Михаил Садовяну - М. Садовяну. Рассказы. Митря Кокор. Л. Ребряну. Восстание Страница 3

Михаил Садовяну (1880–1961) родился в городке Пашкани. Отец его был провинциальный адвокат, мать — крестьянка. Подрастая в провинциальном захолустье, он воспринимал душой и сердцем сразу два мира, деревенский и городской, впитывая национальную культуру через сказки, песни, танцы, узоры одежды и ковров, а через книги — мировую культуру. Еще в гимназии Садовяну начал писать. Не поступив в Бухарестский университет, на чем настаивал отец, юноша возлагает все надежды на упорный труд и талант и действительно скоро добивается успеха. Уже в 1904 году его имя становится широко известным. В этот год выходят три сборника его рассказов и историческая повесть «Соколы». Три из этих четырех книг были отмечены премиями. Среди ранних рассказов Садовяну много романтических, вернее, фольклорно-романтических: молодой писатель как бы «складывает» на свой манер народные и в первую очередь гайдуцкие сказы и баллады. Гайдук в его рассказах, впрочем, как и в фольклоре, предстает как символ вольной жизни, неуемной силы и страсти, справедливости и бесстрашия. Гайдук как определенный человеческий идеал, созданный народным воображением, становится и излюбленным героем писателя. Иванчиу Леу и Козма Рэкоаре, герои ранних рассказов Садовяну, начинают целую галерею образов, в которых всячески варьируется образ гайдука. Романтически приподнятый образ народного мстителя, «рыцаря без страха и упрека» проходит через все его творчество. Он присутствует и в повести «Соколы» (1904), и в сюите новелл «На постоялом дворе Анкуцы» (1928). Он проглядывает сквозь образы главных героев его исторической трилогии «Братья Ждер» (1935–1942). Его нетрудно угадать в рассказе «Вэлинашев омут» и в романе «Никоарэ Подкова» (1952). И даже образ Митри Кокора, крестьянина, реально утверждавшего социальную справедливость и народную власть в Румынии, связан тайными нитями с любимой автором фигурой гайдука. А романтическая окраска, которая, словно яркая радуга, расцвечивает ранние произведения Садовяну, присутствует во всем его творчестве, то вспыхивая, то затухая, то сияя вновь. Особый привкус романтики, воспринятый Садовяну из народных песен и баллад, из исторических хроник, ощущается в его языке, в манере повествования, в лепке образов. Эта романтика придает его произведениям особую интимность, доверительность, его образам теплоту и человечность.

Садовяну, формировавшийся и работавший в атмосфере «попоранизма», был писателем, в творчестве которого общественные и социальные проблемы всегда находили свое разнообразное отражение. Он всегда выступал как реалист, зорко подмечавший все негативные стороны жизни. Для него критерий реальности всегда был выше собственных убеждений и предубеждений. Садовяну, проживший долгую жизнь, всегда был чуток к общественным веяниям и переменам, а его непреклонная вера в то, что для трудящегося человека должно наступить в конце концов царство справедливости, неизменно служила ему верным компасом среди житейских и общественных бурь.

Крестьянин, его жизнь, его невзгоды и чаяния, его облик и внутренний мир — основная тема творчества Садовяну. Румынскому крестьянину, забитому и обездоленному, посвящены многочисленные рассказы, написанные им до первой мировой войны. Среди них много жестоких и беспощадных. И если в них иногда ощущается воздействие «попоранизма», как надежда что-то исправить в социальной машине, то это не ослабляет их разоблачительной силы. Многие иллюзии писателя развеяла первая мировая война.

После войны в Румынии активизировалось развитие капитализма, а вместе с этим обострились и все социальные процессы как в городе, так и в деревне. От иллюзий «практического попоранизма» не осталось и следа. После войны и революционного переворота в России Садовяну как бы с новой идейной вершины озирает жизнь румынского общества, его социальный горизонт расширяется. В повести «Улица Лэпушняну», имеющей подзаголовок «Хроника 1917 года», Садовяну клеймит «отравленный Вавилон» высшего общества, которое ввергло народ в войну и превратило ее в средство для наживы, в предлог для обогащения за государственный, а на самом деле за народный счет. Вынося суровый приговор правящим классам, писатель резко ставит вопрос о положении трудящихся масс. Война принесла народу неизмеримые страдания и бессмысленные жертвы. Солдаты жаждут мира, но чувствуют, что мир не даст им ничего. «Все равно заключат, — рассуждает солдат-крестьянин о мире. — Мы что, мы должники, значит, и плательщики, мы, как вол, который везет, пока не сдохнет. А потом мы пойдем по домам. Только там-то что нас ожидает?» [9]

Поставив этот вопрос, Садовяну дает на него и ответ. Писатель приветствует Февральскую революцию в России и свержение царизма, который он сравнивает с чугунной крышкой, давившей душу народа. Он признает суровый подвиг революции: «У хозяина, который бил и угнетал, из рук выпал бич. Раб, который, в свою очередь, может ударить, беспощаден»[10]. Устами русского военного Плотникова он произносит панегирик революции: «Вся земля должна быть передана крестьянам. Они обрабатывают землю, и им должна принадлежать земля. Фабрики тоже должны принадлежать рабочим. Мы установим мир и справедливость. Больше не будет бедняков. Все люди — братья»[11]. Все это вовсе не означало, что Садовяну сам стал революционером, проповедником социалистических идей, но это было решительным поворотом в мировоззрении писателя, который без всяких оговорок вместе со своим народом станет строить социалистическое общество, когда после второй мировой войны развеется коричневый туман фашизма. «Отравленному Вавилону» Садовяну противопоставлял трудовой народ. «Песня труда — это не грустная песня… Труд не всегда бывает веселым, но, несмотря на все свои печальные стороны, ему не суждено приносить страдания. Труд — это пульс жизни человечества, это победа будущих веков»[12], — писал Садовяну. Безграничная вера в народ вдохновила его на пророческие слова: «Великий наш народ… уснул жалким сном. Когда он проснется, когда он поймет и возвеличит свою родину, мы будем действительно сильнее, лучше, и нас будут больше уважать другие народы земли»[13].

Освобождаясь от «попоранистских» иллюзий, Садовяну развивает идею «боярского греха». Если в его ранней одноименной повести этот грех изображался как аморальный, антигуманный поступок одного человека, попирающего достоинство другого, то в романе «По Серету мельница плыла» (1925) уже само существование боярства, помещичьего класса, владеющего землей, предстает как «грех» общественный, в силу которого утверждается социальная несправедливость. Создав образ «настоящего боярина» Филоти, эксплуататора и мота, садиста и сибарита, Садовяну одновременно показал и неизбежный процесс замены одних угнетателей другими. Разорившийся Филоти продает поместье разбогатевшему кулаку Чорней. «Вода и бояре катятся вниз», — лаконично и безжалостно подводит итог Чорней[14].

Противопоставляя боярству и другим мироедам народ, а «боярскому греху» идею мести, Садовяну создает сюиту новелл «На постоялом дворе Анкуцы». Сюита состоит из поэтичных рассказов о разных случаях из народной жизни, которые вспоминают перед собравшимися рэзеш Ионицэ, монах Герман, коробейник Леонте, пастух Моцок и др. Рассказы сливаются в единую поэму о народе, каждый рассказ как бы освещает одну из сторон народного характера (жажда справедливости, оптимизм — «Государева кобыла», отчаянная отвага — «Хараламбие», вера в чудеса и земную любовь — «Змий», «Колодец под тополями»), сложность и вместе с тем цельность его. Центральным в этой сюите, так же как главной из черт народного характера, представляется жажда справедливости и возмездия, выраженная в рассказе «Суд обездоленных». Вновь обращаясь к временам гайдуков, мстителей за народные слезы и угнетение, Садовяну создает картину народного суда. Не кто иной, а гайдук, по прозвищу Василе Великий, призывает крестьян: «До самого страшного божьего суда не находим мы правды ни у исправников, ни у Дивана. Так будем сами, своими руками творить суд и расправу. За женщину мы тебя прощаем, светлейший боярин, но мы дрогли на морозе, с головой, втиснутой между кольями плетня, мы стояли по щиколотку в ледяной воде, наши ноги были забиты в колодки, глаза наши выедал дым от перца, и кашляли мы так, что душу выворачивало. Ты сек нас арапником, вырывал нам ногти. Ты отравил всю нашу жизнь, и каждый день мы вспоминаем об этом, не находя себе ни утешенья, ни избавления! Мы здесь, боярин, чтобы за все отплатить тебе сполна!»

Эта же тема отмщения звучит и в повести Садовяну «Секира» (1930). Несмотря на то что время действия этой повести относится к далекому прошлому, сам мотив неизбежности расплаты за злодеяния был воспринят фашиствующими молодчиками как прямой выпад писателя-демократа против них, недаром румынские легионеры прислали автору разрубленный топором экземпляр этой книги с угрозой расправиться с ним, как с его сочинением.