Пэлем Вудхауз - Том 12. Лорд Дройтвич и другие Страница 43

Мрачность на сцене «Готэма» царила и в буквальном смысле — сцена была широкой и глубокой, а освещалась одной-единственной лампочкой, и в фигуральном — номер шел хуже обычного. Миллер, человек по природе крайне эмоциональный и вспыльчивый, впал просто в бешенство из-за неумех из мужского хора. Приблизительно в ту минуту, когда Отис сбросил свой цветастый халат и потянулся за брюками (пестренькими, шерстяными, с красной саржевой ниткой), Миллер расхаживал по мостику между оркестровой ямой и первым рядом партера, размахивая одной рукой, терзая седые кудри — другой, и голос у него звенел взбешенным криком.

— Джентльмены, вы все идиоты! — громко жаловался мистер Миллер. — У вас было целых три недели, чтобы задолбить эти па своими тупыми мозгами, а вы ни одного не делаете правильно! Разбежались по всей сцене! Стоит вам повернуться, как вы налетаете друг на друга! Ну точно увальни из Пенсильвании! Что с вами творится? Вы не выполняете движений, которые я вам показывал! Вытанцовываете черт-те что собственного изобретения! И препаршиво! Не сомневаюсь, вы уверены, будто умеете придумать па поизящнее моих, но мистер Гобл нанял в хореографы меня, так что, уж будьте добры, делайте так, как я вам показывал. Не пытайтесь изобретать свое, у вас ума не хватит. Хотя я вас не виню, просто няньки уронили вас в младенчестве. Но это все-таки мешает придумывать красивые па.

Из семи джентльменов, членов мужского ансамбля, шестеро смотрели оскорбленно, с видом добродетельных людей, терпящих напраслину, и, судя по всему, молча взывая к небесам, чтобы те рассудили их по справедливости с мистером Миллером. Седьмой же, длинноногий молодой человек в безупречно сшитом костюме английского покроя, смущенно мялся. Наконец он шагнул к рампе и покаянно заговорил, испытывая угрызения совести:

— Послушайте!..

Мистер Миллер, эта жертва глухоты, жалобного блеяния не расслышал. Резко развернувшись, он возбужденно зашагал по центральному проходу в глубь театра. Его каучуковое тело двигалось конвульсивными рывками. Только развернувшись и отправясь в обратный путь, он разглядел оратора и приготовилея внести свою лепту в беседу,

— Что? — заорал он. — Не слышу!

— Я говорю, это, знаете ли, я виноват,

— Что?

— Только я, так сказать, знаете ли…

— Что? Да говорите вы громче! Что такое?

Мистер Зальцбург, сидевший за пианино и рассеянно наигрывавший мелодию из непоставленной музыкальной комедии, очнулся, поняв, что требуются услуги переводчика. Услужливо встав с табурета, он тихонько, по-крабьи, двинулся к краю ложи у сцены, обнял мистера Миллера за плечи, приложил губы к его левому уху и, набрав побольше воздуха, крикнул:

— Он говорит, это его вин а-а-а!

Мистер Миллер одобрил кивком эти достойные чувства,

— Да я и сам вижу, — заметил он. — Все они даром хлеб едят! Мистер Зальцбург терпеливо вдохнул новую порцию воздуха,

— Этот молодой человек сказал, только он виновен, что танец сбился!

— Скажите ему, в ансамбль я вступил сегодня утром, — подсказал мистеру Зальцбургу молодой человек.

— В ансамбль он вступил сегодня утро-о-ом! Но-во-бра-нец!

Это привело мистера Миллера в полнейшее недоумение.

— Кто, он — голодранец? Ну, знаете!

Побагровев от натуги, мистер Зальцбург сделал последнюю попытку.

— Новичок он! Но-ви-чок! — проорал он, тщательно выговаривая это слово, — Па еще не знает. Сегодня — его первый день. Вот он и не знает па. Потанцует подольше и выучит. — А сейчас пока что не знает!

— Он вам говорит, — любезно подоспел на подмогу молодой человек, — что я не знаю па.

— Да! Не знает па! — взревел мистер Зальцбург.

— Я и сам вижу, ни черта он не знает. Почему? У него было достаточно времени все выучить!

— Он — не-о-фит!

— Такая фамилия?

— Да нет! Он — новичок!

— Ах, новичок?

— Ну да! Я и говорю, новичок.

— Да откуда, дьявол все раздери, вдруг свалился новичок?! — возопил мистер Миллер, до которого внезапно дошел смысл объяснений, вызвав новый приступ бешенства. — Почему же он с остальными не начал? Как я могу ставить танцы, если на меня каждый день невесть откуда сваливаются новички? Кто его взял?

— Кто вас нанял? — повернулся мистер Зальцбург к преступнику.

— Мистер Пилкингтон.

— Мистер Пилкингтон! — прокричал мистер Зальцбург.

— Когда?

— Когда? — повернулся к новичку мистер Зальцбург.

— Вчера вечером.

— Вчера, говорит, вечером.

В немом отчаянии мистер Миллер вскинул руки и, развернувшись, стрелой понесся по проходу, а потом, снова развернувшись, примчался обратно.

— Ну как тут можно работать! — надрывался он. — У меня связаны руки! Мне чинят помехи! Чинят преграды! Через две недели — премьерный показ, а мне каждый день подсовывают новичков, которые губят все! Сейчас же иду к мистеру Гоблу, пусть разрывает со мной контракт. Я… Ну, давайте же! Давайте! Давайте! — внезапно перебил он сам себя. — Чего мы тратим время попусту?

Молодой человек потрусил обратно к остальным джентльменам, нервозно оттягивая пальцем воротничок. К такому он не привык. Ни разу за все свои многочисленные участия в любительских спектаклях он не сталкивался ни с чем подобным! В паузе, выпавшей между первым куплетом и припевом, который пела героиня «Розы», он улучил минутку и поинтересовался у танцора сбоку:

— Слушайте, он всегда такой?

— Кто? Джонни?

— Тот чудила с волосами, поседевшими за одну ночь. Крикун на линии горизонта. Часто он так заводится?

Танцор терпеливо улыбнулся.

— Это еще ерунда! Погодите, увидите, как он по-настоящему злится! А это был так, ласковый шепот!

— Боже мой! — охнул новичок, вперясь взором в безотрадное будущее.

Героиня дошла до конца припева, и джентльмены ансамбля, стоявшие, замерев, в глубине сцены, начали легкими проворными прыжками подступать двойным рядом к ней. Новичок, не спуская глаз с соседа, старался прыгать так же легко. Хлопок в ладоши из темного зала — в самый неподходящий момент — указал, что ему это не удалось. Мистер Миллер виднелся не очень четко, но было ясно, что всей пятерней он вцепился в шевелюру.

— Освободите сцену! — рявкнул он. — Вы — нет! — закричал он, когда несчастный новичок пустился было вслед за остальными. — Вы — останьтесь!

— Я?

— Да-да, вы! Придется вас одного поучить, или мы никогда с места не сдвинемся! Уйдите в глубь сцены. Музыка, сначала! Мистер Зальцбург! Ну, а теперь на начале припева, пошел! Грациознее! Грациознее!

Раскрасневшийся молодой человек, полный рвения, двинулся, насколько мог грациозно, к рампе. В это самое время за кулисы вошли Джилл с Нелли — с приближением 11-ти помещение заполнялось — и его увидели.

— Кто это? — спросила Нелли.

— Новичок, — ответил один из джентльменов. — Сегодня утром появился.

— Как он похож на мистера Рука! — обернулась к Джилл Нелли.

— Да это и есть мистер Рук! — отозвалась та.

— Не может быть!

— Безусловно, это он!

— Как же он тут очутился?

— Вот об этом-то, — прикусила губку Джилл, — я и намерена его спросить!

Шанс для приватного разговора с Фредди представился не сразу. Десять минут он в одиночку скакал по сцене, следуя бранным наставлениям мистера Миллера, потом еще десять репетировали номер героини с остальными членами ансамбля. Когда наконец рык в глубине зала возвестил о приходе мистера Гобла, одновременно указывая, что он желает, чтобы сцену очистили и началась основная репетиция,

Фредди сумел одарить Джилл бледной улыбкой узнавания и слабым «Эге-гей!» Девушкам тотчас же пришлось идти на сцену и занять места для вступительного хора. И только когда хор прогнали четыре раза и сцену освободили для двух главных героев, Джилл улучила минутку утянуть последнего из Руков в темный уголок и подвергнуть допросу:

— Фредди, как ты тут оказался?

Фредди отер взмокший лоб. Работа Джонсона Миллера с вступительным хором всегда была напряженной. В данном случае ансамбль изображал гостей на домашней вечеринке, и мистеру Миллеру казалось, что все они поголовно страдают пляской святого Витта. Фредди будто бы избили, он едва волочил ноги, но, как он понял, худшее еще ждало его.

— Э? — слабым голосом откликнулся он.

— Как ты тут оказался?

— А-а! Ага, да! Удивилась, наверное, что я в Нью-Йорке?

— Что ты в Нью-Йорке, я не удивилась. Я знала, что ты приехал. Но очень удивилась, увидев тебя на сцене. Да еще под крики мистера Миллера.

— Слушай-ка, — голосом, полным священного ужаса, спросил Фредди, — он у вас малость чокнутый, а? Напоминает мне мидян[45] из гимна. Ну, этих, которые рыщут. Пари держу, он уже канавку в ковре протоптал. Прямо тигрица в зоопарке, когда ждет кормежки. Не удивлюсь, если он, того гляди, мне ноги оттяпает!