указания переводчика) Страница 29

Нравъ ея, однакожь, много измѣнился къ лучшему: она сдѣлалась терпѣлива. Дрожь и слабость во всѣхъ членахъ вскорѣ стали нормальнымъ ея состояніемъ, и впослѣдствіи чрезъ каждые два или три мѣсяца, она часто хваталась руками за голову и оставалась тогда около недѣли въ какомъ-то мрачномъ помѣшательствѣ. Мы долго не могли найдти для нея приличной прислуги, пока одно обстоятельство не помогло намъ. Тётка мистера Уопселя наконецъ побѣдила закоренѣлую привычку жить, и Бидди вошла въ составъ нашей маленькой семьи. Прошло, быть-можетъ, около мѣсяца съ возвращенія сестры на кухню, когда Бидди явилась къ намъ съ небольшихъ рябымъ сундучкомъ, который содержалъ въ себѣ все ея имущество, и принесла съ собой благодать въ нашъ домъ. Въ особенности она была благодатью для Джо, потому-что бѣдный старикъ былъ сильно снѣдаемъ тоскою отъ постояннаго зрѣлища жалкаго состоянія жены. Онъ, бывало, ухаживая на нею въ-теченіе вечера, отъ времени до времени обращался ко мнѣ и говорилъ со слезами въ голубыхъ глазахъ: „А какая красивая женщина она была когда-то, Пипъ — а?“ Бидди сразу стала ходить за ней такъ ловко, какъ-будто она съ дѣтства изучила ее, и Джо могъ наслаждаться нѣсколько-большимъ спокойствіемъ и забѣгать изрѣдка къ „Лихимъ Бурлакамъ“, что доставляло ему полезное развлеченіе. Весьма характеризуетъ полицейскихъ то, что они всѣ болѣе или менѣе подозрѣвали бѣднаго Джо (хотя онъ ничего не зналъ объ этомъ) и что они всѣ до одного соглашались, что онъ одинъ изъ самыхъ тонкихъ умовъ, которые они когда-либо встрѣчало.

Одно изъ первыхъ торжествъ Бидди въ ея новой должности было разрѣшеніе одной задачи, которую я никакъ не могъ одолѣть. Я много бился, но не добился ничего. Вотъ въ чемъ дѣло:

Не разъ уже сестра чертила на доскѣ фигуру, похожую на какую-то странную букву Т, и потомъ съ необыкновеннымъ жаромъ обращала на нее наше вниманіе, какъ на вещь, особенно для нея нужную. Тщетно представлялъ а все, что могъ придумать начинающагося съ буквы Т, отъ тарелки до топора и тыквы. Наконецъ мнѣ пришло въ голову, что фигура эта похожа на молотокъ и, когда я громко произнесъ это слово на ухо сестрѣ, она начала ударять по столу словно молоткомъ и утвердительно кивать головой. Я принесъ всѣ наши молотки, одинъ за другимъ, но безъ успѣха. Тогда я подумалъ о костылѣ, такъ-какъ фигура его очень-похожа на молотокъ, досталъ костыль въ деревнѣ и съ нѣкоторой самоувѣренностью предъявлялъ его сестрѣ. Но когда ей показали его, она такъ сильно затрясла головой, что мы испугались, чтобъ, при ея слабомъ и безъ того потрясенномъ состояніи, она не повредила себѣ шеи.

Когда сестра моя замѣтила, что Бидди весьма-скоро понимаетъ ее, этотъ таинственный знакъ снова появился на доскѣ. Бидди въ раздумьи посмотрѣла на него, выслушала мое объясненіе, взглянула-на сестру, на Джо (который всегда изображался на доскѣ заглавной буквой), и побѣжала въ кузницу въ сопровожденіи меня и Джо.

— Нѣтъ сомнѣнія! воскликнула Бидди съ возторженнымъ видомъ. — Развѣ вы не видите? Ей его нужно!

Орликъ, безъ сомнѣнія! Она забыла его имя и только намекала на его молоткомъ. Мы сказали ему, затѣмъ намъ нужно было, чтобъ онъ пришелъ въ кухню: онъ медленно положилъ свой молотокъ, отеръ лобъ сперва рукавомъ, потомъ фартукомъ и вышелъ согнувшись, сгибая колѣни съ той странной развалистой походкой праздношатающагося, которой онъ отличался.

Признаюсь, я ожидалъ, что сестра обвинитъ его, и потому былъ озадаченъ противоположнымъ результатомъ. Она выразила живѣйшее желаніе быть съ нимъ въ хорошихъ отношеніяхъ, видимо была довольна тѣмъ, что ей наконецъ привели его, и показала знаками желаніе, чтобъ ему поднесли чего-нибудь. Она слѣдила за его лицомъ, какъ-бы желая увѣриться, доволенъ ли онъ сдѣланнымъ ему пріемомъ; выразила самое сильное желаніе пріобрѣсть его расположеніе, и все, что она дѣлала, имѣло видъ какого-то униженнаго умилостивленія, подобнаго тому, какое я замѣчалъ въ дѣтяхъ относительно строгаго учителя. Послѣ этого рѣдко проходилъ день, чтобъ она не нарисовала на доскѣ молотокъ, и чтобъ Орликъ не появлялся и не стоялъ передъ ней угрюмо, какъ бы не болѣе моего зная, чего отъ него хотятъ.

XVII

Теперь я началъ вести обыкновенный образъ жизни подмастерья, который не прерывался никакимъ болѣе замѣчательнымъ обстоятельствомъ, кромѣ посѣщенія мною вновь миссъ Гавишамъ въ день моего рожденія.

Я засталъ миссъ Сару Поккетъ, попрежнему, за своей обязанностью у воротъ, а миссъ Гавишамъ совершенно такою же, какъ я оставилъ ее, и она говорила объ Эстеллѣ совершенно въ томъ же духѣ, если не въ тѣхъ же выраженіяхъ. Свиданіе наше продолжалось только нѣсколько минутъ и она дала мнѣ на прощаніе гинею и велѣла придти къ себѣ и на слѣдующій разъ въ день моего рожденія. Скажу, ужь здѣсь сразу, что это сдѣлалось моей ежегодною привычкой. На первый разъ я пытался-было не принять гинею, но это повело лишь къ тому, что она очень-сердито спросила меня: не ожидаю ли я болѣе? Тогда я взялъ деньги и съ-тѣхъ-поръ не отказывался.

Такъ неизмѣненъ былъ скучный старый домъ, желтый свѣтъ въ потемнѣвшей комнатѣ, отцвѣтшій призракъ въ креслахъ передъ туалетнымъ зеркаломъ, что я почувствовалъ, какъ-будто остановившіеся часы остановили вмѣстѣ съ собой и время въ этомъ таинственномъ домѣ, и что, пока я и все внѣ его росло и старилось, въ немъ все о ставадось въ тонъ же положеніи. Дневной свѣтъ никогда, на моей памяти, не проникалъ туда болѣе, нежели въ настоящую минуту. Это смущало меня, и подъ этимъ вліяніемъ я продолжалъ ненавидѣть въ душѣ свое ремесло и стыдиться нашего дома.

Между-тѣмъ, я незамѣтнымъ образомъ сталъ сознавать перемѣну въ Бидди. Башмаки ея перестали быть стоптанными, волоса были приглажены, руки постоянно чисты. Она не была красавицей — нѣтъ, она была дѣвушка простая въ сравнненіи съ Эстеллой, но милая, здоровенькая и крѣпкая. Она прожила у насъ не болѣе года (ибо только-что сняла трауръ), какъ я однажды вечеромъ замѣтилъ, что у нея были удивительно-умные и задумчивые глаза, глаза въ то же время и весьма-красивые, и очень-добрые.

Это произошло слѣдующимъ образомъ; я поднялъ глаза съ работы, надъ которой я бился, именно, я переписывалъ нѣкоторые отрывки изъ книгъ, чтобъ однимъ разомъ убить двухъ зайцевъ, и увидѣлъ, что Бидди слѣдитъ за тѣмъ, что я дѣлаю. Я положилъ перо, а Бидди остановила иголку, но не положила своей работы.

— Бидди, сказалъ я:- какъ ты съ этимъ справляешься? Или я очень-глупъ, или ты очень-умна.

— Съ чѣмъ это я справляюсь? Я не знаю, возразила Бидди съ улыбкой.

Она управляла всѣмъ нашимъ хозяйствомъ и управляла удивительно; но я говорилъ не о томъ; то, на что я намекалъ, показалось ей еще страннѣе.

— Какъ это тебѣ удается выучиться всему, чему учусь я, и постоянно держаться наравнѣ со мной?

Я начиналъ нѣсколько чваниться своими познаніями, потому-что на это тратилъ гинеи, получаемыя мною въ рожденіе, и большую часть моихъ карманныхъ денегъ, хотя я теперь не сомнѣваюсь, что то немногое, что я зналъ, обошлось мнѣ весьма-дорого.

— Я точно такъ же могу спросить тебя, какъ ты справляешься? сказала Бидди.

— Нѣтъ, потому-что, когда я вернусь съ кузницы на ночь, всѣ видятъ, что я сажусь за книги. Ты же никогда этого не дѣлаешь, Бидди.

— Ну такъ, должно-быть, я схватываю это какъ кашель, возразила Бидди спокойно и продолжала шить.

Развивая свою мысль въ то время, какъ, облокотившись въ моемъ деревянномъ креслѣ, я глядѣлъ, какъ Бидди, склонивъ голову, продолжала шить, я начиналъ думать, что она довольно-замѣчательная дѣвочка. Я припомнилъ теперь, что она такъ же твердо знала техничеcrie термины нашего ремесла и названія различныхъ издѣлій и инструментовъ нашихъ. Словомъ, Бидди знала все то, что я зналъ. По теоріи, она была уже такимъ же хорошимъ кузнецомъ, какъ и я, если не лучше.

— Ты принадлежишь къ тѣмъ людямъ, Бидди, которые всегда умѣютъ изъ всякаго обстоятельства извлечь возможно-большее. Тебѣ не представилось ни одного удачнаго случая до поступленія къ намъ въ домъ, а посмотри, сколько ты научилась съ-тѣхъ-поръ!

Бидди взглянула на меня, и потомъ продолжала работать.

— Однакожь, я была твоимъ первымъ учителемъ. Развѣ не такъ? сказала она, продолжая шить.

— Бидди! воскликнулъ я въ удивленіи. — Что это ты плачешь?

— Нѣтъ, сказала Бидди и подняла голову съ улыбкой. — Съ чего это тебѣ пришло въ голову?

Съ чего бы этому и придти мнѣ въ голову, еслибъ я не видѣлъ, какъ слеза блеснула у нея въ глазу и упала на работу? Я сидѣлъ молча, припоминая, какая она была труженица, пока тётка мистера Уопселя, отъ которой нѣкоторые люди сильно желали избавиться, постепенно не побѣдила въ себѣ дурной привычки жить. Я припомнилъ ту грустную обстановку, которая окружала Бидди въ жалкой лавчонкѣ и жалкой, шумной вечерней школѣ, гдѣ она постоянно выносила на своихъ плечахъ бремя неспособности тётки. Я размышлялъ, что въ это неблагопріятное время въ Бидди, должно-быть, уже крылось все, что развивалось нынѣ, потому-что, при первомъ моемъ огорченіи и затрудненіи, я обратился къ ней за помощью, какъ-будто такъ и слѣдовало. Бидди сидѣла спокойно и шила, не проливая болѣе слезъ; и въ то время, какъ я глядѣлъ на нее и думалъ обо всемъ этомъ, мнѣ прошло на умъ, что, быть-можетъ, я не довольно ей благодаренъ. Быть можетъ, я былъ слишкомъ скрытенъ съ ней и долженъ былъ почтить ее (впрочемъ, размышляя, я употребилъ не это самое слово) коимъ довѣріемъ.