Старая болезнь - Решад Нури Гюнтекин Страница 29

Зулейха поняла, что отец не обретет душевный покой до тех пор, пока не избавится от всех сомнений, которые занимали его мысли. Теперь Зулейха думала не столько о том, чтобы разрешить вопрос с поездкой, сколько о том, как отвлечь и успокоить отца. Она села напротив.

— Сядь чуть ближе, Зулейха, а теперь рассказывай, что ты там хотела сделать ради моего здоровья?

— Все просто, папа. Я хочу вместе с тобой поселиться там, где есть хорошие врачи, где лучше условия, приятнее климат.

— То есть в Стамбуле?

— Я не знаю, где может быть лучше.

Али Осман-бей глубоко вдохнул и сказал:

— Я долго думал об этом, но это невозможно. Точнее, невозможно для меня. Но вот тебе я возвращаю полную свободу. Ты можешь вернуться в Стамбул.

— Я думаю, вы прекрасно понимаете, что сейчас это исключено.

— Дитя мое, ты уже взрослая. Мы можем говорить начистоту. Не знаю, поняла ли ты одну из особенностей моего характера? Я никому не хочу ничем быть обязанным. Такой уж я человек. А больной — это груз, обуза. Стать хомутом на шее молодой девушки. Я не из тех, кто будет кормиться подачками, что бы со мной ни случилось.

— Папа, не нервничай.

— Нет, дитя мое. Молчать о том, что надумал, а только прокручивать это в голове еще тяжелее. И ты это тоже понимаешь. Так о чем я говорил?.. Ах да. Семейное гнездо не вечно, дочка. Родители стареют, умирают. А дети растут. И вот из-за этого роспуска командного состава семейный очаг и разваливается. А на его обломках появляются новые и новые семьи. То же самое сейчас происходит и с нами. После того как умерла твоя мать, наша семья оказалась в таком же состоянии, дочка. А если говорить откровенно, то полностью развалилась. И сейчас у меня нет никакого права сказать тебе — давай продолжать жить, изображая некое подобие семьи, состоящей из больного отца и хрупкой девушки, которой только исполнилось двадцать. Поэтому ты видишь, что свободу я тебе даю не только на словах. Ты свободна, дочка. Теперь ты можешь вернуться в Стамбул и жить где захочешь. Но, может быть, ты хочешь спросить: «Почему тогда ты не позволил мне продолжить образование? Ведь так ты обрек меня жить здесь». Мне будет трудно ответить на этот вопрос.

— Нет, папа. Напротив.

— Раньше я тебе уже называл тебе некоторые причины. У меня имелись определенные соображения. Я считал, что после детских лет, которые ты провела в такое смутное время и в таком окружении, тебе полезно будет пожить несколько лет в Анатолии. В здоровой атмосфере семейного очага. Хочешь знать правду? Я не могу заставить себя поверить, что и в этом я отчасти ошибся. Но все же, надеюсь, жизнь здесь оставила в твоей душе хоть какой-то положительный след. И это пригодится тебе в будущем.

— Конечно, папа.

— А сейчас, дочка, решаем. Я остаюсь, ты возвращаешься.

— Куда?

— В Стамбул, конечно.

Зулейха нервно кашлянула и, чтобы не показывать слез, что застилали ей глаза, подошла к отцу сзади и, положив руки ему на плечи, медленно нагнулась и поцеловала в висок. Зулейха всегда оставалась очень сдержанной в проявлениях своей любви.

Полковник усмотрел в этом робком, стыдливом поцелуе что-то необычное и постарался повернуться.

— Папа, ты как ребенок, я снова тебе напоминаю. Разве можно нам разъехаться сейчас?

— Все равно рано или поздно ты выйдешь замуж.

— Об этом у нас еще будет время подумать.

— И я тебе тоже повторяю, что не тот человек твой отец, чтобы принять самопожертвование.

— С чего вы взяли, что это самопожертвование? Вы должны знать, что если жертвуют чем-то ради любимого человека, то такая жертва только в радость.

— Ты это все в романах вычитала, дочка. В жизни все не так.

Немного поколебавшись, Зулейха сказала:

— Бедный папочка, вы не знаете, как на самом деле жестока ваша дочь. Я просто не могу сделать или принять что-то, к чему у меня душа не лежит. Сейчас здесь, рядом с вами, я живу жизнью, наполненной любовью к вам, и боюсь, что в будущем буду тосковать по этому.

Каждый раз, когда Зулейха задумывалась о том, что сказала отцу, из глаз ее текли слезы, которые она с трудом сдержала тогда. С изумлением она понимала, что, несмотря на все лишения, она жила насыщенной духовной жизнью. Такого прежде никогда не было.

* * *

После того ночного разговора прошло три или четыре месяца. Они отправились в Гёльюзю, чтобы провести в особняке последние погожие летние деньки. Вечерело, отец с дочерью сидели в саду у бассейна.

Али Осман-бей расположился в соломенном кресле, накрыв ноги легким одеялом, последнее время у него стали отекать ноги, и ему тяжело стало ходить. В какой-то момент разговор зашел о Юсуфе.

— Ты заметила, Зулейха, — сказал Али Осман-бей, — Юсуф снова не показывается.

Девушка рассмеялась:

— Он, должно быть, в тайне ото всех бродит вокруг здания муниципалитета в Силифке.

— Я так не думаю.

— А я считаю, что так оно и есть. Поместье его не интересует. Его голова занята другим.

— Возможно. Но есть причина и поважнее. И мне интересно, догадаешься ли ты, какая?

— И в чем тогда дело?

— Ты заметила, что его мать почти все время проводит с нами, а вот Юсуф нас упорно избегает?

Что-то насторожило Зулейху в словах отца и в том, как он улыбался.

— Да, но мне на ум ничего не приходит, только та причина, которую я уже назвала.

— Нет, дело совсем не в этом. Он избегает находиться рядом с тобой.

Зулейха нахмурилась.

— Вот как? С чего бы это?

— Боится, как бы народ чего не насочинял.

— Странно.

— Ничего странного. Скорее наоборот. Для местных очень даже естественно. Да, собственно, везде примерно одно и то же. Если две семьи тесно общаются, и в одной есть девушка на выданье, а в другой неженатый мужчина.

— А что, пошли какие-нибудь сплетни?

Али Осман-бей, будто не услышав слов. Зулейхи, засмеялся пуще прежнего:

— Особенно если одного из них зовут Юсуф, а другую — Зулейха[85].

На этот раз засмеялась Зулейха:

— Уж не думают ли они, что я, как Зулейха, преследую Юсуфа?

— Ну, до этого, конечно не доходит. Однако некоторые люди мне много разного наболтали в Силифке.

— Это когда? Ведь в последнее время вы ни с кем не встречались. — Зулейха встала: — Что-то мой уважаемый отец не договаривает.

— Ты несправедлива, Зулейха. Ты знаешь, что я всегда говорю начистоту.

— Но мне кажется, что с