Толстой Л.Н. - Полное собрание сочинений. Том 87 Страница 38

1 Д. А. Хилков находился в Тифлисе в ожидании назначения места жительства на Кавказе, куда он был выслан из своего имения в Сумском уезде Харьковской губернии за «вредное влияние» на крестьян. Местом его жительства было определено с. Башкичет, Борчалинского у., Тифлисской губ., куда вскоре приехала и его семья.

2 Рафаил Алексеевич Писарев (1850—1906) — помещик Епифанского уезда Тульской губ., земский деятель, много работавший в области народного образования. В 1891—1893 гг. участвовал в организации помощи голодающим. О нем см. письмо Толстого к Черткову от 17 февраля 1884 г. (т. 85, стр. 29) письма 1891 г. т. 66, и Дневник Толстого за 1884 г., т. 49.

3 Абзац редактора.

4 T. Л. Толстая.

5 М. Л. Толстая.

6 Вера Александровна Кузминская (р. 1871) — дочь сестры С. А. Толстой Татьяны Андреевны Кузминской и Александра Михайловича Кузминского.

7 [умирать надо одному]. — О Паскале и об этом его изречении см. прим. к письму № 262.

8 [жить одному]

9 Павел Иванович Бирюков уехал вместе со Львом Львовичем Толстым 3 марта в Бузулукский уезд Самарской губ., где велась работа по организации помощи голодающим, и остался там работать до нового урожая. О работе Л. Л. Толстого на голоде в 1891—1892 гг. см. его книгу: Л Л. Толстой «В голодные годы (записки и статьи)», М. 1900.

На это письмо Чертков отвечал письмом от 14 марта, в котором писал: ...«Ваше чувство по отношению к Писареву я хорошо понимаю... Душу Писарева я хорошо знаю, и если он не очень изменился за последнее время, то я думаю, что он воздерживается от согласия с учением Христа не в душе, а в уме и в чувствах, не желая и боясь неизбежного противоречия сознания с жизнью, которое наступает при признании учения. Что касается до камня за пазухой, то он быть может производит такое впечатление именно потому, что он сам боится лучшего в себе и постоянно держится на стороже, как бы отодвигается в сторону, но не для того, чтобы ударить, а — пропустить. Говорю это не по одним предположениям, но имею некоторые основания так думать из его образа отношения ко мне. Это конечно не исключает возможность того, что, благодаря своему так называемому «общественному положению», он может вообразить себя принужденным не отказаться от участия в каких-нибудь мерах против вашей личности. Но я уверен, что он почувствовал бы мерзость этого и в свое время раскаялся бы.

Во всяком случае мне представляется совсем иным образом ужасным тот духовный, а быть может и вещественный «камень за пазухой», который постоянно готов у некоторых предполагаемых, так называемых, единомышленников, понявших, и то утрированно и потому обезображенно, лишь одну только какую-нибудь сторону ваших основ, но не понимающих и быть может не любящих ни вас лично, ни то, чем вы живете, а быть может и очень любящих вас лично и частичку вашей души, но не всю ее, и не живую, двигающуюся вперед ее, а только ту ее часть, которую они сами успели понять. У таких людей, как Писарев, есть по крайней мере уважение к нашему богу, сдерживаемое, правда, далеко в глубине души, но всегда могущее вырваться из своей темницы; но у этих уважения нет, а есть только желание пользоваться вами, как аппаратом, в котором они считают себя вполне в праве вынимать винтики и прибавлять или отнимать колесики. Эти люди, холодные и задорные, действительно могут отступить не для того, чтобы пропустить, но чтобы бросить камень, да еще поглумиться. Конечно и их должно быть жалко; но с ними надобно быть особенно осторожным, так как быть может и не преднамеренно, а просто по однобокости своего понимания вас, они всегда тут как тут для того, чтобы подхватить, раздуть и разнести малейшее ваше уклонение в их сторону...»

* 309.

1892 г Марта 21. Москва.

21 марта.

Получилъ ваше письмо 17 марта, дорогой В[ладиміръ] Г[ригорьевичъ], и отвѣчаю по пунктамъ.

Карамазовыхъ1 я читалъ и въ особенности все, что касается Зосимы, но прочту еще разъ, и благодарю за книжку. Я ее верну съ Матв[ѣемъ] Ник[олаевичемъ], к[оторый] теперь у насъ и к[отораго] я прошу поѣхать къ вамъ, чтобы свезти 8-ю главу, к[оторую] надѣюсь кончить черезъ 2 или 3 дня.2 Я бы могъ сказать, что она кончена, но хотѣлось бы еще поправить заключенье. —

Я прошу М[атвѣя] Ник[олаевича] съѣздить къ намъ въ Бѣгич[евку], свезти туда деньги и, какъ онъ говорилъ, «духу напустить». Онъ ѣдетъ сегодня въ ночь. Вернувшись же оттуда, онъ поѣдетъ къ вамъ, если Богъ велитъ, съ рукописью. Странно мнѣ хочется поскорѣе кончить, боюсь опоздать. Кажется, что она можетъ оказать доброе влияніе. Такъ какъ эта статья не только изложеніе мыслей, но поступокъ, а какъ всякій поступокъ, долженъ быть сдѣланъ во время.

О статьѣ Перв[ая] Ступ[ень] я тоже того мнѣнія, что ее лучше издать въ журналѣ, во-1-хъ, п[отому] ч[то] въ книгѣ она навѣрно будетъ запрещена, а во-2-хъ, п[отому] ч[то] она тоже имѣетъ свое мѣсто въ процессѣ развитія извѣстныхъ мыслей и объясняетъ нѣкоторое отношеніе мое къ явленіямъ жизни съ своей стороны. (Не съумѣлъ ясно сказать, но вы поймете). Печатать ее можно и у Гайдебурова, но лучше у Грота, к[оторый] будетъ особенно стараться удержать все, что нужно и можно, и к[оторому] я сейчасъ говорилъ (предположительно) — и онъ совершенно согласенъ на то ваше условіе, чтобы исключать, только списавшись съ вами.3

Статьи Моск[овскихъ] Вѣд[омостей] и Гражд[анина] и письма Диллона были мнѣ непріятны — въ особенности Диллона — тѣм, что никакъ не можешь догадаться, чѣмъ вызвалъ враждебное, недоброе чувство въ людяхъ.4 Въ особенности Диллона. Мотивы его я совершенно не понимаю. И не притворяясь могу сказать, что онъ мнѣ прямо жалок теми тяжелыми чувствами, к[оторыя] онъ испытываетъ и к[оторыя] побуждаютъ его писать то, что онъ пишетъ. Тутъ все полуправда, полуложь, и разобраться въ этомъ, когда нѣтъ доброжелательства людей другъ къ другу, нѣтъ никакой возможности. И потому самое лучшее ничего не говорить. Впрочемъ дѣлайте, какъ знаете. Я знаю, что такъ какъ мнѣ дѣйствительно во всемъ этомъ ничего не было нужно или тѣмъ менѣе страшно, то я и не могъ ничего желать, выказать или скрыть, и возразить на все, что могутъ вамъ приписать, не любя васъ, никакъ невозможно. —

Меня занимаетъ вопросъ: какъ быть съ Диллономъ? Поручать ли ему переводъ статьи новой или нѣтъ? Не то, чтобы наказывать его, а просто скучно и некогда имѣть дѣло съ людьми, к[оторые] все усложняють, изъ всего дѣлаютъ какіе то вопросы, к[оторые] надо доказывать или опровергать. Какь выдумаете? Я не имѣю ничего лично противъ него, но боюсь хлопотать.

То, что вы пишете о родѣ креста, к[оторый] можетъ мнѣ быть назначенъ, я думалъ то же, что вы, и очень радъ былъ прочесть въ вашемъ письмѣ.

Вообще во всемъ, что вы пишете мнѣ въ этомъ и въ томъ письмѣ о томъ, какъ не слѣдуетъ задирать и вызывать гоненія и быть готовымъ на нихъ, когда это нужно, стоить того, я совершенно согласенъ съ вами и благодарю, что вы это написали мнѣ. Подозрѣніе же ваше, что я подпалъ подъ искушеніе задора и вліяніе Алех[ина],5 Новосел[ова]6 (я понимаю, что по письму Новос[елова], к[отораго] я люблю, можно подумать это) — несправедливо.7 Я все время относился, какъ всегда — равнодушно къ этой исторіи; письмо же женѣ написалъ послѣ того, какъ она ѣздила къ Серг[ѣю] Алекс[андровичу]8 и вообще, мнѣ казалось, отъ страха, очень понятнаго въ ея положении, принимала тонъ оправдывающейся.9

Вы же правы въ томъ, что истину надо возстановить, когда это можно безъ особенного труда и, главное, грѣха. Какъ человѣкъ, живущій для славы людской, жертвуетъ своей животн[ой] личностью для славы, но не можетъ пренебрегать ею вполнѣ, п[отому] ч[то] она, его животная личность, есть необходимое условіе его дѣятельности для пробрѣтенія славы, также точно и челов[ѣкъ], живущій для исполненія воли Бога, жертвуя и личностью и славой людской для исполненія воли Б[ога], не можетъ вполнѣ пренебрегать ни тѣломъ, ни славой людской, п[отому] ч[то] и то и другое суть орудія исполненія воли Бога, можетъ соблюдать ихъ въ той мѣрѣ, въ к[оторой] они нужны для исполненія воли Бога. Трудно найти эту середину — лезвіе — какъ во всѣхъ дѣлахъ Божіихъ, но я думаю, что это такъ, и аскетизмъ для аскетизма, и юродство для юродства — грѣхъ. Цѣлую васъ, Галю, Ваню, Ев[генія] Ив[ановича]. Л. Т. Ждемъ отъ Ив[ана] Ив[ановича] отвѣта, чтобы послать капусты.10

Полностью публикуется впервые. Отрывки напечатаны в ТЕ 1913, стр. 100 и Б, III, стр. 179. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова. «М. № 304». Письмо написано из Москвы, куда Толстой вернулся ив Бегичевки 13 марта и где прожил до 12 апреля.

Ответ на письмо Черткова от 17—18 марта, в котором Чертков писал: «Помнится мне, Лев Николаевич, что несколько лет тому назад вы мне говорили, что не читали еще «Братьев Карамазовых». Не знаю, прочли ли вы с тех пор эту книгу; но на всякий случай мне хотелось бы поделиться с вами содержанием одной книжечки, составленной нами для «Посредника» из этой книги. Нашу книжечку тогда цензура не разрешила на том основании, что она «проникнута социалистически-мистическим духом, нежелательным для распространения в народе», и потому книжечка эта лежит в нашем архиве в числе прекрасных вещей, появление которых в печати возможно будет со временем, при иных цензурных условиях, т. е. вероятно после нашей плотской смерти.