Над гнездом кукушки - Кен Кизи Страница 34

– Подает мне чай в сервизе, улыбается слегка, – слышно, как он хлопнул себя по голому животу, – маме на ухо лепечет: ох, люблю я игрока.

Как только все вышли из спальни, я принимаюсь там подметать, и когда гоняю пыль под кроватью Макмёрфи, слышу какой-то новый запах, и впервые с тех пор, как сюда попал, мне приходит на ум, что в этой большой палате, где спят сорок мужчин, пропахшей липким букетом запахов – бактерицидом, цинковой мазью и присыпкой для ног, мочой и старческим калом, манной кашей и глазными примочками, затхлыми трусами и носками (затхлыми даже после прачечной), до хруста накрахмаленным бельем, кислой вонью ротовых полостей, банановым запахом машинного масла, а иногда и палеными волосами, – никогда еще не пахло потным мужским духом с широких полей, пыльным, грязным, трудовым.

9

За завтраком Макмёрфи болтает и смеется напропалую. После утренней стычки со Старшей Сестрой он решил, что сделает ее одной левой. Он не понимает, что просто застал ее врасплох и, если уж на то пошло, только раззадорил. Он валяет дурака, стараясь развеселить ребят, и его озадачивает, что они в лучшем случае слабо усмехаются или сдавленно хихикают. Он тычет в Билли Биббита, сидящего напротив него, и говорит с заговорщицким видом:

– Эй, Билли, салага, помнишь тот раз, когда мы с тобой в Сиэтле подцепили тех двух мокрощелок? Один из лучших загулов в моей жизни.

У Билли, смотревшего в свою тарелку, глаза лезут на лоб. Он открывает рот, но не может сказать ни слова. Макмёрфи поворачивается к Хардингу.

– Они бы ни за что нам просто так не дали, чтобы прямо с ходу, только они оказались наслышаны о Билли Биббите. Билли «Таран» Биббит, так его звали в те дни. Эти девки были готовы отчалить, но одна смотрит на него и говорит: «А ты тот самый Билли «Таран» Биббит? Знаменитый десятидюймовый?» А Билли потупился и покраснел – вот как сейчас, – и они не устояли. И помню, когда мы устроились с ними в отеле, такой женский голос от кровати Билли: «Мистер Биббит, вы меня разочаровали; я слышала, у вас де… де… делай со мной что хочешь!»

И Макмёрфи ухает, хлопает себя по коленям и щекочет Билли большим пальцем, а Билли до того покраснел и расплылся в улыбке, что мне кажется, он сейчас отрубится.

Макмёрфи говорит, что, по большому счету, единственное, чего не хватает в этой больнице – это пары сладеньких мокрощелок. Здешняя постель – лучшая из всех, в каких он спал, а стол какой шикарный накрывают. Ему невдомек, почему здесь все такие мрачные.

– Только гляньте на меня, – говорит он ребятам и поднимает бокал на просвет. – Это мой первый бокал апельсинового сока за полгода. Ё-о-оксель, хорошо-то как. Что мне давали на завтрак на работной ферме, как по-вашему? Чем потчевали? Что ж, могу рассказать, на что это было похоже, но названия не подберу; утром, днем и вечером – черные горелки с картошкой, похожие на кровельную мастику. Одно скажу точно: это не был апельсиновый сок. Гляньте на меня: бекон, хлеб, масло, яйца, кофе – лапочка на кухне даже спросила, хочу я черный или белый – и здоровый! большущий! холодный бокал апельсинового сока. Да, мне хоть приплати, я отсюда ни ногой!

Он берет добавки всего подряд, назначает свидание девушке, наливающей кофе на кухне, как только его выпустят, и хвалит повариху-негритянку за румяную яичницу – лучшую в его жизни. Кукурузные хлопья дают с бананами, и Макмёрфи берет себе целую гроздь и говорит мелкому черному, что поделится с ним, а то у него заморенный вид, а черный косится в сторону сестринской будки и говорит, что санитарам не положено питаться с пациентами.

– Против правил?

– Так-точь.

– Не повезло.

И он очищает и съедает один за другим три банана прямо под носом у черного и говорит ему, что всегда готов для него свистнуть бананчик.

– Только скажи, Сэм.

Доев последний банан, он хлопает себя по животу, встает и направляется к двери, но путь ему преграждает большой черный и говорит, что пациенты, согласно правилам, должны сидеть в столовой до семи тридцати. Макмёрфи таращится на него, не веря своим ушам, затем смотрит на Хардинга. Хардинг ему кивает, и тогда Макмёрфи пожимает плечами и возвращается на свое место.

– Не стану же я правила нарушать, ёлы-палы.

Часы на стене столовой показывают четверть восьмого – врут, будто мы пробыли здесь всего пятнадцать минут, когда ты уверен, что прошло не меньше часа. Все уже доели, откинулись на спинки и глядят, как минутная стрелка ползет к семи тридцати. Черные уносят заляпанные подносы овощей и выкатывают двух стариков, мыть из шланга. Почти каждый второй в столовой опускает голову на руки, рассчитывая вздремнуть, пока не вернутся черные. Больше делать нечего – ни тебе карт, ни журналов, ни мозаик. Остается только спать или на часы смотреть.

Но Макмёрфи не может сидеть смирно; ему надо чем-то себя занять. Погоняв пару минут крошки ложкой по тарелке, он решает, что созрел для чего-то поинтересней. Засунув большие пальцы в карманы, он