Маленький Цахес по прозванию Циннобер - Эрнст Теодор Амадей Гофман Страница 36

— Какая утрата, — заговорил князь после нескольких мгновений безмолвной скорби, — какая невосполнимая утрата для государства!.. Где найти человека, способного носить орден Зеленокрапчатого тигра с двадцатью пуговицами с таким достоинством, как мой Циннобер!.. Лейб-медик, и вы могли допустить, чтобы у меня умер такой человек!.. Скажите, как это произошло, как могло это случиться… в чем причина… отчего умер лучший из лучших?

Лейб-медик очень тщательно осмотрел тело, ощупал некоторые места, где прежде бился пульс, провел рукой по голове покойника, откашлялся и сказал:

— Мой милостивый повелитель! Если бы я довольствовался поверхностным подходом к делу, я мог бы сказать, что министр умер от полного прекращения дыхания, что это прекращение дыхания вызвано невозможностью вдохнуть воздух, а эта невозможность, в свою очередь, обусловлена стихией, гумором, или, как еще произносят, юмором, то есть жидкостью, в которую погрузился министр. Я мог бы сказать, что министр умер, стало быть, юмористической смертью, но я далек от такой пошлости, далек от стремления объяснять грубыми физическими резонами всё, что находит свою естественную и бесспорную причину в области чисто психологической!.. Мой милостивый князь, мужчинам не к лицу кривить душой!.. Первым толчком к смерти оказался для министра орден Зеленокрапчатого тигра с двадцатью пуговицами!

— Что! — вскричал князь, сверкнув на лейб-медика запылавшими гневом глазами. — Что! Что вы говорите?.. Орден Зеленокрапчатого тигра с двадцатью пуговицами, который на благо государства с таким достоинством, с таким изяществом носил покойный, и есть причина его смерти? Докажите мне это, не то… Камергеры, что вы скажете на сей счет?

— Пусть докажет, пусть докажет, не то… — воскликнули семь бледных камергеров, и лейб-медик продолжал:

— Мой глубокоуважаемый милостивый князь, я это докажу, значит, какие бы то ни было «не то» отпадают!.. Связь тут вот в чем: тяжелый орденский знак на ленте, а главным образом пуговицы на спине оказывали вредное действие на нервные узлы позвоночника. В то же время орденская звезда давила на то узловато-волокнистое образование между диафрагмой и верхней брыжейной артерией, которое мы называем солнечным сплетением и которое преобладает в том лабиринте, какой представляет собой ткань нервных сплетений. Этот доминирующий орган имеет разнообразные контакты с церебральной системой, и, конечно, нажим на нервные узлы был вреден и для нее. Но разве не является свободное управление церебральной системой, как выражение полнейшей сосредоточенности всего в одном центре, непременным условием сознания, личности? Разве жизненный процесс не есть деятельность в обеих сферах: и в системе нервных узлов, и в церебральной системе?.. Ну, так вот, этот нажим нарушил функцию психического организма. Сперва появились мрачные мысли о том, чтобы тайно пожертвовать собой для пользы государства путем болезненного ношения этого ордена и так далее, затем состояние принимало все более опасный характер, пока наконец полная дисгармония системы нервных узлов и церебральной системы не привела к полному исчезновению сознания, к полной утрате личности. А это состояние мы обозначаем словом «смерть»! Да, милостивый повелитель! Министр уже утратил свою личность, уже был, следовательно, мертв, когда свалился в этот злосчастный сосуд… Смерть его вызвана не физической, а безмерно глубокой психической причиной…

— Лейб-медик, — недовольно сказал князь, — лейб-медик, вы болтаете уже добрых полчаса, но будь я проклят, если понял хоть полслова. Что значит ваша белиберда о физическом и психическом?

— Физический принцип, — снова заговорил врач, — это условие чисто вегетативной жизни, психический же, напротив, является предпосылкой человеческого организма, который находит движущую силу существования лишь в духе, в мышлении.

— Я все еще, — воскликнул князь в крайнем раздражении, — я все еще не понимаю вас, непонятный вы человек!

— Я хочу сказать, — отвечал на это доктор, — я хочу сказать, ваша светлость, что физическое относится лишь к чисто вегетативной жизни без мышления, каковая наблюдается у растений, а психическое — к мышлению. И поскольку в человеческом организме преобладает последнее, то врач должен всегда начинать с мышления, с духа, рассматривая тело лишь как покорного вассала повелителя-духа…

— Ого-го! — воскликнул князь. — Ого-го! Оставьте это, лейб-медик! Лечите мое тело, а моего духа не трогайте, он еще никогда не доставлял мне хлопот. Вообще, лейб-медик, вы большой путаник, и если бы я сейчас не стоял у тела своего министра и не был растроган, я знаю, как бы я поступил! Ну-ка, камергеры, давайте прольем еще слезу-другую над смертным одром, а потом отправимся перекусить.

Князь поднес носовой платок к глазам и всхлипнул, камергеры сделали то же самое, после чего все они удалились.

У двери стояла старая Лиза, на руке у которой висело несколько связок отличнейшего золотистого лука, такого, что лучше не сыщешь. Взгляд князя случайно упал на эти плоды. Он остановился, с его лица сошла скорбь, он дружелюбно-милостиво улыбнулся и сказал:

— В жизни не видел такого прекрасного лука, он, наверно, великолепен на вкус. Вы продаете этот товар, уважаемая?

— О да, — отвечала Лиза с низким книксеном, — о да, ваша милость и светлость, продажей лука я кое-как и кормлюсь с грехом пополам!.. Лук сладок, как чистый мед, не угодно ли, ваша милость?

И она протянула князю связку самых налитых, самых блестящих луковиц. Тот взял ее, улыбнулся, почмокал губами и крикнул:

— Камергеры! Дайте-ка мне перочинный ножик.

Получив ножик, князь изящно и аккуратно очистил одну луковицу и съел немного.

— Какой вкус, какая сладость, какая сила, какой огонь! — воскликнул он, и глаза его заблестели от восторга. — При этом мне чудится, будто передо мной стоит покойный Циннобер и, кивая мне, шепчет: «Купите… скушайте этот лук, мой князь… благо государства требует этого!»

Князь сунул старухе несколько золотых, и камергерам пришлось рассовать весь лук по карманам. Более того,он велел,чтобы никто, кроме Лизы, не поставлял лука для княжеских официальных завтраков. Так мать Маленького Цахеса, отнюдь не разбогатев, избавилась от всякой нищеты и нужды, и помогли ей в этом, несомненно, тайные чары доброй феи Розабельверды.

Похороны министра Циннобера были одними из самых роскошных, какие когда-либо видели в Керепесе.