Роберто Пайро - Женитьба Лаучи Страница 4

– Развлекайтесь, развлекайтесь, – говорила мисия Каролина. – Молодым все в охотку, лишь бы работа шла хорошо.

По правде сказать, говорила она не совсем так. Как известно вам, она была итальянка и потому произносила: в окотку, корошо… Но какое это имело значение? Важно то, что я развлекался и веселился, не зная забот. Так не все ли равно, как она говорит? Я умею хитрить, когда захочу, – о, думаете нет? – но предпочитаю действовать прямо…

Ну так вот: увидев, что дела идут хорошо, начал я обхаживать свою итальянку. Довольно долго я этим занимался, но никак не мог выбрать момент для объяснения, да к тому же побаивался, как бы она не сбросила меня с седла… Но однажды вечером я подумал: «Друг мой Лауча (я и сам привык называть себя Лауча), друг мой Лауча, рано или поздно, а надо начинать», – так я и сделал.

Когда мы кончили ужинать, я, улучив момент, сказал ей:

– Значит, с тех самых пор, как вы овдовели, мисия Каролина, вы живете одна-одинешенька?

Я произнес это дрожащим от волнения голосом, поглядывая на нее как бы украдкой.

– Да, вот уже больше года! – со вздохом ответила она.

Я не упустил случая:

– Вот жалость, такая молодая, – и добавил почти шепотом: – и такая красивая.

Донья Каролина и вправду была недурна собой: высокая, дородная, как раз в моем вкусе, – возможно, потому, что сам я такой низкорослый и щуплый.

– Что поделаешь! Такова жизнь! – снова вздохнула она, сделав вид, что не расслышала последних слов. – Одна-одинешенька я и умру, кому я нужна такая старая и безобразная?…

Итальянка как бы возразила на мой комплимент, но вместе с тем весьма ловко открыла путь к достижению моей цели… да и своей тоже.

– Сеньора! – воскликнул я с жаром. – Вам живется лучше, чем мне, а не то – простите меня за дерзость – я бы сил не пожалел, чтобы сделать вас счастливой и заставить позабыть о покойном муженьке… Знайте, что вы мне понравились с первого взгляда, а теперь я люблю вас всей душой.

Донья Каролина склонилась над тарелкой, но есть не стала и неуверенно, словно опасаясь, что я приму ее слова всерьез, произнесла:

– Не будем больше говорить об этом.

Я замолчал. Незачем было лезть из кожи вон, да к тому же мне выгоднее было притвориться несмышленым. В конце концов она заговорила первая:

– Расскажите мне что-нибудь о себе, о своей жизни. Вы знаете, мне очень нравится вас слушать.

– Жизнь моя до сих пор была так горька, мисия Каролина!… Одни беды и злоключения… Я много страдал и не хотел бы докучать вам своими воспоминаниями…

– Ну не надо, – чуть опечалясь, согласилась донья Каролина. – Я не хочу, чтобы вы снова загрустили. Но теперь-то кончатся ваши несчастья, – добавила она, сразу оживившись, – ведь не всю жизнь вы останетесь у меня в услужении… Вы человек работящий, хотя и любите поразвлечься… Я сделаю вас своим компаньоном; а в этой лавчонке можно неплохо заработать. Сами видели: каждый вечер в кассе набирается тридцать, а то и тридцать пять песо, да сколько еще я отпускаю в кредит. А если к тому же вы сами будете составлять напитки – главная прибыль ведь идет от них, – мы будем зарабатывать гораздо больше.

– Разумеется, сеньора! – поддакнул я с невинным видом.

– Скажите мне, что для этого требуется, я дам вам денег, и вы сами поедете в Чивилкой или даже в Буэнос-Айрес, если надо, и все привезете…

– Ах, сеньора Каролина, меня даже слеза прошибла от вашей доброты. Поверьте, я не какой-нибудь неблагодарный.

И я притворился, будто отираю слезы небесно-голубым шелковым платком, который получил от нее в подарок еще в первые дни и хранил всегда чистым и выглаженным. Затем я продолжал:

– Ладно, сеньора! Завтра же утром отправлюсь в путь, если вам угодно, а двухсот песо за глаза хватит и на поездку, и на все необходимые смеси и составы. Через год вам не придется покупать у этого мошенника ничего, кроме соды и пива.

– Очень хорошо! Завтра и отправляйтесь.

Увидев, как у нее заблестели глаза, я хотел было пододвинуться поближе, но тут же засомневался: кто ее знает, вдруг встанет на дыбы…

Я, конечно, не очень смышлен… Но все-таки не настолько!

VII

В тот же вечер я привел в порядок и наладил все необходимое для будущего производства и был очень любезен со своей итальянкой, что, как я заметил, отнюдь не доставило ей неудовольствия. Ах, да! Совсем забыл! Она мне еще сказала:

– У вас нет никакого капитала, а в это заведение вложен капиталец в несколько тысяч песо. Будем считать, что половина принадлежит вам, чтобы не было у нас в дальнейшем никаких недоразумений.

Я ушел предовольный к себе в гальпон и улегся в постель; но хоть и была она очень мягкой, почти всю ночь я провел без сна, не смыкая глаз и ворочаясь с боку на бок.

Едва лишь рассвело, я вскочил как встрепанный и живо приготовился к отъезду; затем выпил чашечку-другую черного мате вместе со старым Сиприано; он ночевал тут же, в сарае, на сваленном в углу тряпье. С ним мы уже стали совсем друзьями. Когда я, не помня себя от радости, рассказал ему о предложении хозяйки стать ее компаньоном и о своей поездке, он ответил очень серьезно:

– Смотри, земляк, веди себя в городе осторожно. Не то твое жаркое сгорит, не успев изжариться. Ты хитер, но женщины еще хитрее. Будь осмотрителен и никогда не говори гоп, пока не перепрыгнешь.

Я притворился, будто не понимаю, рассмеялся и подлил ему мате, который мы заваривали по очереди. Выпив последнюю чашку, я собрался ехать.

– До скорой встречи, дружище дон Сиприано.

– Счастливого пути, парень. Смотри не задерживайся. А то неповоротливому волу… сам знаешь…

Я распрощался с итальянкой, которая со слезами на глазах три или четыре раза пожала мне руку, сел на уже оседланную соловую клячу и доехал черепашьим шагом до харчевни, рядом со станцией Паго-Чико. Там я устроил своего почтенного одра, а сам присел выпить стаканчик-другой, благо еще оставалось время до поезда…

В Буэнос-Айресе я купил этикетки с названиями и марками самых разнообразных напитков, пробки, сургуч, металлические крышечки, разные эссенции и несколько бутылей самого крепкого агуардьенте – все, что требуется при производстве ликеров. Не забыл я также анилиновой краски для придания нужного цвета и всяких трав и снадобий. Кроме того, на всякий случай я приобрел «Справочник по производству ликеров» и, памятуя о добрых советах дядюшки Сиприано, без промедления вернулся в Паго-Чико и тут же направился в «Польвадеру», как называлось известное вам торговое заведение.

Не стану рассказывать, как приняла меня донья Каролина, но смею вас заверить, что неплохо… Нет! Что касается этого, нет! До этого еще дело не дошло…

Итак, на следующий же день принялся я составлять свои зелья, и вскоре у меня были готовы анисовая, можжевеловая и вишневая настойки, коньяк и даже вермут. Затем я разбавил все имеющееся в запасе вино (оставив лишь несколько бутылей для собственного употребления), подлил туда побольше агуардьенте, добавил немного анилиновой краски и из каждой четверти сделал две, как и обещал своей итальяночке. И еще помню, что, воодушевленный успехом, я изобрел даже новые ликеры или, вернее сказать, новые цвета; так получился у меня голубой персик, можжевельник желтый; как золото, апельсиновый битер зеленого и красного цвета и еще необычайно сладкий ванильный ликер нежно-фиолетового оттенка, которым погонщики любили угощать своих невест, ценя его за крепость, а особенно за красивый цвет.

Результаты были великолепные, посетителям изготовленные мною напитки нравились больше, чем настоящие, возможно, оттого, что они были крепче. И, спрашивая их, они всегда говорили:

– Эй, парень! Стаканчик того, что пьет хозяин!

Каролина была на седьмом небе. Однажды она мне сказала:

– Вы, не хвастая (она произносила: квастая), говорили, что у вас золотые руки, ведь мы заработали кучу денег. И… скажу откровенно… Мне нужен был именно такой корошиймолодой человек, как вы… Теперь, когда я вас узнала получше… я могу обещать… что мы будем счастливы во всех отношениях…

Все последнее время я с ней о серьезных делах не говорил, только смотрел на нее глазами недорезанного барана и всячески льстил ей, а сам думал про себя: «Теперь-то уж ты сдашься! Теперь ты сдашься, клянусь жизнью!» – уверенный, что ей от меня не уйти. Все же, прикидываясь простачком, я спросил, чтобы подразнить ее:

– А что вы хотите этим сказать, сеньора: «счастливы во всех отношениях»?

Итальянка смутилась и, зардевшись, ответила:

– Сегодня вечером, когда запрем лавку, мы обо всем поговорим… Тогда я вам объясню…

Я готов был скакать на одной ножке от радости.

И в самом деле… Когда мы поужинали, я запер дверь магазина – она запиралась снаружи – и вошел в дом со двора. Каролина ждала меня.

– Так что же вы хотели сказать… – начал я осторожно, чтобы не спугнуть ее.