Джон Стейнбек - Уши Джонни Медведя Страница 4

– И, наконец, будьте поласковей с ней, – добавил доктор. – Самое главное, будьте поласковей с ней.

– Вы никому… не скажете, доктор? – Голос Ималин слегка дрожал.

– Я врач, – мягко прозвучал ответ. – Конечно, я никому не скажу. Я сегодня же пришлю вам какое-нибудь успокоительное лекарство…

– Виски?!

Я вздрогнул и открыл глаза. Страшный Джонни Медведь с улыбкой оглядывал посетителей бара.

Люди молчали. Казалось, им было стыдно. Жирный Карл мрачно уставился в пол. Я повернулся к Алексу, чтобы извиниться, – ведь это я был за все в ответе.

– Я не знал, – сказал я. – Простите.

Я вышел из бара и отправился в свою унылую комнату. Открыв окно, я долго смотрел на клубящийся, пульсирующий туман. Далеко на болоте сначала медленно, а потом все быстрее застучал дизель. Потом я услышал лязг ковша.

На следующее утро на нас свалилось сразу несколько бед, столь обычных на строительных работах. От рывка землечерпалки лопнул новый трос; ковш упал на понтон и потопил его в канале вместе с находившимися на нем механизмами, а глубина достигала восьми футов. Мы вбили сваю и, зацепив за нее трос, стали вытягивать понтон из воды. Но этот трос тоже лопнул и, как бритвой, отхватил обе ноги у одного из рабочих. Мы перетянули жгутами обрубки и срочно отправили беднягу в Салинас. А потом случилось еще несколько мелких происшествий. У одного из операторов, поцарапанного тросом, началось заражение крови. Подтвердились и мои подозрения насчет повара: он пытался продать машинисту коробочку с марихуаной. В общем, хлопот было немало. Прошло целых две недели, прежде чем прибыл новый понтон, приехали новый рабочий и новый повар, и мы снова приступили к работе.

Новый повар был хитроватый, смуглый, длинноносый человечек, обладавший даром тонко льстить.

Мне было не до событий, происходивших в Ломе. И только когда ковш вновь с лязгом зарылся в грязь и на болоте затарахтел старый большой дизель, я однажды вечером отправился пешком на ферму к Алексу Хартнеллу. Проходя мимо дома Хокинсов, я заглянул во двор через плетневую калитку в кипарисовой изгороди. Дом стоял темный, мрачный; ночник, неярко горевший в одном из окон, только усиливал впечатление мрачности. Дул ветерок, он гнал по самой земле клубы тумана, похожие на перекати-поле. Я то оказывался на чистом воздухе, то исчезал в серой, туманной мгле. При свете звезд я видел, как по полям передвигаются большие серебристые шары тумана, напоминающие гигантских моллюсков. Мне показалось, что я слышу какой-то тихий стон за изгородью дома Хокинсов. Потом, вынырнув из тумана, я вдруг увидел темную фигуру человека, спешившего напрямик через поле. По шаркающей походке я понял, что это один из китайцев-издольщиков – они носили туфли без задников.

На мой стук дверь открыл Алекс. Он, видимо, обрадовался мне. Сестра его была в отъезде. Я сел у печки, а он принес бутылку своего отличного бренди.

– Я слышал, у вас были неприятности, – сказал он.

Я рассказал ему, что произошло.

– Да, действительно, беда никогда не ходит одна. Люди говорят, что неприятностей бывает сразу по три, по пять, по семь, а то и по девять.

– И у меня такое же ощущение, – подтвердил Алекс.

– Как поживают сестры Хокинс? – спросил я. – Когда я проходил мимо них, мне показалось, что там кто-то плачет.

Алексу, должно быть, и хотелось и не хотелось говорить о них.

– Я заходил к ним с неделю назад. Мисс Эми плохо себя чувствует. Я ее не видел. Говорил только с мисс Ималин.

И вдруг Алекс не выдержал.

– С ними что-то происходит, что-то такое…

– Похоже на то, что вы испытываете к ним родственные чувства, – сказал я.

– Что ж, наши отцы были друзьями. Мы называли девушек тетей Эми и тетей Ималин. Они не способны ни на что дурное. Было бы плохо для всех нас, если бы сестры Хокинс не были сестрами Хокинс.

– Совесть общины?

– Вот именно! В их доме ребенку дадут имбирный пряник. В их доме девушка может получить наставление. Они горды, но верят в те же вещи, которые и мы считаем правильными. Они живут так, словно… ну, словно честность действительно лучшая политика, а доброе дело действительно не требует вознаграждения. Они нужны нам…

– Понимаю.

– Но мисс Ималин борется с чем-то страшным. И… я не знаю, удастся ли ей одержать верх.

– Что вы хотите сказать?

– Сам не знаю. Но я подумал сейчас, не застрелить ли мне Джонни Медведя и бросить его тело в болото. Я действительно подумал об этом.

Карл налил виски. Тимоти Рац бросил карты и встал. Джонни вылакал виски. Я закрыл глаза.

Голос врача звучал резко:

– Где она, Ималин?

Другой голос ответил – никогда в жизни я не слышал подобной интонации. Слова текли холодные, сдержанные, словно обуздываемые самообладанием, но сквозь эту холодность проступало крайнее человеческое отчаяние. Нарочитая монотонность и бесстрастность не могли скрыть дрожи, вызванной огромным горем.

– Она в этой комнате, доктор.

– Так… – Длинная пауза. – И долго она висела?

– Я не знаю, доктор.

– Почему она это сделала, Ималин?

Снова монотонный голос:

– Я… не знаю, доктор.

Еще более длинная пауза и потом:

– Так… Ималин, вы знали, что она ждет ребенка?

Холодно-сдержанный голос дрогнул. Послышался вздох и невнятное:

– Да, доктор.

– И поэтому вы так долго не входили в комнату, где она… Нет, Ималин, нет, моя бедняжка, я вовсе не думаю, что вы…

Голос Ималин снова обрел уверенность.

– Вы ведь можете выписать свидетельство без упоминания…

– Разумеется, могу, безусловно, могу. И с гробовщиком я договорюсь сам. Не волнуйтесь.

– Благодарю вас, доктор.

– Сейчас позвоню. Я не могу вас оставить одну. Пройдемте в другую комнату, Ималин. Я дам вам успокоительное…

– Виски? Виски для Джонни?

Я увидел улыбку и качающуюся лохматую голову. Жирный Карл налил еще стакан. Джонни Медведь выпил его, прошел, крадучись, в глубь комнаты, заполз под стол и уснул.

Все молчали. Люди подходили к стойке и молча расплачивались за выпитое. Они казались сбитыми с толку: на этот раз их система получения сведений не сработала до конца. Спустя несколько минут в притихший бар вошел Алекс. Он быстро направился ко мне

– Вы уже знаете? – тихо спросил он.

– Да.

– Этого я и опасался! – воскликнул он. – Я говорил вам позавчера. Этого я и боялся.

– Вы знали, что она была беременна?

Алекс оцепенел. Он оглянулся вокруг, потом снова уставился на меня.

– Джонни Медведь, да? – спросил он.

Я кивнул.

Алекс провел ладонью по глазам.

– Не могу этому поверить.

Я хотел что-то сказать, но услышал тихое фырканье и посмотрел в дальний угол комнаты. Джонни Медведь выполз, словно барсук из коры, встал и начал пробираться к стойке.

– Виски?

Он просительно улыбался Жирному Карлу.

Тогда Алекс вышел на середину и обратился ко всем:

– Послушайте, ребята! Это зашло слишком далеко. Я не хочу, чтобы это повторялось.

Если Алекс ожидал, что ему будут возражать, то он ошибался. Люди одобрительно кивали друг другу.

– Виски для Джонни?

Алекс повернулся к идиоту.

– Как тебе не стыдно! Мисс Эми кормила тебя, одевала. Она дала тебе вот этот костюм!

Джонни улыбался ему.

– Виски?

Он снова принялся выделывать свои штучки. Я услышал монотонную гнусавую речь, похожую на китайскую. Алекс облегченно вздохнул.

Потом я услышал второй голос, медленный, неуверенный, повторявший сказанные перед этим слова, но уже не гнусавя.

Алекс рванулся вперед так быстро, что я не уловил его движений. Кулак его влип в улыбающийся рот Джонни Медведя.

– Я сказал тебе, хватит! – крикнул он.

Джонни Медведь пошатнулся, но быстро оправился. Губы его были разбиты и кровоточили, но он все так же улыбался. Он двигался медленно, но ловко. Его руки обхватили Алекса, как щупальца спрута, обхватывающие краба. Спина Алекса прогнулась. Я подскочил, схватил одну руку и стал ее дергать, но не мог оторвать. Жирный Карл, перекатившись через стойку, подбежал с пивным насосом в руке. Он стал бить по лохматой голове и бил до тех пор, пока руки Джонни Медведя не разжались и сам он не свалился на пол. Я подхватил Алекса и усадил на стул.

– Он ничего вам не повредил?

Дыхание Алекса понемногу становилось ровным.

– Наверно, спину помял, – сказал он. – Это пройдет.

– Вы на машине? Я отвезу вас домой.

Ни один из нас не взглянул на дом Хокинсов, когда мы проезжали мимо. Я не отрывал глаз от дороги. Доставив Алекса домой, я уложил его и напоил горячим бренди. За всю дорогу домой он не проронил ни слова. Но теперь, лежа в постели, он спросил:

– Как вы думаете, никто не заметил? Я его вовремя остановил, а?

– О чем вы говорите? Я так и не знаю, почему вы ударили его?