«Упрямец» и другие рассказы - Орлин Василев Страница 40

Уже на следующую ночь после явной кражи в Каменистом долу первого ягненка были скрыты десять ягнят, похищенных в турецких кошарах. Скрыт был и раненный в бедро во время налета парень.

Быркачевцы пустили свой скот попастись в молодых всходах кукурузы, принадлежавшей новоселам. Вранячане поступили более умно: они подождали, пока кукуруза их завистников созреет, и затем ночью всем селом быстро ее выломали, перенесли к себе и спрятали в ямы…

Борьба обострилась.

Однажды ехавшие на волах через пастбище вооруженные турки направили пистолеты на двух пастухов, отобрали себе несколько барашков, которые им особенно приглянулись, взвалили их на телеги и двинулись дальше. Оружие они на всякий случай держали наготове и немного удивились, когда прошел и час и два, а за ними все еще никто не гнался — хотя бы для того, чтобы попричитать вслед телегам.

Но дорога есть дорога. В пути мысли человека рассеиваются. В конце концов и у этих турок выветрился из памяти их разбойничий подвиг. Вот уже и Бяла Слатина. Здесь они распрягли волов и пустили их пастись в чужие луга. Разожгли большой костер, зарезали одного барашка и стали жарить на вертелах над раскаленными углями. Как вдруг из темноты налетели какие-то закутанные чудовища и принялись их молотить дубинами по головам, по ногам, по рукам… Не успели наши герои вспомнить о пистолетах и ятаганах, как уже их кровь смешалась с кровью зарезанного ими барашка.

Крики о помощи и стоны, раздавшиеся в лугах, донеслись до ближней мельницы, но заставили мельника только покрепче запереть дверь.

Через три дня несколько конных полицейских начали по селам спрашивать и выпытывать, не видел ли кто троих турок с двумя парами волов. Выехали будто они из Горника в Оряхово покупать соль и шины, а возле Бяла Слатины оставили у обочины дороги распряженные подводы и исчезли неизвестно куда.

Нечего делать этим полицейским, вот они и расспрашивают. Безлюдная глушь — турецкое царство, куда заблагорассудится турку, туда он и пойдет… А белые волы? Да хотя бы и белые, разве нельзя их превратить в вяленую говядину?

Богатые дичью леса сделались опасными для охоты, несмотря ни на какое оружие. За четыре года пропало три знаменитых охотника. Обнаружился только один: его труп вырыли собаки. Но где! — возле Чомаковцев, по ту сторону Искра. А от Враняка до Чомаковцев три часа с гаком езды верхом. И разве кто поверит, что Йото Борода привязал труп на спину лошади, закутал его в тряпье, словно это тюк табаку, и пробежал весь путь впереди лошади, держа ее за повод, да еще выиграл при этом полтора часа времени.

А только так и можно было устоять.

Откуда бы ни послышался крик: «Э-гей!.. Сюда! Бегите!..» — мужчины и женщины стремглав бросались на помощь, и горе нападающему, все равно — зверь это или человек.

Такое единодушие при защите и полная тайна при нападении в конце концов победили: новый поселок утвердил свое право владеть собственными пахотными землями, пастбищами и лесами, а также иметь свое особое управление.

Но размежевание с соседними селами закончилось только с помощью суда освобожденной Болгарии, да и то после нескольких настоящих междоусобных сражений.

Слух о храбрости и единодушии переселенцев быстро распространился. Многие люди непокорного характера и бедняки из других мест стали искать у них помощи и защиты.

Некоторые являлись сперва только осмотреться и получить представление о местности и людях, но большинство прямо приезжали на телегах с пожитками и просили у старых засельщиков позволения отмерять себе участки рядом с ними.

Вранячане каждого расспрашивали, кто он, откуда, и чаще всего позволяли остаться: ведь чем больше очагов дымит у безводного дола, тем крепче становится мощь нового поселка.

Во Врацу были отправлены посланцы, которые вписали поселок в число царских владений и возвратились домой вместе со своим первым субашией[14]. Его звали Махмуд-ага.

Старая народная легенда утверждает, что этот Махмуд был болгарин. Но надо думать — болгарское происхождение было приписано ему благодарными селянами, которые иначе не могли объяснить себе его доброту и благородство.

Турок или болгарин, во всяком случае Махмуд-ага был человек достойный, раз его до сих пор помнят и вспоминают. Он привязался к простосердечным и отважным новоселам, помогал им в борьбе против врагов и прикрывал следы их жестокой иногда самообороны.

— Махмуд-ага! — обратился к нему однажды сторож-бахчевник. — Что мне делать с этими черкесами? Вчера вечером опять обобрали бахчу.

— На-ка вот держи, я тебе отсыплю своего пороха, он посуше, — усмехнулся Махмуд. — Но имей в виду: если не подстрелишь хотя бы двоих, руки тебе переломаю!

Бахчевник залег поудобнее и стал подкарауливать воров из соседнего черкесского поселка. Махмуд еще затемно услышал доносящиеся с бахчи выстрелы и утром сам пошел проверить, как был выполнен его совет.

Убитых он не обнаружил, но следы воров были запачканы кровью, а пустые мешки валялись между грядами.

— Молодец! — похвалил Махмуд и дал стрелку два гроша. — Пусть теперь сунутся!

На вороватых черкесов жаловалась вся околия, только вранячане, хотя и ближайшие к ним, продолжали жить с ними в добром соседстве вплоть до прихода русских освободителей.

Едва лишь пронесся слух, что идут казаки, черкесское село за одну ночь опустело. Тогда вранячане устремились туда на телегах, с мешками, на конях и ослах, собрали и переправили к себе все, что те наворовали со всей околии: одежду, хлеб, инструменты, черепицу, двери, окна. Даже цыганские кованые гвозди вытащили отовсюду, где их находили. Никакой пожар не мог бы причинить селу большего урона.

Только твой сосед сумеет тебя ограбить вот так подчистую, до последней соринки.

Расплатились черкесы за два мешка украденных арбузов.

Дела поселка шли в гору.

В лесах уже зияли обширные распаханные просеки, стада быстро множились, а скот тучнел. Самым излюбленным животным все еще оставались свиньи, потому что они были омерзительны турецким хозяевам. Никто не покушался их воровать, и они даже не облагались налогом. Свиньи в лесах дичали, случалось, что они скрещивались с кабанами, но от изобилия желудей