Кальман Миксат - Черный город Страница 42

Тетушка Марьяк чуть свет собрала все эти подробности и, не успев даже разобраться в них сама, принялась сообщать их хозяину за завтраком, как вдруг слуга, принесший барину свежей воды, доложил, что в передней дожидается господина вице-губернатора госпожа Бибок.

— С кем она? — удивленно спросил вице-губернатор.

— Одна.

— Пусть войдет.

Вошла госпожа Бибок. Но теперь ее было не узнать — совсем другая женщина: нарядно одетая, шуршавшая множеством накрахмаленных юбок, в темно-синем ментике с филигранной серебряной застежкой на груди и воротником из медвежьего меха. Голову госпожи Бибок украшал рогатый чепец с вышитыми подвесками около ушей. Одним словом, от вчерашнего надломленного горем несчастного создания не осталось и следа; она держалась прямо, ступала упругой походкой, молодо поскрипывая сафьяновыми сапожками и плавно покачивая бедрами; скромное личико, еще вчера скрывавшееся под огромной шалью, горело румянцем ("Черт побери, — подумал Гёргей, — уже не накрасилась ли она?"), а в глазах, вместо выражения печали и скорби, светилась какая-то задумчивая мечтательность.

— Что хорошего скажете, сударыня? — приветливо спросил вице-губернатор, украдкой разглядывая гостью и находя, что она ничуть не похожа на ту страдалицу, какой он видел ее вчера.

— Ой, ничего хорошего, ваше превосходительство, ничего хорошего. Пропала я, вконец погибаю!

— Ну, что вы! Наоборот, вы воспрянули духом. Со вчерашнего дня, но крайней мере, на десять лет помолодели.

— Это только так кажется. Наверное, потому, что лицо у меня от гнева пылает, — нервно отвечала женщина, кусая прижатый к губам кружевной платочек, словно горячий конь — удила.

— На кого же вы так разгневаны?

— На всех! На бога, на людей, на самое себя и даже на вас, ваше превосходительство.

На вице-губернатора чуть ли не кокетливо смотрели голубые, беспокойные глаза умной женщины, близкой к истерике, озаряя ее слегка скуластое и тем не менее миловидное, привлекательное лицо.

— Не понимаю… о чем вы? — пробормотал в замешательстве вице-губернатор, удивленный ее странным взглядом и смелыми словами, неожиданными в устах этой вчера еще безутешно плакавшей мадонны.

— Обокрали меня, обманули, лишили меня счастья, мужа лишили… Вот я и пришла вам сказать: не бывать этому! — В голосе женщины звучала жгучая обида, протест и с трудом сдерживаемая страсть.

Гёргей покачал головой.

— Ай-яй-яй, сударыня! Чего вы только не наговорили! Ведь вы же сами умоляли меня вчера спасти вас от мужа? Я имею в виду Жигмонда Бибока.

— Откуда же мне было знать, что этот бессердечный пес в первый же вечер выкажет свое нутро? Что на мой позор он спутается с Эстер Валлаи? Вы же сами знаете ее, ваше превосходительство. Хороша вдовица! Нет в ней ни капельки стыда. Если бы вы только видели, ваше превосходительство, как она увивалась вокруг Жиги, как льнула к нему! Вытаращила на него свои совиные глаза, а я на все это смотри и не смей оттаскать ее за волосы. Но ведь если хорошенько приглядеться, у нее тоже не одну седую прядь найдешь…

Госпожа Бибок заскрежетала зубами и принялась яростно дергать обеими руками, словно вырывала волосы из косы своей соперницы.

— Нет, я больше не могу так. Лопнуть готова от злости!

— Странные существа вы, женщины! Вчера, когда вы считали Жигмонда Бибока верным супругом, он был вам не нужен? А стоило ему приударить за другой, и он вам тотчас же понадобился! Вот и разберись тут с вами!

Но госпожа Бибок в знак возражения так решительно замотала головой, что зазвенели, забренчали все медные побрякушки на ее чепце.

— Уже и вчера, поверьте мне, ваше превосходительство, до краев была полна моя чаша горечью. Только этой последней капельки и не хватало, чтобы она пролилась. Не могу я жить, будто батрачка, в маленьком домишке, без собственной земли. Да я вчера больше слез пролила, чем святая Магдалина у гроба господня! Кончилась моя радость, как только мне сказали, какие в договоре условия. Улетела радость, словно птица вспугнутая!

Гёргей пожал плечами.

— Тут уж я ничего не могу поделать.

— Ваше превосходительство, вы все можете, ведь ваша власть превыше всего.

— Не вижу никакой возможности, милая моя.

— Зато я вижу. Вызовите к себе Бибоков и скажите им свой приговор, что жена — я то есть — переходит к тому, чья земля. А раз земля сейчас по договору отдана Жиге…

Вице-губернатор улыбнулся и перебил госпожу Бибок:

— Милая моя, ведь женщина — не здание какое-нибудь, чтобы ее вместе с землей передавать. Как же я могу вынести такое решение?

— Но я выходила замуж не за батрака и не за нищего, — возразила Жужа пренебрежительным тоном и гордо подбоченилась. — Я за дворянина, за помещика выходила! И за ним хочу оставаться!

— Вы вышли замуж просто за Жигмонда Бибока. А у него, строго говоря, не было в то время имения: оно принадлежало его отцу.

— Но тогда он был у Винце Бибока единственным сыном, — огрызнулась Жужа. — А теперь их целых три на какой-то жалкий клочок земли!

— Верно, — решил подразнить ее вице-губернатор, которого начинала уже забавлять эта запутанная история. — Однако не забывайте, что двух других вы сами произвели на свет! Двух других, которые, по сути, должны быть вам деверями!

— Что ж теперь говорить, как все это получилось, — с некоторым смущением ответила Жужа Бибок, потупив голову. — Все по воле божьей делается. Не я тому причиной. Но я не такая дура, чтобы отказаться от того мужа, к которому отходит имение.

— А остаться с ним вам как раз и невозможно, — рассмеялся вице-губернатор. — Даже если бы у меня было право вынести такой приговор, что вы переходите к мужу вместе с имением, я не знаю, в чьи бы руки вы еще угодили. Сейчас имение у Жигмонда Бибока, но если вы пожелаете «отойти» к нему, — что, разумеется, в вашей воле, — тогда имение тотчас же заберет себе старый Винце. Пожелаете вы остаться у Винце, Жиг-монд потребует вас, как свою законную жену, себе.

— Что написано пером, того не вырубишь топором, — защищала свою точку зрения Жужа Бибок. — А в бумаге написано, что отец передал имение Жигмонду.

— Верно, но с условием, что вы, сударыня, останетесь у Винце.

— Об этом в договоре ничего не сказано, — нагло бросила женщина.

Ее замечание покоробило Гёргея.

— Но я-то знаю об этом. Знаю и весьма удивляюсь, что вы, сударыня, готовы не только бросить беспомощного старца, но и отнять у него все состояние! Как я, однако, обманулся в вас! Вчера вы показались мне совсем иной. А вы, видно, женщина корыстная. Так вот, отправляйтесь к себе домой и сами разбирайтесь со своими двумя мужьями! Как любая другая женщина, очутись она на вашем месте. Поступайте, как хотите. Я больше в ваши дела не желаю вмешиваться.

Жужа Бибок побледнела, хотела что-то сказать, но Гёргей жестом остановил ее и резким, не терпящим возражений тоном, приказал:

— Ступайте! С богом!

Тетушка Марьяк все это время подслушивала у замочной скважины, но из всего разговора ей только удалось уловить и передать затем для всеобщего сведения, что вице-губернатор был раздражен, а Жужа Бибок вышла из кабинета с заплаканными глазами. Но даже эти скудные сведения явились настоящим лакомством для обитателей Гёргё: их будничную жизнь взбудоражило столь удивительное и нежданное событие, как дело Бибоков. На памяти их еще никогда не было такой веселой зимы в Гёргё. А что еще им предстояло!

Полковник Бибок быстро отыскал для своей "дворянской гвардии" нескольких бездельников, которые, облачившись в военную форму, пробудили в сердцах гёргейских молодушек и девиц великие страсти. Взял в «армию» Бибок и обоих своих сводных братьев и тотчас произвел их в подпоручики. Словом, жизнь села Гёргё шла теперь бурно; по вечерам молодые витязи заглядывали на посиделки, подсаживались к девицам, усердно прявшим пряжу, и с готовностью поднимали веретенце, когда его роняла то та, то другая красотка. А ведь нередко бывает так: начинается с упавшего веретена, кончается же падением самой пряхи.

По воскресеньям на военные учения собирали и гёргейских крепостных мужиков. Вот уж когда было потехи! Учения проходила на замковом дворе, где только и слышалось: "Seno — slama, seno — slama" [Сено — солома, сено — солома (словацк.)], - потому что в отряде Бибока команду подавали на словацком языке. Любопытные, в особенности женщины, стекались поглядеть на это зрелище не только из Гёргё, но и с окрестных хуторов: Брашника, Одорицы, Пишароца.

Но этим не кончились гёргейские забавы, о которых немало судачили в Лёче самодовольные саксонские бюргеры, прослышав о военных приготовлениях вице-губернатора. Ага, значит, боится господин Гёргей! Окружил себя наемниками!

А Гёргей теперь уж и на охоту ездил не иначе, как под охраной вооруженных солдат. Узнав об этом, саксонцы усмехались и говорили: "Ничего, все равно попадется к нам в руки. Комитатская-то управа находится в Лёче. Управа за ним не поедет. Рано или поздно, а придется ему сюда пожаловать".